Смейся, Принцесса!

Я вновь улыбнулась и набрала номер Льва Александровича.

– Добрый день.

– Настя, здравствуй. Рад тебя слышать, – голос Бриля гремел от счастья. – Надеюсь, у тебя все хорошо. Ты редко мне звонишь.

– М-м… я вот… просто так.

– Отлично. А теперь быстренько говори, что стряслось.

Льва Александровича никогда не удавалось обмануть, и это мне даже нравилось. Перед ним я ощущала себя прозрачной стекляшкой, которую он крутит-вертит, то и дело поднося к свету настольной лампы. «Тэкс, тэкс, Анастасия… Собираемся соврать?»

– Ничего особенного… – протянула я, глядя на потолок. Кажется, я опять «немножко предавала» дом Ланье. Клим Шелаев наверняка пожал бы мне руку, хлопнул по плечу и сказал: «Какая же ты молодец, Настя!» Нет, он посмотрел бы на меня – долго, многозначительно – и сказал: «Иди и порадуй чем-нибудь любимую бабушку уже сегодня». – Вы улетали в Питер, а там плохие погодные условия, – начала я отчаянную и неравную борьбу с Климом Шелаевым.

– Ты хочешь узнать, без проблем ли я вернулся в Москву? – с нескрываемой иронией спросил Бриль. Видимо, он уже раздробил меня на клетки и изучал под микроскопом.

– Да, – сообщила я, понимая глупость своего положения, и, ковырнув вилкой кусочек остывшей картошки, проигнорировав черный образ Клима, наконец-то сказала: – Сегодня Эдита Павловна первый раз за прошедшие месяцы спросила про Нину Филипповну. То есть заговорила о ней… Вы думаете, бабушка собирается помириться?

В груди дернулась неведомая ниточка – дуэль с Шелаевым оказалась слишком короткой, я не успела получить от нее удовольствия, наоборот, во рту появился горький привкус разочарования.

– Вряд ли, – ответил Лев Александрович, – но иногда на земле случаются чудеса. Ты веришь в них?

– Да. – Я улыбнулась, вспоминая недавний разговор с тетей. – Мне хочется, чтобы Нина Филипповна не волновалась, только не знаю, как это сделать, потому и позвонила.

– Спасибо. Хорошая ты девчонка, Настя, – с благодарным вздохом ответил Бриль, а затем прогремел: – Но погоришь на своей доброте – это точно!

Мы долго смеялись, потом попрощались, и я бодро направилась к себе в комнату. События дня никак не хотели успокаиваться в душе, и я собиралась хорошенько подумать о счастье Нины Филипповны, о планах и чувствах Эдиты Павловны, о Тиме. Закрыв окно, я легла на кровать и предалась размышлениям и мечтам.

Интересно, как примет бабушка новость о том, что у нее скоро появится еще одна внучка или внук? Непредсказуемо… Лера, конечно, взбесится – верный прогноз! Она мечтает, чтобы всеобщее внимание было сосредоточено только на ней… Пожалуй, я единственный человек в доме, готовый порадоваться за Нину Филипповну. Увы.

Дверь распахнулась так резко, что я вздрогнула. На пороге стояла Лера, вид ее говорил о том, что случилась катастрофа, равной которой не было и не будет никогда. Моя двоюродная сестра находилась в состоянии обиды, растерянности, вселенского возмущения и явно собиралась разорвать кого-нибудь в клочья. Даже волосы на макушке у Леры приподнялись.

– Я все выяснила. Они встречаются – Клим и Лизка! – выпалив эту новость, она плотно закрыла дверь и принялась расхаживать по ковру туда-сюда, то размахивая руками, то скрещивая их на груди. – Уже месяц! Шелаев везде сопровождает Лизку, забирает со всех вечеринок, и одно доверенное лицо, – Лера скривилась, – сообщило мне, что помолвка не за горами! Отец Акимовой в отличных отношениях с Климом, мамаша у нее вообще расчетливая гадюка, а значит… Значит, все самое худшее обязательно случится! Я этого не переживу, понимаешь? – Лера нервно убрала от лица волосы и теперь уперла руки в бока. – Только не говори, что тебе все равно!

Я откинула плед, подтянула ноги и села. Острые фразы Леры все глубже и глубже проникали в меня. Да, они наталкивались на каменные преграды, но заслоны почти мгновенно покрывались трещинами и рассыпались в пыль.

– Мне все равно, – услышала я свой голос.

– Почему, почему самый лучший мужчина на свете должен достаться этой смазливой дуре?! – пропустив мимо ушей мой ответ, взвилась Лера. – Нет, я отказываюсь в это верить! Но самое ужасное, что Клима уже месяц не видели ни с одной другой женщиной… Черт, это говорит о многом! Нет, я не верю. Тысячу раз не верю!

Шелаев никогда не оказывал знаки внимания Лере, и она не могла ревновать. Но ревновала. Яростно. И еще ей было трудно пережить, что такой «приз» достался именно «ненавистной Лизке Акимовой» – красивой, надменной, сводящей с ума многих мужчин.

Сунув ноги в тапочки, я прислушалась к стуку дождя за окном, проигнорировала стук собственного сердца и сказала:

– Думаю, они очень подходят друг другу.

– Что? – Лера сфокусировала взгляд на мне. – Ты сошла с ума? Клим… он… он… он необыкновенный, и я хочу его. Ясно?

– Да. – Я даже кивнула, чтобы не осталось никаких сомнений в моей способности что-либо понимать, особенно если объяснили столь доходчиво. Посмотрев на зеркальную дверь шкафа, я вдруг увидела высокую худощавую фигуру Клима, а рядом – Елизавету Акимову. И, конечно, она была хороша, иначе ее представить просто невозможно.

– Почему Акимовой так повезло? Объясни! Между прочим, Лизка не настолько уж красивая, просто размалеванная и… и… Скажи честно, ты веришь, будто между ними что-то есть? Они поженятся?

– Это возможно, – быстро вынесла я приговор, в ответ последовал отчаянный и протяжный стон Леры.

Глава 3

На войне как на войне

Вернувшись утром с покупками, Тим по просьбе Эдиты Павловны сделал несколько звонков и скрылся за дверью библиотеки. Я сидела на первом этаже, на диванчике возле окна, отчаянно борясь с желанием отправиться следом. Но мне оставалось лишь вдохновенно представлять, как Тим проходит мимо журнального столика, уверенно шагает вдоль книжных полок, бросает теплый взгляд в сторону нашего тайного места, возможно, улыбается и непременно думает обо мне. К сожалению, воскресенье – слишком опасный день для наших встреч, хотя унылое настроение настойчиво толкало меня к немедленному нарушению запретов. Бесспорно, все и всегда становилось лучше, когда я прижималась к Тиму…

Он вышел из библиотеки, подмигнул мне и понес толстенную книгу в комнату Эдиты Павловны. Я нетерпеливо побарабанила пальцами по подлокотнику и стала гадать, кто повезет нас с бабушкой к Брилю? Но пока ясности в этом вопросе не было. Чтобы ускорить время, я принялась вспоминать последнее строго засекреченное свидание, и уже через полминуты три продолжительных вздоха вырвалось из моей груди.

«Если посмотреть на Тима, то, наверное, не скажешь, что он может быть не просто нежным, а очень нежным, но он бывает таким, и эти моменты я бы назвала… м-м-м… особенно волнительными. Да, именно так! Остается только жалеть, что частых встреч мы себе позволить не можем».

Через пять минут Тим уже спускался по лестнице.

– Сейчас я повезу вас в клинику, – сказал он, подошел ближе и добавил: – Давай вечером куда-нибудь смотаемся, я тебя сто лет не обнимал.

– Тише, – прошипела я, умирая от страха и счастья.

– Я возьму машину Коры и подхвачу тебя около метро. Договорились?

– Хорошо, но я спрячусь за рекламный щит.

– Бессмысленная затея, – улыбнулся Тим, – твои дрожащие заячьи уши все равно будет видно.

Я состроила страшную гримасу, встала, торопливо сказала «договорились» и, нарочно копируя царственную походку бабушки, доплыла до двери. «Вечером у меня свидание… Отлично… Отлично… А заячьих ушей у меня вовсе нет!»

У Эдиты Павловны несколько дней болел левый бок, в связи с чем она собиралась в клинику к Брилю, где ей должны были сделать УЗИ почек. Я подозревала, что подобных обследований бабушка побаивается, именно потому она решила взять меня с собой. «Неизвестно, что эти эскулапы у меня обнаружат, – резко сказала Эдита Павловна Коре после завтрака. – Я не люблю, когда кто-то знает больше меня».

На заднем сиденье я специально устроилась так, чтобы переглядываться с Тимом в зеркале заднего вида. Он смотрел на меня, я на него, и настроение медленно, но верно тянулось к солнцу. Вчерашний разговор с Лерой эхом отдавался в груди, однако я игнорировала почти все образы и фразы. «Скажи честно, ты веришь, будто между ними что-то есть? Они поженятся?» Чем дальше, тем больше я верила в это, потому что рядом с Климом невозможно было представить… нормальную женщину. Только холодную и обязательно очень красивую статую, глядящую на окружающих свысока. Елизавету Акимову.