Страница 25 из 49
С. 245. Даю, и почему же не дать? Тогда разве подумаю предпочесть дольнюю жизнь твоей жизни, когда, потеряв ум, кого-нибудь из смертных уравняю с Богом. Но пока не погублю ума, дотоле и этого не сделаю. Идите же. Впрочем, лучше жить вам в мире 250. и между собой, и с великим Богом. И ты, жизнь мирская, должна уступать первенство жизни первенствующей; и ты, жизнь духовная, должна принимать жизнь второстепенную, как сестру. Если не имеешь первенства, ничто не препятствует тебе стоять на втором месте, что также не бесчестно. 255. А чрез это жизнь наша сделается безопасной.
9. О человеческой добродетели[49]
Люблю я добродетель; однако же это не научило меня тому, что такое добродетель и откуда она придет ко мне, который так много любит ее. А неудовлетворенное желание мучит. Если добродетель есть чистый поток, 5. не смешанный с водами, которые стекают со всякого места и от снегов и от дождей, то спрашиваю: кто находил ее на земле? Ибо всякий или имел в себе сердечную нечистоту, или принял ее в себя, между тем как влачит тяжелое тело и извне возмущается врагом нашей жизни, который омрачает и очерняет нас бездной. Да и несвойственно было бы мне, который сам не что иное, как отвердевший поток, 10. и непрестанно влекусь потоком жизни, быть чем-то нетекучим. Если же добродетель не совершенно серебристый поток, но приемлет в себя и худшее и есть нестройная смесь, то скажи: как же она добродетель? 15. По крайней мере, у меня не мало трудится над этим быстрый ум. Снег по природе холоден и бел, а огонь – красноват и тепел. И они несоединимы между собой, a, соединяемые насильно, скорее разрушаются, нежели входят в соединение. Как же к добродетели примешалось гнусное, унижающее во мне образ Божий; 20. как к образу великого Бога прикоснулся злорадный грех, если я действительно бог и не напрасно хвалюсь тем, что составляю Твое достояние, Боже? Слышу о прекрасной реке Алфее, что она протекает через горькое море, а сладкие воды ее (к удивлению!) не терпят вреда в продолжение сего течения. Но как для воздуха порча – туман 25. и для телесных членов – болезнь, так для добродетели – наша греховная ночь.
Часто заносил я ногу, чтобы шествовать к небу, но тяжкие и съедающие сердце заботы низлагали меня на землю. Шредко также озарял меня пречистый свет Божества, но вдруг становилось предо мной облако, закрывало великое сияние и сокрушало дух мой тем, 30. что свет убегал от приближавшегося к нему. Что значит эта несообщаемость? Или смертному написан такой закон, чтобы я всегда томился желанием? Или это к моей же пользе, чтобы мне с трудом приобретать и с трудом сохранять? Ибо то и прочно, над чем работал ум. 35. Как хитрый зверь закрывает одни следы другими, так часто враг затмевал во мне способность различать доброе и злое, чтобы этой хитростью ввести в заблуждение ловца добродетели. Одно предписывает мне плоть, другое – заповедь; одно – Бог, другое – завистник; одно – время, другое – вечность. А я делаю, что ненавижу (см.: Рим. 7:15), услаждаюсь злом 40. и внутренне горьким, злорадным смехом смеюсь ужасной участи: для меня и гибель приятна. To я низок, то опять превозношусь. Сегодня отвращаюсь презорства [50], а на утро сам презритель. Как меняются времена, так меняюсь и я и, подобно полипу, принимаю на себя цвет камней. 45. Горячие проливаю слезы, но не выплакан с ними грех. Хотя иссяк их поток, однако же новыми преступлениями приготовляю в себе другой, а средства врачевания мною отринуты. По плоти я девственник; но не знаю ясно, девственник ли и в сердце. Стыд потупляет глаза, а ум бесстыдно подъемлет их вверх. 50. Зорок я на чужие грехи и близорук для своих. На словах я небесен, а сердцем прилип к земле. Спокоен я и тих; но едва подует хотя бы легкий ветер, вздымаюсь бурными волнами, и волнение не прекратится, пока не наступит тишина; 55. а тогда не очень удивительно утихнуть и гневу.
№редко и того, кто шел добрым путем с благими надеждами и простирался уже выше посредственной добродетели, вдруг низвергал с высоты губительный враг; 60. и как будто восходил он по песку, который под нетвердой ногой катится назад. Снова простираюсь вверх – и снова возвращаюсь назад с большим прежнего срамом. Всегда я в пути, всегда в великом страхе; и едва лишь сделаю несколько шагов вперед, тотчас следует падение. Долга моя жизнь, а не хотелось бы расстаться с жизнью. Желаю уврачевания, 65. но уврачевание от меня далеко, потому что с продолжением дней собираю я больше грехов. Посему-то в нашем роде да будет непреложно известной следующая истина:
Первое, чистое естество – Троица, а потом ангельская природа; в-третьих же – я, человек, поставленный 70. в равновесии между жизнью и болезненной смертью, я, которому предназначена величественная цель, но достигаемая с трудом, если только, хотя бы несколько, отверста мной дверь греховной жизни, ибо такой подвиг предназначен Богом моему уму. И тот из нас совершеннейший, кто среди многих зол носит в себе немногие кумиры греха, 75. кто при помощи великого Бога, храня в сердце пламенную любовь к добродетели, поспешает на высоту, а грех гонит от себя прочь, подобно тому как течение реки, влившейся в другую быструю, и мутную, и неукротимую реку, хотя и смешивается с ней, 80. однако же превосходством своей чистоты закрывает ее грязный поток. Такова добродетель существа сложного; большее же совершенство предоставлено существам небесным. А ежели кто еще на земле увидел Бога или, восхитив отсюда на небо тяжелую плоть, взошел к Царю, то сие – Божий дар. Смертным же да будет положена мера!
85. Но вот вложу тебе в мысль и о том слово, как взойти на верх великой добродетели, которая одна – Чистому чистая жертва. Не думаю, что сие возможно здесь. Ибо здесь на глазах лежит многослойный туман. Вожделенно и то, если и вместе с сей жизнью оставлю многоплачевные грехи. 90. Добродетель не дар только великого Бога, почтившего Свой образ, потому что нужно и твое стремление. Она не произведение твоего только сердца, потому что потребна превосходнейшая сила. Хотя и очень остро мое зрение, однако же видит зримые предметы не само собой и не без великого светила, 95. которое освещает мои глаза и само видимо для глаз. И к преуспеянию моему нужны две доли от великого Бога, именно: первая и последняя, а также одна доля и от меня. Бог сотворил меня восприимчивым к добру, Бог подает мне и силу, а в середине я – текущий на поприще. Я не очень легок на ногу, 100. но не без надежды на награду напрягаю свои мышцы в беге, потому что Христос – мое дыхание, моя сила, мое чудное богатство. Он соделывает меня и зорким, и доброшественным. А без Hero все мы – смертные игралища суеты, живые мертвецы, смердящие грехами. 105. Ты не видывал, чтобы птица летала, где нет воздуха, чтобы дельфин плавал, где нет воды; так и человек без Христа не заносит вверх ноги.
Не думай о себе слишком высоко и не полагайся на свой ум, хотя ты и очень велемудр. 110. Если и видишь кого ниже себя, не превозносись, как всех превзошедший и находящийся близко к цели. Тот не достиг еще цели, кто не увидел предела своего пути. Много надобно иметь страха, но не должно приходить и в излишнюю робость. Высота низлагает на землю, надежда возносит к небу, 115. а на великую гордыню гневается Бог. За иное можешь взяться руками, иного касайся только надеждой, а от иного вовсе откажись. И то признак целомудрия – знать меру своей жизни. Равно для тебя худо и отложить благую надежду, и возыметь слишком смелую мысль, что нетрудно быть совершенным. 120. В том и другом случае твой ум стоит на худой дороге. Всегда старайся, чтобы стрела твоя попадала в самую цель, смотри, чтобы не залететь тебе далее заповеди великого Христа, остерегайся и не вполне исполнить заповедь: в обоих случаях цель не достигнута. И излишество бывает часто бесполезно, когда, 125. желая новой славы, напрягаем стрелу сверх меры.
49
В ТСО стихотворение № 9 было включено в цикл «Песнопения таинственные» (см.: Ч. 4. С. 206). – Ред.
50
Презорство (ц. – сл.) – презрение, непослушание, строптивость. – Ред.