Страница 40 из 106
— Хорошо, — не то смирился с обстоятельствами, не то одобрил самодеятельность сестренки немногословный Нрэн.
— В основном действительно хорошо, — со смешком согласилась принцесса. — После посещения Бэль Грота Источника дар восприятия обострился, теперь девочка видит близких родственников через миры. Плохо лишь одно — она пока не в состоянии отстраниться от этих видений по своей воле. Если эмоции и чувства близких положительны — это еще куда ни шло, а вот когда на ранимую душу малышки выливается чей-то негатив…
Бог, слушавший кузину очень внимательно, едва заметно вздрогнул (для него сие было равносильно признанию вины), и выпрямился еще больше, хотя, казалось, он и так стоит, словно пронзенный копьем от макушки до пят.
— Так вот, мой дорогой, — голос Элии хоть и строгий, стал мягче, — не знаю уж, чем на сей раз вызваны твои нравственные терзания, но они стали для Бэль настоящим кошмаром. Давай подумаем, как вернуть тебе и соответственно девочке покой.
— Я не властен над своими снами, — глухо обронил Нрэн, чувствуя стыд и смущение оттого, что невольно разделил личные переживания с младшей сестрой. — Если б я мог вообще не спать! А что именно испытывает Бэль? Она рассказала?
— Лишь то, что тебе очень плохо, а потому плохо ей. Девочка ещеневажно разбирается в оттенках взрослых чувств, а уж в твоих-то, дорогой, даже самый опытный целитель душ заплутает безнадежно, — немного успокоила принца кузина и резюмировала: — Значит, всему виной ночные кошмары. Опять падение Лоуленда?
— Нет, хуже, — испытывая горькое облегчение от возможности поговорить, промолвил Нрэн и мучительно вздохнул.
Поскольку все кошмары принца, периодически одолевавшие душу, подразделялись на три категории: проигранная война, падение Лоуленда и смерть Элии, а последняя была, соответственно, самой худшей из перечисленного, принцесса сочувственно кивнула:
— Ясно, — и позвала, — иди сюда!
Нрэн, вместо того, что подойти и сесть рядом, рывком приблизился и рухнул на колени, страстно и бережно сжал руки принцессы в своих титанически сильных, закованных в перчатки оружейных мозолей. Заговорил прерывистым шепотом:
— Я не знаю, за что мне такая мука, — желтые глаза бога лихорадочно сияли, — почти каждую ночь эти видения, я уже боюсь закрывать глаза, боюсь однажды проснуться и понять, что этот ужас — реальность. Ненавижу ночи. Неужели я такое чудовище, Элия, жаждущее в глубине сердца своего уничтожить ту, которую люблю больше собственной жизни, больше души?
— Тс-с, — возразила принцесса, кладя руки на поникшую голову возлюбленного, зарываясь пальцами в его мягкие волосы, быть может, единственное мягкое место в теле и характере Бога Войны. — Кто тебя, сумасшедшего, знает, Нрэн? Вероятно, какой-то частью своей сути ты и стремишься к тому, чтобы я исчезла из твой жизни навсегда, прекратила терзать самым нелогичным из чувств — любовью. Однако ты прекрасно знаешь, буду я жива или отправлюсь в следующую инкарнацию, тебе все равно не удастся избавиться от сжигающей страсти, да ты никогда и не захочешь этого по-настоящему, мой дорогой. Ведь ты куда больший извращенец, чем Энтиор, обожаешь страдать, наслаждаешься своим унижением и моей властью над собой. А потому разрешаю — убивай во сне кого и сколько хочешь, честно признаюсь, мне наплевать, пока ты — мой мужчина — будешь в моей постели тогда, когда я этого захочу. А если нет, то никакие самые праведные и благородные сновидения тебя не спасут.
По мере того, как Элия говорила, душевные муки бога сменились чистым огнем желания, пожравшим воспоминания о сновидениях и страхи мужчины. Резко вскинув голову, он, все еще не решаясь перейти к решительным действиям, жарко, с мольбой, зашептал:
— Всегда, только позови! Позови!
Будь принцесса даже не Богиней Любви, а просто женщиной, то и тогда она не смогла бы устоять перед столь пылкой искренней страстью. С загадочной улыбкой, греясь в первозданном огне, питающем ее Силу, она промурлыкала:
— Мне никогда не нравились жесткие походные койки, а вот ковер в твоей палатке недурен.
Руки Нрэна мгновенно пришли в движение, заскользив вверх к скрытым застежкам платья на спине принцессы. Наткнувшись на молнию, бог потянул ее вниз, и ткань с тихим шелестом упала, открывая светлое нижнее платье на миниатюрныхпуговичках-жемчужинах, так великолепно смотревшихся в просветах темно-синей ткани и бывших натуральным мучением для истомленногострастью любовника. Стон нетерпения сорвался с губ принца, Элия рассмеялась и шепнула в подрагивающие губы мужчины:
— Рви, все равно это платье мне уже надоело!
Тонкая ткань без боя сдалась стальным пальцам воителя. В густом ворсе ковра в свете единственной лампы тускло поблескивали крохотные пуговички и сияло восхитительное тело богини. Коричнево-черный костюм комком отлетел на кровать, смяв безупречно расправленное одеяло. Нрэн склонился над возлюбленной и резко остановился, искаженное страстью лицо стало воплощением настороженной подозрительности, пробившей бога ударом молнии.
— А Бэль и сейчас может чувствовать то, что испытываю я? — испугался принц.
— Нет, — помотала головой богиня, рассыпая медовые пряди волос, — моя сила укрывает нас ото всех. Поэтому можешь делать все, что тебе заблагорассудится, и чувствовать тоже.
Нрэн тут же воспользовался этим щедрым разрешением, ни о каких ночных кошмарах он больше не вспоминал, поскольку с ним сейчас была ночная греза…
Уходила из военного лагеря принцесса только под утро с гораздо меньшим эффектом, чем возникла. Облачившись в костюм урбо-мира при помощи Звездного Набора, она осторожно вышла из личной части палатки Нрэна, оставляя безмятежно (впервые за последнее время) спящему любовнику на память о восхитительной ночи запах своего тела и россыпь пуговиц. На секунду Элия прикрыла глаза, настраиваясь на ощущение мира Симган, готовясь к переносу.
Характерный звук выскальзывающего из ножен клинка заставил ее обернуться. У входа, обнажив меч, стоял адъютант принца с безумным и в то же время решительным выражением на бледном лице.
— Что ты собираешься делать? — спокойно поинтересовалась Элия, даже не думая бежать или защищаться.
— Я убью Вас, богиня, и освобожу принца Нрэна от страданий, — выпалил человек, еще не двигаясь.
— Оригинальная точка зрения, — констатировала принцесса, иронично выгибая бровь, чуть кривоватая семейная ухмылка промелькнула на ее губах.
Адъютант озадаченно моргнул и чуть опустил занесенный клинок. Принцесса вела себя совсем не так, как полагалось жертве. Она не просила пощады, не звала на помощь, не угрожала предполагаемому убийце казнью. Она всего лишь спокойно, даже насмешливо говорила, и это казалось человеку самым странным и страшным. Он побледнел еще больше, задрожал и выпалил, чуть заикаясь:
— П-почему?
— Ты любишь, к примеру, цукаты? — неожиданно спросила богиня.
— Д-да, апельсиновые, — ответил человек, озадаченно моргнув.
— Прекрасно, — почти обрадовалась Элия. — Значит, время от времени ты с удовольствием ешь их, но что случится, если кто-нибудь навсегда лишит тебя возможности отведать цукатов? Разве ты станешь, пусть даже не ненавидеть, а просто меньше любить это лакомство?
— Любовь — не еда, — сообразив, куда клонит богиня, заупрямился убийца, кончик меча мелко задрожал.
— О да, даже без самого любимого яства можно прожить, а вот без любви, боюсь, не получится, во всяком случае, не получится у Нрэна, — сочувственно покачала головой женщина. — Боги живут страстями. Ты желаешь принести ему спасение, а даруешь проклятие. Так, впрочем, часто получается у тех, кто занимается устройством чужой судьбы, не сподобившись посоветоваться с жертвой. Даже мы не всегда выбираем верный путь. Куда уж тебе…
— Ты лжешь! — военный попытался воспротивиться открывшейся истине.
— К чему? — почти равнодушно пожала плечами Элия. — Ты все равно не смог бы меня даже оцарапать. Если тебя учили лучшие, то я с ними росла.
— Ты убьешь меня? — смиряясь, даже почти надеясь, спросил молодой мужчина.