Шотландский узник (ЛП)

— Маккензи!

Он знал, что поступает неправильно, но повернулся, привычка быть вежливым с женщинами слишком глубоко укоренилась в нем.

— Мистрисс Бетти?

— Я все расскажу. — ее черные глаза сверкали, подбородок упрямо поднят.

— Да пожалуйста, — сказал он. — Сегодня как раз прекрасный день для этого. — Он повернулся к ней спиной, но потом передумал и вернулся.

— Что расскажешь, кому? — потребовал он.

Она моргнула, но затем в глазах загорелся хитрый огонек.

— А ты как думаешь? — сказала она и отвернулась, шелестя юбками.

Он помотал головой, пытаясь привести мысли в порядок. Паршивка имела ввиду то, что он подумал? Он предположил, что она расскажет лорду Дансени о тайной встрече с ирландским якобитом на холме. Но если рассудить логически… зачем ей это?

В конце концов, Куинн был ей зятем. И, по-видимому, она достаточно любила этого человека, чтобы носить его сообщения. Будет ли она рисковать его арестом?

А та записка, что она пыталась передать, была ли она от Куинна? Он подумал, что это так, глядя на зеленую веточку, но, возможно, это была ее собственная попытка глупого обольщения, в этом случае он смертельно ее обидел. Он тяжело засопел.

Одним словом, донос мог доставить Джейми некоторое беспокойство, но одним из преимуществ его нынешнего положения было то, что мало что могло его ухудшить. Он не являлся узником Дансени, баронет не мог запереть его, заковать в кандалы, выпороть или посадить на хлеб и воду. Все, что Дансени мог сделать, так это сообщить лорду Джону Грею.

Он фыркнул при этой мысли. Он сомневался, что мелкий извращенец захочет встретиться с ним после всего, что было сказано во время их последней встречи, не говоря уже, чтобы обсуждать с ним дела Куинна. Тем не менее он чувствовал спазмы в желудке при мысли о Грее, и не хотел задумываться, почему.

По крайней мере, слугам испекли пирог к чаю. Он почувствовал его теплый аромат и ускорил шаги.

Если ему что-то и снилось этой ночью, он был рад, что ничего не запомнил. Он внимательно оглядывался, но не увидел никаких зеленых веток ни в конюшне, ни снаружи. Может быть, Бетти передала Куинну, как нелюбезно он отказался от записки, и тот решил бросить свою затею.

— Время покажет, — пробормотал он. Он знал нескольких ирландцев, и большинство из них были цепкие, как репей. И Куинна он тоже знал неплохо.

Тем не менее, этот день оказался лучше предыдущего, из дома сообщили, что леди Изабель нужен грум, чтобы сопровождать ее в город. Утром Хэнкс упал-таки с лестницы, сломал руку, по крайней мере, он так сказал, и, кряхтя, удалился на чердак дожидаться местного коновала с его пиявками; Крузо не хотел ехать в город, в последний раз он там поспорил кое о чем с учеником кузнеца, после чего вернулся со сломанной переносицей и двумя черными фонарями под глазами.

— Езжай ты, Маккензи, — сказал Крузо, делая вид, что занят упряжью, нуждающейся в починке. — Я возьму твою упряжку.

— Хорошо, спасибо. — он почувствовал радость при мысли о поездке. Хотя имение было большим, запрет уходить из него раздражал Джейми. Он уже несколько месяцев не был в городе, поэтому с нетерпением ждал поездки, даже с леди Изабель.

Изабель Дансени не была хорошей всадницей, как ее сестра Дженива. Она не боялась лошадей, но они ей не нравились, и лошади это знали. Она так же не любила Джейми, и он прекрасно это знал; она и не скрывала этого.

Это не удивительно, думал он, надевая уздечку на ее пони. Если Дженива рассказала ей, она скорее всего думает, что я убил ее сестру. Дженива вполне могла рассказать Изабель о его визитах в ее комнату, сестры были близки. И почти наверняка она не сказала Изабель, что затащила его к себе в постель путем шантажа.

Изабель не смотрела на него и вырвала локоть из его рук, как только ее нога коснулась стремени. В этом не было ничего необычного, но сегодня она вдруг повернула голову, пронзила его сердитым взглядом и отвернулась, закусив губу. Он сел на свою лошадь и послал ее вперед, но все равно чувствовал, как ее взгляд прожигает дыру в его правом плече.

Что за вожжа попала ей под хвост, спрашивал он себя. Или паршивка Бетти что-то ей рассказала? Обвинила его в домогательствах, например? Что эта мочалка имела ввиду, когда сказала: «Я все расскажу».

Неожиданно в сознании всплыли строчки из пьесы Конгрива:

«Ни небеса, ни ад не могут извергнуть столько ярости, как женщина, которой пренебрегли».

Ндааа, подумал он с раздражением. Разве можно отказаться от постели женщины, не вызвав ее ярости? Ну… наверное, нет. Он неожиданно вспомнил Лаогеру Макензи, ее навязчивое желание, пучок трав, перевязанных цветными нитками. Он отбросил эти воспоминания.

Он читал пьесу Конгрива в тюрьме Ардсмуир в течение нескольких еженедельных ужинов с лордом Джоном Греем. Он так же слышал, как Грей декламирует эти строчки с большим чувством.

— Что? — резко спросила леди Изабель.

— Прошу прощения, миледи?

— Ты фыркнул.

— Прошу прощения, миледи.

— Хммм.

Он подумал, действительно ли музыка может утешить душу? Он сам не мог отличить одну мелодию от другой. Тем не менее, ему было приятно, что он мог вспомнить часть стихов и весь остаток пути декламировал их про себя, стараясь не фыркать.

По указанию леди Изабель он внес ее на крыльцо внушительного каменного дома и получил указание вернуться через три часа. Он кивнул, она сердито взглянула на него — она считала его наглецом, потому что он никогда не снимал шляпу, она считала это выражением неуважения. Подавись своей спесью, подумал он, любезно улыбаясь, и поехал на площадь, где мог распрячь и напоить лошадей.

Люди пялились на него, пораженные его ростом и цветом волос, но затем разошлись по своим делам, оставив его в покое. У него совсем не было денег, но он наслаждался свободой, прогуливаясь по узким улочкам, и мыслью, что в течение этого короткого времени ни одна душа в мире не знает, где он находится. День был ясный, хотя и холодный, в садах начали распускаться крокусы, тюльпаны и нарциссы, дул ветерок. Нарциссы напомнили ему о Бетти, но он был настолько в мире сам с собой, что не стал беспокоиться.

Городок был совсем небольшой, и он несколько раз прошел мимо дома, где оставил леди Изабель. Однако, на четвертый раз, он заметил сквозь сетку тонких веток кустарника, как ветер играет перьями ее шляпы. Удивленный, он дошел до конца улицы и завернул за угол. Здесь открывался отличный вид на задний двор за аккуратной черной решеткой железной ограды и на леди Изабель в страстных объятиях некоего джентльмена.

Он отпрянул и скрылся из вида, прежде чем кто-то из них взглянул вверх, и в замешательстве пошел обратно к площади. Несколько небрежных вопросов у коновязи доставили ему информацию, что дом с железным забором на Хутон-стрит принадлежит мистеру Уилберфорсу, юристу, а по описаниям мистер Уилберфорс оказался тем самым джентльменом, который любезничал с леди Изабель в беседке.

Это объясняет поведение Изабель, подумал он: она была взволнована, опасаясь, что он обнаружит ее тайну. Она везла пакет под мышкой, несомненно, она передавала документы адвокату, пока ее отец был болен. Эта зима была неудачной для лорда Дансени, он подхватил простуду, перешедшую в плеврит, и Изабель часто бывала в городе, по-видимому, по делам семьи. После чего…

Пожалуй, ему не стоит мучиться из-за того, что Бетти может сказать ее светлости. Фальшиво насвистывая сквозь зубы, он начал неторопливо запрягать пони.

В следующие несколько дней ему на пути не попадались ни зеленые ветки, ни Бетти, и он начал расслабляться. В четверг погода выдалась теплая и солнечная, лорд Дансени в сопровождении старой няни Элспет с Уильямом на руках вышел к загону, где Джейми собирал лопатой навоз.