Шейх Мансур

Во время проезда моего из Алти-Кабака до Анапы, я старался от всех быть скрыто, и я был //

(Л. 16)

одет инаково. На пути знал я токмо Тада-бея в Малой Кабарде и Юсуф-Гатчи в Кимрикое. Наконец узнал я также Батыр-Гирея. Я думал найти Селим-Гирея, но его не было ни в Кимрикое, ни в близлежащих местах.

А как разбитие Батал-Паши сделалось известным в Абассе, то Батыр-Гирей не вывел более обещанных войск, он их уволил вместо того, чтобы отправить в Анапу, и когда хотел опять получить, то оныя были уже слишком разсеяны. Между тем, желая увидеть Мустафу-Пашу, я с пятью человеками пошел в Анапу; но едва мы туда прибыли, как увидели весь город, объятый Российской армиею. Я в своем углу пребывал спокойным, и когда Паша выставил белое знамя, то он велел меня призвать к себе и просил следовать за его жребием… Генерал принял нас под присягою и обещанием, что мы //

(Л. 17)

подобно прочим военнопленным получим после войны свободу и что я в Санкт-Петербурге буду иметь пристойное содержание. Я был сим доволен токмо для того, что имею случай исполнить для своего народа то, чего столь часто желал, ибо россияне взятием Анапы покорили всю Кубань и никакой народ не отважится более оной воспротивиться: но Чеченцы не упустят нарушать мира с тем большею удобностию, что их земля неприступная, в разсуждении их положения никто не может их настичь и я токмо один в состоянии уговорить их, чтобы они покорились России; но для меня бы нужен был один товарищ Фетте, который находится ныне в Аттаге, ибо в случае если бы принужден был лучше остаться здесь, то я могу словами сего все исполнить, что ему посоветую.

Впрочем, я не имею //

(Л. 18)

никакого знакомства в Константинополе, ни в Сочи, ни в Георгии[11], ни по ту, ни по сю сторону Кавказа, ниже с моими соседами. Я никогда не путешествовал, и кроме Анапы никакого другаго города не знаю.

(Л. 19)

1791 года июля 28 дня. Чеченец Мансур Тайным советником Шешковским через перевод коллежского советника Константинова на словах спрашиван и показал:

Родился он и взрос в одной из Чеченских деревень, называемой Алды, от роду ему 30 с небольшим лет. Отец Япили и мать Абызыз[12] давно уже померли. В живых имеет он в той же деревне двух родных братьев Тантый и Тыгай, жену по имени Чачи, сына Яса 8-и лет, дочь Рагмет 4-х лет и другую Намет году. В первых летах своей юности пас он овцы, а возмужавши, упражнялся в земледелии. Грамоте не учен, читать и писать не умеет, а выучил наизусть повседневные пять молитв. Сии в обыкновенный пять времен дня отправляемыя, при том главнейшие символы веры и должности закона. Когда же соотчичи его, как простой народ, так и ученые, почитающиеся духовенством, уклоняясь от путей закона, пали в различный заблуждения и отринув должное к Богу почтение, пост и молитву, стали жить развратно, утопая во всех родах злодеяний, то он, Мансур, вспомня смертный час, и ведая, что за неисполнение законом повеленных должностей, должен дать ответ Богу на страшном его судилище, и предположил сам себе твердой закон, не следовать худым примерам своих соотчичей, жить набожно, и никогда не отставать от молитв и поста. Когда же начал с твердо-стию и постоянством исполнять сей свой обет, //

(Л. 20)

то ближние соседы его и все той деревни жители, видев порядочную его жизнь и постоянную набожность, начали один по другому к нему прилепляться, и слушая внушаемые им наставления, в короткое время все, раскаявшись в своих грехах, обратились к путям закона.

Скоро разнесся слух о сем во всех чеченских селениях, народ толпами стекался к нему, Мансуру, слушать его поучения и каждой, принеся покаяние, обращался к добродетелям, так что, наконец, не только простой народ, но и духовенство, одобряя его наставления, являли свое к оным уважение, и в знак ево, Мансурова пред ними преимущества, нарекли его Шейхом (Шейх значит старец или законник). Тогда, видя он в народе такое к нему уважение и послушание, советовал каждому не делать зла друг другу, как своим одноверцам, так равно и иноверцам, наипаче же Россиянам, яко сильному и военному народу. Почему Чеченцы и обходилися с Россиянами весьма дружественно и расположены были навсегда хранить доброе согласие вследствие того и удовлетворяли многие требования начальников войск российских. Посреди всего сего некто из завистников его Мансурова в народе уважения чеченец Алаши Баташ внушил начальнику российских войск Ивану Дмитричу[13], будто он, Мансур, возбуждает чеченцев к принятию оружия против России и тому подобное. Чеченцы, в том числе и он, Мансур, не ведая в том ничего не только вооружений, даже и нужной //

(Л. 21)

предосторожности не имели до тех пор, пока увидели уже внутри своих селений немалой отряд Российских войск, предающий все встречающееся ему огню и мечу. Тогда всяк из них, оставя свое жилище, убегал в горы, домы и пожитки расхищены и созжены, наипаче деревня Алды, в которой Мансур жил, превращена в пепел, и имение его разграблено; когда же Россияне занимались таким опустошением, тогда чеченцы, собравшись в горах, и повестя всем своим единородцам, вооружились так, как в такой внезапности успеть могли, и на возвратном оного отряда пути вступили в сражение. Тут чеченцы с великим своим уроном одержали верх, половина почти оного отряда побита, а остальные ушли.

Сей неожиданный им, Мансуром, и чеченцами от российских войск поступ был поводом тому, что чеченцы в отмщение за причиненной селениям их вред предприняли было учинить набег на Кизляр. Но как не доходя еще до означенного места небольшая чеченцов партия, впереди следовавшая, встретясь с такою же малочисленною российскою партиею, подрались, и россияне, одержав верх, оную прогнали назад, то и большую толпу составившие чеченцы пришед в размыслие, возвратились в свои жилища. Окончив там свои военные поиски, после сего вознамерился он, Мансур, исполнить обряд закона, состоящий в посещении Мекки, и на сей будто конец отправился в Анапу с четырьмя другими //

(Л. 22)

чеченцами туда ж следовавшими с тем, чтоб в Анапе сесть на корабль и плыть в Константинополь, а оттоль и далее. Но бывший тут Батал-Паша ни ему, Мансуру, с его товарищи, ни другим в Мекку же следовавшим двадцати пяти черкесам, не позволил сесть на корабль, в разсуждении войны с Россиею, объявя им, что в такое время подвиг за веру против иноверных не менее поклонения Мекке угоден будет Богу, и что корабля не может отпустить он в море более для того, чтоб не попался в добычу разъезжающим по Черному морю Российским крейсерам. По сей будто причине он, Мансур, и прочие путешественники оставались в Анапе до самого взятия оной крепости Российским победоносным оружием, где он с прочими достался в плен победителям.

Относительно его пророчеств или святости говорит он, Мансур, что ни он сам себя и никто другой не называл его пророком, и что таковое название было бы противно Алкоранову писанию, в котором написано явственно, что Мугаммед есть последний пророк и окончание пророчеств, а те, кои после его придут, и нарекут себя пророками, суть лжепророки; также говорит он, что никогда не украшал он своих поучений ни откровениями, ни вдохновениями, поелику все таковые выдумки тем же Алкораном обличаются и после Мугаммета никому другому откровений или вдохновений быть не может.

Поучения же его, говорит он, были короткия и самыя простыя, яко человека неграмотного, //

(Л. 23)

а именно: исповедывать Бога во единице. Исповедывать, что Мугаммед посланник Божий. Верить воскресению мертвых и страшному суду Божию, на котором каждому воздано будет по делам его. И для того исполнять должности законом предписанныя, коих суть пять. 1-е — Пост. 2-е — Молитва. 3-е — Посещение Мекки и Медины. 4-е — Подаяние милостыни и 5-е — исповедание веры в единаго Бога.

А 7-го числа сего августа он же, чеченец, Мансур, на учиненные ему от Тайнаго советника Шешковскаго чрез перевод ево же г-на Константинова, при довольном увещании показал: Что он к нанесению вреда российским селениям ни от кого научаем не был до 1787-го года и жил в простой набожности, так как показал он в допросе 28-го июля, под названием шейх Мансуром, каковым нарекли его чеченцы еще в 1783-м году[14], а с 1787 году чрез двоекратную присылку Наврузовского татарина приглашен он в Анапу к бывшему там трехбунчужному Паше, прозываемому Косе, а имени его не знает, при котором находилось до десяти тысяч войска, и один двухбунчужной паша Мустафа, По прибытии его в Анапу вместе с склонившим его туда ехать чеченским же муллою Мугаммет-Гаджием и двумя простыми чеченцами. Помянутой Косепа-ша принял его ласково, и сперва любопытствовал, какия он, Мансур, поучения делает народам и выслушав оные //

11

Грузия.

12

Неправильно записанные имена родных Мансура дают хорошее представление о качестве перевода и его соответствии подлинным словам шейха.

13

Вероятно, имеется в виду генерал Иван Варфоломеевич Якоби — командующий на Кавказе во время нападения царских войск на аул Алды в 1783 году.

14

Ошибка или описка в тексте. Имеется в виду 1785 год.