Нуба

— Беги! — далекий голос хлестнул его в спину, и он побежал, подгоняемый страхом, звучавшим в крике, — беги, пока эги не учуяли! Они…

Белесые струи поднимались ленивыми змеями, крутились в темном воздухе, высматривая новую добычу. И, не дотянувшись до беглецов, с хлюпаньем погрузились в привязанного рядом пленника. Проедая кожу, забулькали, накачивая собой новое тело.

Нуба застонал, ярость переполняла его, как ядовитый сок эгов полнит тела жертв.

Черное место сплошной темноты. Где боги, которые вырвут с корнем это гнездо, разломят кольцо скал и утопят в соленой воде озера-моря? Сам воздух тут отравлен.

Вдалеке на серебре воды чернели россыпью невысокие скалы. Нуба брел к ним, волоча свою ношу. И каждый шаг становился короче. Проклинал себя, рычал, насмехаясь, ему казалось — крик рвется к луне, а на деле еле слышно хрипел. Ужасаясь тому, что силы оставили его, за сотню шагов до укрытой в скалах лодки, упал и прижался лицом к песку. Дергаясь, попытался подняться и не смог. Цепляясь за гаснущее сознание, все медленнее перебирал все пинки и понукания, что умудрился припомнить. Сулил себе тихую жизнь, еду и скачки в степи на черном жеребце Брате. Обещал себе любовь Хаидэ и пятерых детей, выношенных ею. Его детей. И смеющуюся Матару попробовал увидеть, теряя сознание. Увидел лишь краешек улыбки и упал в свою собственную внутреннюю темноту.

— Вот, — сказал родной голос и карие глаза с зелеными искрами заглянули в его, с жалостью и заботливым нетерпением, — пей.

Сухих губ коснулся край глиняной плошки и Нуба послушно открыл рот, не отрывая взгляда от светлого лица. Глотнул раз и еще раз, прокатывая по горлу прохладную свежую воду. И неуверенно улыбнулся, по-прежнему цепляясь глазами за родное лицо, боясь, вдруг оно исчезнет.

— Выпей все. Ты слабый как щенок. Фу, какой слабый и не мылся, наверное, сто лет.

Темные брови сошлись укоризненно. А потом, не выдержав, княжна фыркнула, и рассмеялась с облегчением. Сказала с упреком:

— Ты меня напугал. Думала — умер. Думала, не успела. Что смотришь, молчун? Если бы говорил, что сказал бы мне? А?

— Я говорю, — он прислушался к своему голосу, боясь услышать его юношеским, боясь, что это всего лишь сон памяти. Но густой и гулкий, голос принадлежал зрелому мужчине.

— Я обещал тебе рыбу. Из цветного стекла.

— Она у меня, — улыбнулась княжна.

— Ее отдала тебе Маура?

Тонкие брови снова сошлись к переносице. Потом поднялись удивленно. Нуба пил и смотрел в родное лицо, и жажда видеть была сильнее телесной. Не мог насмотреться.

— Не Маура, — ответила медленно. Убрала опустевшую плошку и села, скрестив ноги, взяла его руки в свои, прижимая к груди, — но это неважно. Наверное, неважно. Ты…

— Я люблю тебя, Хаидэ.

Он сказал, потому что одна часть его знала — он все еще лежит на черном песке, вдыхая отравленный воздух и прижимая к себе измученную Матару. Наверное, он умирает. И может не успеть сказать.

Пальцы, держащие его руки, сжались крепче.

— Ты мой, — просто сказала она, без улыбки глядя в худое израненное лицо, — так же, как я всегда была твоей. И ты не умрешь. Без меня — нет.

Светлое лицо приблизилось, дыхание пахло чабрецом и полынью. Той, что растет на древних валунах, подпирающих обрыв с тайным родником.

— Я не смогу говорить с тобой больше, — сказала она, — мне нужно выжить. Дождаться тебя. Ты иди к лодке. Вам еще долго плыть. А потом очень долго идти. С тобой может случиться всякое. И со мной тоже.

Отняла руку и прижала ее к своему животу, прислушиваясь к чему-то внутри. Улыбнулась стесненно и тряхнула головой. Светлые волосы потекли по плечам, сворачиваясь кольцами.

— Но ты знай, пока будешь идти. Я тебя жду.

— Да, — ответил он ей, открывая глаза в россыпь мертвенно-белых звезд.

Тяжело поворачиваясь, встал на четвереньки. Передохнул, дожидаясь, пока в голове утихнет звон. И поднимаясь, снова сгреб вялое женское тело, устроил на боку, обхватывая рукой. Тяжко ступая, побрел к скалам, что торчали из воды. У самой крайней на фоне лунного серебра чернел силуэт узкой лодочки.

На середине подъема по узкой тайной лесенке Онторо остановилась. Прижимая к ране на бедре скомканный подол, тяжелый от крови, которой она отвлекала черную Кварати, разыскала глазами крошечный силуэт лодки посреди серебра воды. Усмехнулась с ненавистью.

Он думает, сердце ее дрогнуло, и она кинулась спасать того, кого полюбила. Глупый, не годный к власти. Проникаясь благодарностью, открыл в своей душе еще одну дверку. А Онторо-Акса, будущая мать нового горма-гнезда, уж постарается, чтоб эта дверка была открыта. На будущее. В настоящем есть другой мужчина, который умнее сбежавшего пленника. И именно с ним ей говорить во снах — для исполнения намеченного.

Она отдыхала, прижимая к себе намокший подол. А перед глазами вместо лодочки видела события, которым предстоит произойти по ее воле. Как плоские камни, что отслаиваются от скал, укладывались они чередой под узкие ступни. Шаг за шагом. К мести тому, кто ее отверг. Отомстить через женщину, которую он так любит. Уничтожить ее, изведав и соблазнив душу другого мужчины, который сейчас там, в степи, рядом с соперницей.

Прослеживая дорожку из будущих шагов, она улыбалась все шире, блестели в лунном свете изукрашенные зубы. Шестерка жрецов, да будет тьма к ним благосклонна, многому научили ее. Но она, сновидица и хозяйка зелий Онторо-Акса, умнее всех шестерых и ей нужны вещи более тонкие. Пора темноте становиться сильней и сложней.