Страница 121 из 161
- Ты ударила меня в спину!
- Разве ты бил нас в грудь? - произнес где-то совсем рядом хриплый, задыхающийся ейщаровский голос.
Промежутка между словами и выстрелом почти не было, и все же каким-то образом она успела ощутить и мрачное удовлетворение от того, что ей удалось ранить Лжеца, возможно, даже серьезно, и некий детский восторг от того, что Олег Георгиевич явно одобрил этот поступок, и раздражение от того, что хоть Лжец сейчас и стоял в рваном, прыгающем лунном свете, Эша по-прежнему не могла разглядеть его лица. Как будто тот, мастер по надеванию чужих лиц, сейчас натянул на себя лицо самой осенней, ненастной ночи, и злобный блеск его глаз казался далекими звездами, проглядывающими в разрывы облаков.
А потом он выстрелил, не изменив прицела, но сам звук выстрела Шталь услышала уже в полете - кто-то с силой толкнул ее назад, почти швырнул, и она спиной вперед проломилась сквозь заросли и плюхнулась в реку, раскроив плечо о какую-то торчащую из воды корягу. Шая обдала ее неожиданно ледяным холодом, который раньше не ощущался, Эша, частично оглушенная, хватанула ртом добрую порцию воды, часть которой тут же проглотила, но каким-то образом ухитрилась сразу же извернуться, точно угорь, и перевернуться на живот. Ухватившись за ивняк, она, отчаянно кашляя, выбралась на берег и на четвереньках, припадая на раненую руку, упрямо поползла обратно, потому что иного пути у нее не было. И, скорее всего, дело тут совсем не в разговорах.
Я пришла - и я не собираюсь уходить.
Хризолит все так же молчал, хотя и теперь все, что делала Шталь, было совершенно неблагоразумным, но сейчас в его молчании ощущалось нечто грозно-торжественное. Странный камень. Она так и не смогла толком его узнать.
Она успела высунуться из зарослей и обхватить за плечи лежащего человека, который отшвырнул ее с линии выстрела в отчаянной надежде, что Шталь повезет, что ей как-нибудь да удастся удрать. Ейщаров еще был в сознании и увидел ее. Во всяком случае, чем еще можно было объяснить гримасу бесконечного раздражения, появившуюся на его лице, и последовавшие за ней слова, полностью соответствовавшие ейщаровской натуре, для которой даже предельный драматизм ситуации отнюдь не соседствовал с романтизмом:
- Ты дура...
- Ага, - согласилась Эша и зажмурилась одновременно с новыми выстрелами.
Вопреки бытующему убеждению, вся непутевая шталевская жизнь не пронеслась под закрытыми веками, ее не посетили мысли о Боге или еще о чем-нибудь возвышенном. На передний план по совершенно непонятным причинам вылезла тарелка с недоеденной жареной картошкой, которую она далеким утром пихнула в холодильник. К завтрашнему утру картошка совсем задубеет, и ее останется только выкинуть. Эша почти вживую ощутила запах холодного пережженного растительного масла и увидела неровные картофельные брусочки, подгоревшие с одной стороны. Как ни крути, а кулинаром Эша, в отличие от сестры, была никудышным. Полина разозлится, когда, вернувшись, найдет картошку. Полина часто выговаривала ей за это. А она послушно выслушает ее, как обычно скромно сложив руки на коленях и глядя, как нашкодивший ребенок... Хотя нет, как же она выслушает, если сейчас ее...
Тело, сжавшееся в ожидании пуль, которые должны были вонзиться в него, пробивая, ломая кости и разрывая мышцы, слегка расслабилось, и Шталь, озадаченно подумав, что пауза между выстрелами и, собственно, прибытием пуль и умиранием как-то слишком уж затянулась, приоткрыла один глаз. Следствием увиденного стало немедленное открывание и второго глаза, а, заодно, и рта.
Перед самым ее лицом кувыркались блестящие, плоские с одного конца и чуть скругленные с другого небольшие металлические предметы, в которых даже такая непрофессионалка, как Эша, несмотря на их беспрерывное вращение, без труда узнала пули. Невзирая на скудное освещение окружавший их воздух казался более густым, почти осязаемо-плотным, охватывавшая металл воздушная масса вихрилась, то растягиваясь, то принимая форму шара. Пули словно угодили в самое сердце миниатюрных торнадо, и пока Эша, совершенно обалдев, смотрела на них, раздалось еще несколько выстрелов, и перед ней и Ейщаровым, которого она, наклонившись, все так же крепко держала за плечи, возникло еще несколько крошек-смерчей, изловивших выпущенные пули, словно диковинные сачки, и принявшихся весело крутить их внутри себя.
Стрелявшие чуть опустили руки, похоже, потрясенные не меньше, чем Шталь, и только Лжец упорно жал и жал на курок, добавляя к бесподобной, посеребренной луной сцене все новые и новые вихри, пока его пистолет не щелкнул, сообщив, что стрелять больше нечем. Эша заметила, что при этом он почти не смотрел на них, вертя головой по сторонам, будто ожидая нападения. Его же подчиненные, с которыми успел поговорить Ейщаров, происходящим вообще не заинтересовались - один все так же ругался по телефону со своей безвестной подругой, двое, перебравшись поближе к руинам, затеяли легкую потасовку, четвертый курил, меланхолично глазея на другой берег, еще один сидел неподалеку от полыхающих машин и, закрыв лицо ладонями, раскачивался из стороны в сторону. Несколько человек просто неподвижно лежали на земле, но к их поведению вряд ли имели отношение разговоры. За углом станции кто-то, невидимый, издавал нечленораздельные болезненные вопли, а вверх по тропе, в сторонке от пожара, извиваясь, медленно ползло чье-то массивное тело, подтягиваясь на руках и волоча за собой неподвижные ноги. В огне что-то несильно хлопнуло, и машины полностью оделись пламенем.
"фабия", моя "фабия"...
Ей показалось, что она слышит предсмертный крик умирающей машины, возможно, это и было так, но в следующее мгновение все перекрыл собой истошный вопль Лжеца, которого вдруг подбросило и закрутило в воздухе - точь в точь, как выпущенные им пули. Шая позади всплеснулась как-то странно - слишком громкий даже для разъяренной ветром реки звук - словно из нее выбиралось что-то огромное, но Шталь не успела повернуть голову, заворожено глядя, как от полыхающих машин протянулась тонкая лента огня и принялась проворно наматываться на поймавший Лжеца смерч, словно нить на катушку. Смерч из воздушного почти мгновенно стал огненным, полностью скрыв вопящего человека, а потом какая-то большая, переливающаяся масса пролетела мимо щеки Эши, обдав ее лицо холодными брызгами, и врезалась в огненный смерч, отчего вместо него над травой возникло большое, сизое, пронизанное огненными прожилками облако. Оно висело неподвижно несколько мгновений, а потом в нем что-то громыхнуло, облако высоко взвилось над рекой и по длинной дуге рухнуло в березняк на противоположном берегу, донеся сквозь шум ветра треск ломаемых ветвей. Во тьме среди грациозных берез полыхнуло с громким "фууум!" - и там снова воцарилась обычная ветреная ночь.
В одной из уцелевших машин суматошно захлопали дверцы, и она, развернувшись и осыпав все вокруг ошметками травы и комьями земли, отчаянно ринулась вверх по тропе. Кто-то попросту кинулся прочь, спотыкаясь о выворачивающиеся пласты земли и падая, а полянка тряслась и содрогалась, словно началось невиданное прежде для Шаи землетрясение. Со стоном покачнулась одна из берез и рухнула на остатки станции, по стенам которой бежали трещины, а внутри что-то громыхало, словно в коробочке, которую трясет любопытный малыш. Не выдержав, Эша взвизгнула и отвернулась. И тут же взвизгнула снова, глядя на огромный водяной горб, как-то задумчиво накатывающийся из реки прямо на нее, сминая гибкий ивняк. И пока она смотрела, водяная масса начала стремительно истаивать, принимая форму человеческого тела, становившегося все меньше и все изящней. Секунда, другая - и среди ивняка остался стоять только человек - хрупкий и ростом вряд ли выше самой Шталь, глядя на свои вытянутые руки, с которых, как живые, оползали остатки шайской воды, в лунном свете походившие на ртуть. Хрипло вздохнув, Эша отвернулась, уткнувшись лицом Ейщарову в грудь, услышала, как неподалеку упало что-то тяжелое - вероятно, еще одно дерево, а потом землетрясение вдруг прекратилось, высоко над головой раздался вполне обычный грозовой грохот, и на полянку хлынул ливень, после речной воды отчего-то показавшийся очень теплым и - вот нелепость! - безобидно-домашним, как душ, в который забираешься после кошмарного дня смыть усталость и ужас от пережитого, и часто он действует, как надо.