Избранное

— Я так понимаю, что тебя не заинтересовало мое предложение. Если тебе так хорошо на вторых ролях на маленькой паршивой лодчонке Оппермана, оставайся там, ради бога. Сотни людей будут на коленях умолять меня взять их на «Адмирал».

— Я не сказал «нет». — Фредерик покраснел. — Я дам тебе ответ вечером.

— Спасибо, это чрезвычайно любезно с твоей стороны, — сказал Понтус и, встав, слегка поклонился.

Фредерик тоже встал. Он пытался поймать взгляд Понтуса. Но маленький человечек отвернулся и язвительно сказал:

— Знаешь что, Фредерик, не трудись приходить сюда, ты дурак и слишком много о себе воображаешь!

Фредерик покачал головой:

— Но… Понтус, я просто хотел, чтобы мы приняли в расчет все обстоятельства.

Понтус обернулся, глаза его сузились от презрения, а передние зубы высунулись изо рта.

— Я знал, что ты тряпка, Фредерик! — огрызнулся он. — Я хотел помочь тебе из родственных чувств. А ты, как идиот, упустил случай! Понял?

— Не злись, Понтус, — улыбнулся Фредерик.

Но спокойствие Фредерика привело старика в еще большую ярость. Пинком ноги он открыл дверь конторы и крикнул «пошел!», словно обращался не к человеку, а к животному.

10

С Энгильбертом случилось нечто необъяснимое и потрясающее. Это произошло на болоте Кванмюрен рано утром. Как всегда, там стоял туман, но сегодня он был такой густой, что у Энгильберта голова пошла кругом и ему показалось, что лисья ферма находится совсем не там, где обычно. А на обратном пути он никак не мог заставить дорогу идти вниз, она шла все время вверх, куда бы ни поворачивал Энгильберт. Наконец он уселся на камень, чтобы собраться с мыслями, и тут-то все и началось. Вдалеке, окутанный туманом, показался силуэт идущей женщины, она несла на спине корзину с торфом. Высокая, стройная женщина была похожа на Томеа из хутора Кванхус. Вначале он был уверен, что это она, и окликнул ее. Она на мгновение остановилась, но потом не спеша пошла дальше.

Энгильберт снова позвал ее. Фигура снова остановилась. И, не сдвинувшись с места, словно растворилась в тумане и исчезла.

Энгильберт взвалил корзину с мясом на спину и поспешил к тому месту, где показалась женщина.

— Томеа! — крикнул он.

Он был уверен, что это девушка с хутора Кванхус и что она, возбужденная его вчерашними приставаниями, пришла сюда в надежде его встретить. Может быть, она увидела его, когда он поднимался по тропинке, и нарочно придумала себе какое-то дело на болоте. Жители хутора держали там свой торф.

Постепенно женщину снова стало видно, ее дымно-серый силуэт вырисовывался в тумане, но она словно оторвалась от земли и парила в воздухе.

— Томеа! — ласково крикнул он. — Не бойся меня! Почему ты убегаешь?

Она исчезла, очевидно, спряталась где-то поблизости. Он крикнул снова:

— Эй, кто бы ты ни была!

Никакого ответа. Ни звука, только слышно тихий плеск воды на болоте. Туман сгустился, и Энгильберт не узнавал окружающей местности. Вокруг лежало много поросших мохом камней, под ногами была влажная земля, там и сям между кусками ядовито-зеленой трясины виднелись маленькие черные озерки. Между двумя высокими скалами зияло черное отверстие пещеры, он заглянул туда, сунул руку, пещера была большая, возможно, что это так называемая Пещера маленьких троллей. Да, он вдруг узнал, это она и есть — Пещера маленьких троллей. По его телу пробежала дрожь сладострастия, смешанного со страхом и угрызениями совести.

— Томеа или кто бы ты ни была! — весело сказал он. — Почему ты прячешься от меня?

Он снял корзину со спины и, исполненный волнения, пополз в пещеру, пробираясь ощупью. Пещера была большая, сырая, с потолка текла вода, вода хлюпала и под ногами. Женщина была там, она вдруг оказалась в его объятиях, он ощутил ее тепло и одежду, пахнувшую дымом. Она что-то прошептала, но не сопротивлялась. В темноте он не мог различить ее черты. Но, ощупав ее лицо, убедился, что это девушка с хутора Кванхус, Томеа. Настоящее живое существо. Он нащупал ее шею и грудь, отбросил ее руки в стороны, повалил ее в мягкую грязь и бешено впился в ее рот.

Но вдруг он ощутил острую боль в языке. Он чуть не зарычал от этой боли, но заставил себя громко расхохотаться.

— Ты кусаться! Я тебя проучу!

В наказание он слегка ударил ее по лбу головой и снова стал искать ее рот. Но она снова укусила его, ее зубы впились в его нижнюю губу. Она кусалась, как испуганная кобылица. Он завыл от боли, отпустил ее руки, почувствовал жестокий удар коленями в живот, у него перехватило дыхание. У него появилось кошмарное ощущение, будто он парализован и не может сдвинуться с места. Но вдруг силы вернулись к нему, он сразу поднялся; на карачках, словно животное, выполз из пещеры, помчался изо всех сил и заметил, что теперь дорога идет вниз.

Он долго бежал и наконец остановился. Его одежда была насквозь пропитана грязью и потом, руки и ноги дрожали. Поблизости протекал ручеек. Энгильберт снял свитер, выполоскал его в чистой воде и отмыл лицо от крови и грязи.

Что же это было? Он начал размышлять о случившемся, облизывая раненым языком распухшую нижнюю губу. В груди было пусто и холодно, словно сердце из нее вынули и осталась сочащаяся грязная дыра.

— Талисман! — Он лихорадочно, ощупал грудь. Его не было.

Дрожа, он обшарил всю одежду. Талисмана не было. Он исчез.

Энгильберт направился домой полем по жнивью. Никогда в жизни не переживал он ничего более удивительного. Могучие силы вмешались в его жизнь.

Надо привести себя в порядок, переодеться и отправиться в дом оптовика Стефана Свейнссона, излить душу фру Сваве, рассказать обо всем мудрой Сваве и попросить у нее совета. Ему необходимо общество реальных людей, необходимо послушать понятную, культурную речь, прекрасный благородный исландский язык. Он жаждал общения с соотечественниками.

Фру Свава принимала ванну, но передала Энгильберту через горничную, что выйдет к нему через двадцать минут. Девушка провела его в гостиную и предложила сесть. Оптовик Свейнссон уехал по делам в Англию.

Энгильберт оглядел богатую гостиную с глубокими кожаными креслами и мебелью красного дерева. На рояле стояла всемирно известная картина Эйнара Йоунссона «Мать-земля», а вокруг нее множество фотографий в золотых рамках, на них прекрасные, благородные лица. На первом месте — фотография самого Стефана, блондина с пышными усами и добрыми голубыми глазами, на редкость красивого мужчины во фраке и белом галстуке. Рядом — фотография хозяйки дома в молодые годы. У Свавы тогда были темные волосы, но, в сущности, она красивее сейчас, с серебряной сединой, — настоящая королева.

Далее фотографии их детей: сына Бьёрна, работавшего в посольстве, дочерей Розы и Виолы. Обе жили в Америке, старшая — знаменитая художница по росписи фарфора, младшая — замужем за королем булавок, миллионером. Были здесь и портреты пышущих здоровьем родителей Свавы — пастора и пасторши, а также отца Стефана, фабриканта Свейна Стефанссона, могущественного человека и к тому же поэта.

Энгильберт знал все эти портреты, сам Стефан подробно рассказывал ему о них.

Он рассмотрел и большую картину с изображением глетчера, висевшую на стене. Великолепное зрелище. Серо-голубой глетчер на фоне покрытого грозовыми тучами неба, а на переднем плане река, вздувшаяся от избытка воды. О, как он тосковал по Исландии, стране льда и пламени, самой удивительной стране в мире! А теперь и самой счастливой. Там нет ни войны, ни голода, ни нищеты, все цветет пышно и роскошно. За все дары моря и земли цены платятся наивысшие, Англия и Америка соперничают друг с другом — кто больше даст. Деньги текут в страну, как лава из кратера. Все очень дорого. Сигара стоит до двадцати пяти крон, бутылка водки — иногда даже до пятисот крон. Но ведь и заработки, и доходы высокие, а безработицы нет, наоборот, не хватает рабочей силы на строительство новых зданий, возвышающихся повсюду. Как подумаешь об этом — дух захватывает! А здесь живешь на чужбине, как простой батрак, лакей Оппермана, лисий сторож…