Штурм

Непонятно, каким образом белый пакаль держался на щите, но Кальтер снял его оттуда вообще безо всяких усилий. Походило на то, что со смертью владельца артефакт утратил с ним все связи… Впрочем, не важно. Важно то, что теперь у Кальтера были в распоряжении два пакаля – красный и белый. А это значит, что он мог попробовать их соединить и активировать.

В теории такой эксперимент мог закончиться тем, что экспериментатор будет мгновенно телепортирован к третьему артефакту – так называемому «пакалю-маяку». Однажды такой опыт Куприянову удался. Его бывшие враги с успехом это тоже проделывали. Вот только на практике активация могла и не состояться. Что уже случалось с Куприяновым в Скважинске, и сейчас он не был застрахован от подобной осечки. С той лишь разницей, что в прошлый раз она обернулась для Кальтера катастрофическими последствиями, а здесь в случае неудачи он всего-навсего никуда не переместится… Опять-таки лишь в теории. А на деле с ним могло произойти все что угодно, вплоть до самого невозможного. Причем как в хорошем, так и в плохом смысле.

Действительно, белый пакаль был тем самым, что Куприянов некогда утратил, а не каким-то другим с похожим рисунком. Упакованный в узелок, красный пакаль валялся там, где Кальтер его и бросил, когда был атакован рыцарем. Он не отказался от идеи поэкспериментировать с артефактами, но отложил это дело на потом. Сначала ему хотелось подняться на ближайший холм и осмотреться получше. Как стало уже понятно, самый густой туман держался над морем. Но чем дальше Кальтер уходил от берега, тем туманная пелена все заметнее рассеивалась. Хотя и не до конца. Небо по-прежнему оставалось затянутым ею, отчего на нем не были видны ни облака, ни даже солнечный диск. И никаких признаков того, что погода улучшится, Куприянов пока не замечал. Наоборот, опасался, как бы не зарядил дождь. Судя по влажной земле и вымоинам на склонах холмов и гор, дожди здесь лили часто и продолжительно.

Обувь рыцарю была уже не нужна, и Кальтер, отринув брезгливость, хотел позаимствовать у него сапоги. Но размер вражеских ног оказался до неприличия мал, и эту идею пришлось отвергнуть. Хотя запасные портянки невольный мародер у него все же забрал. Те были хоть и поношены, но не так давно выстираны, а с носками в эту суровую эпоху, как подсказывала Кальтеру интуиция, дела обстояли еще хуже, хотя их наверняка давно изобрели.

Впрочем, без обуви он все равно не остался, соорудив себе на первое время обмотки из рыцарских рубашек. А чтобы они не размотались при ходьбе, он вдобавок обвязал их поверх дратвой из рыцарского сундучка. Со стороны одетый в современный гидрокостюм и в такую нищенскую обувку человек наверняка выглядел забавно. Но Кальтер плевать на это хотел – здоровье собственных ступней было для него гораздо важнее. Да и кому тут над ним насмехаться? Первый же встреченный им человек не пожелал с ним даже разговаривать, а с ходу бросился его убивать, хотя Куприянов ему слова дурного не сказал. А если бы на него налетело сразу двое или трое забияк в доспехах, что тогда?

Глупый вопрос. Тогда на этом склоне лежал бы сейчас мертвым Кальтер, а не «рыцарь печального образа», сражавшийся под гербом Белого Пакаля…

Из трофейного оружия Куприянов взял себе лишь кинжал да легкую палицу, с которыми он гарантированно управится лучше, чем с мечом. Да и багаж у него получился совсем небольшой: не считая пакалей и портянок, он прихватил с собой также запас провизии, точильный камень и пистолетный замок. В последнем все еще наличествовал кремень, а значит, его можно было использовать в качестве огнива. Чем, видимо, он когда-то рыцарю и приглянулся. Интересно, где лежат останки того убитого им воина начала эпохи пороха? Возможно, даже где-нибудь неподалеку. И Кальтер мог бы найти возле его трупа еще что-нибудь ценное. То, что рыцарь по причине своей дремучести счел бесполезным: к примеру, сам пистолет, запас пороха или документы, способные пролить свет на все, что здесь творится…

Идея была заманчивая, но Кальтер не стал отклоняться от первоначального плана, поскольку идти туда, откуда прискакал всадник, было чересчур рискованно. Идею отправиться в путь верхом он тоже отверг – усомнился, что сможет управиться с лошадью, и не хотел привлекать к себе лишнее внимание. Да и перспектива вылететь из седла и свернуть себе шею при скачке по пересеченной местности его тоже не прельщала. Закинув на плечо оружейный чехол, из которого вышел удобный вещмешок, Кальтер отвязал от куста лошадь – пусть бежит, куда хочет, – и зашагал вверх по склону холма, планируя вскоре выйти на берег реки.

Пакали он нес в отдельном узелке, но замотал горячий артефакт в тряпицу, чтобы они не соприкасались друг с другом во избежание аномальных эксцессов. Несмотря на то что Кальтер намеревался сам вскоре это сделать, ему было важно контролировать ход этого эксперимента. Ну или хотя бы думать, будто он что-то контролирует там, где от него почти ничего не зависело. К тому же не следовало забывать, что в случае удачи он телепортируется к пакалю-маяку, который вряд ли будет валяться на земле, дожидаясь, пока его кто-нибудь подберет. Скорее всего, «маяк» окажется в руках очередного чокнутого головореза, а то и целой банды таковых. И потому Кальтеру требовалось сначала хорошенько осмотреться и выяснить, много ли шляется по окрестностям его вероятных противников.

Он не собирался лезть в драку до тех пор, пока его к этому не вынудят. Если у него появится хоть один шанс избежать нового кровопролития, он непременно им воспользуется. Слишком много крови уже пролито в этой Игре, чтобы он по собственной воле взялся искать на свою… голову новые неприятности. Впрочем, как подсказывал ему опыт, здесь от его желания ничего не зависело. Мирного выхода из Игры – или, вернее, странной войны неизвестно с кем и за какие идеалы – не существовало в принципе. Как бы Кальтер ни уклонялся от битвы, все равно новые неприятности рано или поздно сами его отыщут. Так, как случилось с этим рыцарем, которому он поначалу не желал зла. И которого в итоге хладнокровно убил, потому что тот сам его к этому вынудил.

Хотя иначе и быть не могло. Пожелай «серые» устроить бескровную, мирную Игру, разве ангажировали бы они на нее таких одиозных типов, как Кальтер, Грязный Ирод и прочие «мясники»? И дело не в том, что всем им приходится раз за разом пускать друг другу кровь. Как бы они ни пытались выдать себя за невольных заложников Сезона Катастроф, где-то в глубине души весь этот хаос продолжал доставлять им удовольствие. Ведь единственное, чему они обучены в совершенстве, – это убивать и творить насилие. Больше – ничему. И меняться в лучшую сторону всем им было слишком поздно. Старых хищников не перевоспитаешь, и любой смельчак, который попробует доказать обратное, рискует в итоге стать для них очередной жертвой…

Глава 5

Сразу за холмами обнаружилась зажатая между горами долина, по которой и текла впадающая в море река. Насколько далеко эта впадина углублялась в горный массив, Кальтеру мешала рассмотреть висящая в воздухе туманная хмарь. Правда, ему казалось, что он все-таки видит сквозь нее противоположный край долины, упирающийся в крутые обрывистые склоны. Скорее всего, это их смутные очертания темнели за туманной пеленой. Хотя кое-что в них выглядело странным. А именно – подозрительное множество геометрически правильных линий, прямых и дугообразных. Чего на склонах остальных гор совершенно не наблюдалось. Эти горы были самыми обычными горами – такими, какие в изобилии встречаются во все той же Норвегии или на Аляске. Однако в горах за пеленой тумана таилось уже что-то неестественное, если не сказать зловещее.

Кальтеру не хотелось идти в те края и, рискуя жизнью, проливать свет на эту загадку – пускай бы она и дальше такой оставалась. Но и отказаться от похода туда он тоже не мог. Даже издали было заметно, что в долине есть следы человеческого присутствия. И хоть это были не те следы, которые он надеялся увидеть, пройти мимо, не изучив их хотя бы наскоро, явилось бы ошибкой. Его забросили сюда голым и босым, не дав никаких подсказок. Поэтому чем раньше он займется исследованием этого мира, тем скорее найдет отсюда выход. За которым, вполне возможно, его будет ждать настоящая, а не мнимая свобода и возвращение домой, к нормальной человеческой жизни.