Пограничная зона

Мари-Сисси Лабреш

Пограничная зона

Андре Карпантье и Мари-Анн Но, моей бабушке

Пролог

Сколько я себя помню, бабушка вечно рассказывала мне всякие глупости. Глупости на любой вкус. Хотите пример? Да на здоровье! Если я ее слишком уж доставала, она говорила: Не будешь слушаться, прилетит воробышек и трахнет тебя… или: Я тебя продам торговцу живым товаром… а вот еще: Хочешь, чтобы маньяк разрезал тебя скальпелем на мелкие кусочки? Да? В четыре года меня пугали не Букой, не Бякой, а серийным убийцей.

Да-а-а… Ну вот: вся эта бабкина фигня так промыла мне мозги, что я чувствую себя полным ничтожеством. Из-за нее я боюсь абсолютно всего: людей; общественных мест; закрытых пространств; коров — потому что они такие большие (о китах я вообще молчу!); выходить одна из дома после девяти; пауков с их длинными тонкими лапками; сороконожек — со всеми их ножками; высоких каблуков на покатых поверхностях; плохих психоаналитиков; слишком хороших психоаналитиков; общественного транспорта и машин; бездомных, выставляющих на всеобщее обозрение расчесанные в кровь руки-ноги; бритоголовых с железными прутьями, которые могут запросто избить вас, даже если вы НЕ очкарик; иностранцев, вызывающих «скорую», когда просишь дать прикурить; громыханья; ночного скрипа половиц; анкет, которые нужно заполнять; счетов, которые необходимо оплачивать; государства, которое ведет себя, как жадный спрут; тяжелых наркотиков, от которых так глючит, что начинает казаться, будто «Планета обезьян» идет по всем телеканалам; непрожаренных, сочащихся кровью рубленых бифштексов; картофельных чипсов «Ширриф»; призраков, где-то позабывших свои саваны; несчастливых телефонных номеров; насильников-уродов; страшных, как смерть, убийц; мерзких террористов, выдающих себя за белых и пушистых кроликов; аневризмы, которая лопается у вас в мозгу без всякого предупреждения; стрептококков, похожих на прожорливых покемонов, и этого гребаного СПИДа, не к ночи будь помянут. Но больше всего на свете я боюсь, что меня никто не будет любить. Потому-то я и раздвигаю ноги, чтобы увидеть небо или кусочек моего собственного персонального рая. Я раздвигаю ноги, чтобы забыть, кто я есть, раздвигаю, чтобы блеснуть, хоть на мгновение. Я очень мало люблю себя — так почему бы не лечь под любого, кто хотя бы изобразит любовь.

Глава 1

ЗОЛУШКА

Улица Шербрук.

Я лежу на кровати в номере гостиницы «Шато де Ларгоа». Лежу на спине, вытянувшись в струнку. Руки сложены под грудью, как у покойницы в гробу. Кстати, я и выглядела бы, как покойница в гробу, если бы не мои ноги. Ноги у меня широко раздвинуты, они почти что закинуты за уши, так сильно я их раздвинула. Меня только что оттрахали.

Ну да, я могла бы вернуть их на место, мои ноги, и прикрыть свою дверцу, но я этого не делаю. Не знаю почему. Я вообще ничего не знаю. Даже номера комнаты, в которой нахожусь. Когда мы входили в отель, я низко опустила голову. Мне было так стыдно, что я не осмеливалась оторвать взгляд от пола. Мне казалось, что мужик за стойкой портье точно знает, чем мы будем заниматься всю ночь, — уж конечно не в «Монополию» играть, а творить всяческие мерзости, и меня от этого знания просто наизнанку выворачивало. А хуже всего было то, что пришла я с Эриком. С Эриком — суперобразиной, с Эриком — сверх-жирдяем, с Эриком — карликом гребаным. Сидя за своей стойкой, портье наверняка воображал, какая кошмарная у нас с Эриком будет ночка: его толстый язык внутри моего маленького рта, его огромные липкие лапищи, тискающие соски моих хрупких сисек, его обвисший живот, навалившийся на мой крошечный передок.

Да нет! Быть не может! Чтобы такая красотка-блондиночка с этим… с этой… с этой тварью?!! Он наверняка ее охранник! Или она работает за большие бабки! — вот как он, скорее всего, рассуждал, мой портье.

А мне хочется заорать ему в лицо:

Да! Я шлюха! Но не того пошиба. Не из тех, что стоят на углу улицы Шамплен, и не девка из телесериалов! Я это делаю не из-за денег, будь ты неладен! Я хочу нервы успокоить, сволочь! Только ты не поймешь, потому что ничем не лучше толстяка, который через две минуты начнет меня утюжить. Не лучше. Выпади тебе шанс — и ты обрабатывал бы меня по-черному, хоть и похож на кусок дерьма! Лез бы во все дырки — даже в уши! — если бы смог, мудацкий ты звездоеб!

Вот что мне хотелось ему проорать, парню-ключнику, и еще много чего другого похуже, но я промолчала — как всегда, я ничего не сказала. Вообще-то, мне лучше пасть не разевать, а то я как рот открою, так оттуда одни только жабы и выпрыгивают, и окружающие от моих гадостей угорают, как бедная моя мама всегда из-за этих поганых глупостей расстраивалась… Я уж и не упомню, сколько раз бабушка мне мозги засирала своими нравоучениями?

Ты одни только глупости и горазда болтать. Зудишь-зудишь, плетешь невесть что и расстраиваешь мамочку. Что да — то да, это я умею!

Я лежу на кровати в унылом гостиничном номере и плачу. Реву, как дебилка, лью слезы с такой силой, что вот-вот глаза лопнут. Соленые капли вылетают из-под ресниц со скоростью пулеметной очереди, словно я хочу утопить человечество в собственной боли. Я все вокруг намочила и перепачкала. Дешевая тушь растеклась по лицу затейливыми дорожками, а в башке у меня бушует ураган. Вот именно — ураган! Буря с ветром и дождем, и даже град с камнями. Стоит мне закрыть глаза, и под веками оживает «Эль Ниньо», чудовище, несущее с собой убытков на многие миллионы, тысячи погибших, разоренные земли. Я ненавижу себя. До смерти ненавижу. Не знаю, почему я согласилась прийти сюда и трахаться с парнем, которого даже не люблю, не знаю… Разве что… Его глаза так ярко блестят, когда он на меня смотрит… И он так давно за мной бегает, что я сказала себе: Да ладно тебе! Ну что ты потеряешь, если дашь ему? В конце концов, ты спала с придурками похуже! Это правда, многие были мерзотнее Эрика… А он смотрит на меня, вращая глазами, и мне кажется, что я ему нужна. Стоит любому мужику впериться в меня взглядом тухлого судака, и я тут же решаю, что нужна ему, и раздвигаю ноги. Это стало у меня рефлексом, как тест Роршаха[1] для моей матери. Она-то была сумасшедшей, моя мамашка. Настоящей придурочной с остановившимся взглядом, девиантным (вот уж словечко так словечко!) поведением и горстями таблеток каждый день. Законченной психопаткой со справкой в кармане и длинным диагнозом, обязанной так часто проходить тест Роршаха, что при виде любого пятна она не могла удержаться, чтобы не выдать: Тюльпан! Слон! Туча! Распотрошенная матка! Китайцы, поедающие рис!

Ну так вот, Эрик посмотрел на меня этим самым «фирменным» взглядом, и я решила, что на один вечер стану его Золушкой. Надела лучшее платье и вошла в образ феи-крестной. Пусть получит самую волшебную ночь в своей жизни. Я превращу лягушку в прекрасного принца. И вот я, в шикарном наряде, сижу посреди комнаты на старом деревянном стуле, снимаю трусы и раздвигаю ноги, как Шарон Стоун в «Основном инстинкте». Мне так давно хотелось это проделать! Прямое попадание! Эрик реагирует, в точности как коротышка из фильма. Правду говорят, что стереотипы у нас в крови! Зрачки у него расширяются, как будто их залили пилокарпином. Вот так же алкаши в пивной на Молсон-драй радуются, заметив наконец музыкальный автомат. Боже ты мой, как же мне необходимы подобные взгляды! Всегда. Все время. Это мой живительный эликсир, горючее, на котором я разогреваюсь.

1

Герман Роршах (1884–1927) — швейцарский психиатр и психолог. Создал психодиагностический тест для исследования личности. (Здесь и далее примеч. переводчика.)