Проклятая война

Юноша откашлялся в ладонь, а затем прикоснулся к тыльной части руки Дебры, словно утешая — но на самом деле передавая ей вакцину.

— Мне очень жаль, — произнес он.

Гранд-Лейк зарывался под землю. Многие трейлеры и хижины скрывали входы в туннели. По дороге от госпитальной палатки Кэм заметил широкую камуфляжную сетку, растянутую над свежим раскопом. На сегодня работа остановилось, но похоже, беженцы выкопали тут вручную шахту пятнадцатиметровой глубины. На одном конце все еще продолжали копать, а другие бригады в это время сколачивали деревянные каркасы, куда заливали цемент. Наверное, они собирались возвести прямоугольник стен, перекрыть потолок, а потом снова накидать сверху землю, чтобы изолировать и спрятать бункер. Напрасный труд.

«Скоро все вы сможете спуститься обратно, — подумал Кэм. — Вы все получите возможность уйти с этой горы».

Скорей всего, именно поэтому Шог хотел контролировать вакцину. Если сбежит слишком много людей, он утратит армию. Массовый спуск со Скалистых Гор сам по себе мог обернуться катастрофой, потому что без организованной армии беженцы будут беззащитны перед русскими.

Возможно, губернатор был прав.

Когда командир отряда подвел их к выгоревшему на солнце передвижному дому, Кэм снова запаниковал. Входную дверь прикрывал брезентовый полог. Дебра уже ушла, пообещав снова навестить Рут до завтрака. Хорошо, что кто-то еще знал, где их найти. Что если Шог вознамерился держать их под арестом?

У Кэма отобрали оружие, да и в любом случае силы были не равны. По сигналу военного он шагнул в дверь. Когда Кэм оказался внутри, выяснилось, что от дома осталась одна оболочка — ни ковра, ни мебели. Большую часть стенных панелей пустили на топливо или просто оторвали, чтобы добраться до труб и проводки. Уцелели только две лампы. Из кухни вынесли шкафчики, раковину и столы. Посреди этой странной сцены топталась коротко остриженная азиатка с сигаретой в зубах. Дом поставили здесь лишь затем, чтобы скрыть спуск на лестницу и вентиляционные отверстия в полу.

На верхней ступеньке темного лестничного колодца Кэм заколебался.

— Я хочу поговорить с Шогом, — заявил он.

Ничего другого в голову не пришло.

— Мы проводим вас утром, сэр, — ответил командир.

Рут заглянула в глаза Кэму, готовая сделать все, что он скажет, — однако шум внизу не походил на тюремный, а азиатка-курильщица стояла с самым безразличным и расслабленным видом. Кэм услышал смех и громкий мужской голос: «Пять баксов! Это пять баксов!»

Они спустились почти на шесть метров. Вдоль неоштукатуренной бетонной стены тянулся единственный черный кабель. К потолку были привинчены две лампы. В короткий коридор выходило восемь дверей, завешанных одеялами. Кэма встревожила царившая здесь холодная сырость.

— Вот ваша комната, сэр, — сказал военный, указывая на первую дверь. — Мы прямо напротив. Все нормально?

— Да. Нормально.

Кэм отвел Рут в их комнату. Клетушка оказалась тесной, но довольно уютной, с панелью электрообогревателя. Кэм включил ее. Еще он заметил узкую армейскую койку и четыре одеяла, однако был слишком возбужден, чтобы уснуть.

Рут нежно прикоснулась пальцами к груди юноши и поцеловала его.

— Спасибо тебе, — сказала она. — Спасибо тебе, Кэм.

Он просто кивнул в ответ. Наконец-то можно расслабиться. Рут доверяла ему, и он был благодарен за это чувство родства и защищенности.

Рут прилегла на койку. Кэм все еще не мог уснуть и сел на пол. В голове у него все кипело. Дебра поручилась за Шога.

«По-моему, он хороший человек, и сделал все, что мог», — сказала врач, а она знала больше Кэма.

Дебра появилась в Гранд-Лейк за два дня до них, и ее медицинское образование послужило пропуском прямо в средние эшелоны власти.

После взрыва отряд Дебры сдался большому формированию повстанцев, подчинявшемуся Гранд-Лейк, — ближайшему уцелевшему оплоту американцев. Перевал Лавленд, находившийся слишком близко к эпицентру, сгорел, а добираться до Уайт-Ривер было все равно, что до луны, — пришлось бы пересечь огромные зоны чумы. Однако Дебра сказала, что подобное движение наблюдалось по всем Скалистым Горам. Армейские части снова объединялись. Фактически, боевая мощь Гранд-Лейк увеличилась после взрыва, хотя новые отряды состояли в основном из пехотинцев и легкой бронетехники. У неожиданной атаки русских обнаружилась и положительная сторона — раздробленные Штаты вновь сплотились.

Начиная с сегодняшнего дня, вакцина и образцы «аркоса» должны были перевернуть все с ног на голову. Рут считала, что исследователи всего мира стояли на пороге открытия боевых нанотехнологий наподобие «снежного кома». Сможет ли ее присутствие стать тем стимулом, которого не хватало маленькой лаборатории Гранд-Лейк?

Когда Рут поцеловала его, Кэм увидел в глазах женщины затаенный, но нарастающий страх. Он наконец-то понял, почему в госпитальной палатке ее голос звучал так отстраненно. Она боялась этой огромной ответственности. Теперь, когда ей дали время подумать и предоставили лабораторию и оборудование — как Рут изменит ход войны?

20

В крови Кэма обнаружилась новая частица, наномашина в форме перекрученного «X». Рут никогда прежде такого не видела, хотя немедленно вспомнила о мертвой горной вершине, расчерченной тысячами крестов. Сейчас она испытывала те же чувства — одинокое отчаяние и недоумение. Откинувшись от туннельного микроскопа, она сжала в кулак левую руку под повязкой, не в силах смириться с происходящим. Это было невозможно, однако странная наночастица присутствовала в его крови одновременно с вакциной. В его, но не в ее. Пока что крестообразная конструкция вела себя смирно. Рут предполагала, что ей нужен некий пусковой сигнал.

Откуда она взялась?

— Выпустите меня, — внезапно выдохнула ученая, развернувшись к левому микрофону.

Стерильный бокс был оснащен двумя открытыми микрофонами: один для записи наблюдений, второй — для связи с наружным миром. Клетушка была настолько мала, что войти и выйти без посторонней помощи никак не удавалось.

Для работы с наночастицами Гранд-Лейк построил бокс из арматурной стали, слишком тесный, чтобы вместить все собранное ими оборудование. Полка с электронными приборами частично блокировала дверь, а туша электронного микроскопа теснила Рут справа. Однако лаборатория была стерильной, хорошо освещенной, а подведенного к ней электричества с лихвой хватало на нужды Рут, даже для стерилизации бокса.

Они понимали, что часть исследований Рут смертельно опасна. К рабочему столу прикрепили рентгеновскую и ультрафиолетовую лампы, которые должны были хотя бы замедлить неконтролируемое размножение нанороботов, если не полностью их уничтожить. Скорость циркуляции воздуха в системе кондиционирования могла ненадолго подскочить до ста тридцати километров в час, втягивая все ускользнувшие частицы. Это диктовалось требованиями безопасности. Излучение само по себе могло повредить работающему в лаборатории персоналу. Вакуумный насос, как догадывалась Рут, тоже способен превратить микроскопы и прочие инструменты в ливень обломков и яростно хлещущих силовых кабелей — и разумеется, если бы это не уничтожило угрозу, бокс могли просто запечатать навсегда. Все равно что работать в гробу.

— Выпустите меня, — повторила она.

— Что случилось? — спросил Маккаун.

Рут прикоснулась белой перчаткой к маске.

— Я забыла свой журнал наблюдений. Я такая дура, — соврала ученая, борясь с ледяным, острым приступом клаустрофобии.

Большую часть времени этот страх только слабо ворочался в глубине сознания. Вернувшись к работе, Рут почувствовала эйфорию. Неописуемо приятно было вновь контролировать ситуацию. Нанотехнолог давно научилась забывать обо всем, кроме своих микроскопов, по крайней мере, пока работа двигалась вперед. Лишь иногда случались заминки. Зачастую ее пробирала нервная дрожь при воспоминании о самолетах и перестрелке. Один раз ей привиделись муравьи, которых тут, конечно же, не было.