Мистерия

«Нужна защита. Срочно нужна дополнительная защита…»

Эта мысль оборвалась, потому что в этот момент сидящее в кресле физическое тело издало хрип — перестало выдерживать нагрузку, — и разум Дрейка болезненным и резким рывком вернулся на место.

Комната, синий свет, резь в глазах и невозможно дышать.

Стук сердца — глухой и прерывистый, боль в грудной клетке. Успокоиться, срочно успокоиться, выровнять параметры оболочки, потому что если она сейчас треснет, этому миру уже никто не поможет.

Никто.

Дрейк попытался открыть глаза, но не смог терпеть даже приглушенный свет комнаты, а потому закрыл их; пальцы сжались на подлокотниках, ногти впились в жесткую ткань обивки.

Срочно. Он должен срочно найти выход. Теперь он видел, что происходит, и это повергло его в шок, равно как и факт, что времени осталось так мало.

— Я видел его — это облако. Видел, Джон.

— Насколько все серьезно?

Заместитель ютился в дальнем углу и почему-то стоял в неудобной позе — о причине Дрейк догадался не сразу, только спустя несколько секунд — фон, конечно же, его фон, сделавшийся нестерпимым после посещения комнаты-генератора.

— Сильно влияю?

— Сильно. — Сиблинг не стал врать. — Меня тошнит, чего давно не было.

— Прости.

Начальник, казалось, постарел — не кожей, глазами.

— Что это за облако?

— Оно рушит нашу защиту — проникает в нее, вгрызается в материю, изменяет ее свойства. Пока это происходит только на верхних слоях, отсюда и изменения климата, но, боюсь, скоро «оно» проникнет глубже, и тогда начнутся проблемы серьезнее. Куда серьезнее. Все плохо, Джон. Я опасаюсь думать о том, что оно сделает с людьми, их телами, памятью.

Сиблинга затошнило сильнее, но он привычно вызвал экран, на котором собрался делать заметки и ровно спросил: «Что будем делать? Какие указания?», и заиндевел изнутри, когда услышал от Начальника то, чего не слышал еще ни разу в жизни — фразу — «Я не знаю».

— Ты испарился с самого утра, я даже не успела тебя обнять, а потом целый день не могла отыскать в Реакторе.

— Прости, Ди. Я был очень занят.

— Проблемы?

— Да.

Дрейк смотрел на травинку, которую держал в пальцах — смотрел с такой любовью и нежностью, что ей становилось страшно. Что происходит? Откуда этот взгляд, будто сидящий рядом человек, прощается со всем сущим — любуется пылинками и былинками, касается растений, смотрит на то, как ветер покачивает полынь.

Кажется, они никогда вот так не сидели в парке — на лавочке, на теплых досках, под ласковыми лучами заходящего солнца.

Снег растаял сразу после обеда, температура вновь выросла до привычных двадцати двух градусов. Как ни в чем не бывало смотрели в небо стебли одуванчиков, касались друг друга листьями, вынашивали созревающие в коробочках семена.

— Это как-то связано с погодой?

— Да.

Как коротко и неясно.

— Все сложнее, чем кажется?

Дрейк промолчал, но ответ был очевиден — он завис в воздухе. Сложно, все не просто сложно, все… плохо. Иначе бы не молчал рядом мужчина, который, находясь на улице, кажется, даже не заметил, что не сменил серебристую форму на штатскую одежду. Хорошо, что рядом не было прохожих.

Бернарда привыкла, что могла касаться теплой руки в любое время, и теперь страдала от того, что временно лишилась этой возможности — от Дрейка фонило, как от незащищенного ядерного реактора. Где он был? Что делал?

— Тебе придется спать одной, не обижайся. — Он будто прочитал ее мысли, и она нехотя кивнула — уже поняла, что этой ночью вновь будет обнимать матрас. — Я сейчас в том состоянии, когда меня лучше не трогать.

Но ведь все будет хорошо? — Хотелось спросить ей. Будет?

И неизвестно, каков бы был ответ.

— Переночуй у Клэр, ладно?

— Ладно.

Наверное, и ему бывало тяжело — всемогущему человеку, способному на все или практически на все. Он редко унывал, редко пребывал в апатии и уж точно никогда так подолгу не молчал.

И тогда, вместо того, чтобы задавать вопросы, Дина наклонилась и прижалась щекой к знакомому плечу — плевать, что от подобной близости накатывала тошнота и становилось физически тяжело.

— Все будет хорошо. — Прошептала она закатному солнцу, Дрейку и себе самой. — Что бы там ни было, мы справимся.

Он кивнул — так ей показалось. А если кивнул, значит, шанс есть.

Погода, сложности, мировые проблемы — что бы ни стояло в первой графе на повестке дня, Дрейк справится. Всегда справлялся.

Архан. Город Руур.

— Уходишь от ответа? Отводишь глаза? Да кто ты такая, чтобы строить из себя гордую неприступную статую, сутра? Служанка! Я предлагаю тебе жизнь — ЖИЗНЬ — вместо вонючей клетки, пышные одеяла вместо соломенной подстилки, свободу в обмен на посильную помощь. Посильную!

Он называл «посильным» то, что было ей не по силам — предать. Предать учение Кима, предать ее понимание «человечности», предать собственные принципы и начать заниматься тем, за что ее Дар Старшие либо отберут через сутки, либо навсегда лишат душу возможности перерождения, а для Тайры не существовало наказания хуже.

Он предлагал заглядывать в будущее и менять судьбы людей, предлагал изощренно карать тех, кого считал виновным и лечить тех, на кого укажет Правитель, а не тех, на чье лечение есть разрешение Господа. А если вмешаться в чью-то судьбу без Его разрешения, то навсегда возьмешь на себя все грехи и ответственность за чужую жизнь, превратив собственную в кошмар. Даже лекари, по словам Кимайрана, не осознавали того, что погружая руки в чужую плоть и помогая изгнать болезнь, тем самым навлекали на свою карму черный след, что впоследствии поведет их душу не вверх по спирали Синтары, а загонит ее на извечный круг.

Тогда являлась ли такая помощь «посильной»?

Для колдуна да, для Тайры нет.

Вчера Брамхи-Джава разложил перед ней перевернутые изображениями вниз карточки и приказал прочесть то, что находилось на скрытой от глаз стороне. Давай, мол, смотри насквозь, ты же умеешь!

Да, она умела — Ким научил. Еще тогда, в комнате с окном и камином, старый учитель часто раскладывал на полу неровные кусочки бумаги с начерченными на них угольком словами или знаками и терпеливо пояснял:

— Попробуй увидеть изнанку — прощупать ее, почувствовать. Символ или рисунок сам проявится в твоем воображении, как только ты настроишься на предмет. Если же метод не работает, делай следующее: представляй, как твоя рука берет кусочек бумажки, переворачивает его, а глаза смотрят на изображение, и ты его увидишь, Тайра, увидишь. Это дело практики и твоего усердия, которые требуются для любого дела.

Да, она видела изображения на разложенных на столе колдуном карточках, на всех четырех: на одной — символ солнца, на другой — крест Правителя, на третьей — ленту богатства, на четвертой — просто квадрат — квадрат, и ничего более, но никогда бы не призналась об этом вслух.

Одно неверное слово, и ты навсегда раб — раб своей гордыни, жадности и желания быть значимым в глазах других людей.

Нет, она значима уже хотя бы потому, что сохранила человечность, а судя по ее наблюдениям, немногие смогли сделать это.

Но карточки были вчера, и Тайра надеялась, что у нее в запасе вновь четыре «свободных» дня в «загоне», как было до вчерашнего допроса, но ошиблась — колдуна будто укусила пустынная муха. Он расхаживал по полутемному залу, сжимал плотные кулаки и исходил злобой; вился следом по прохладному полу длинный подол расшитой золотом туру, зеркальным эхом отражался от стен глубокий и недобрый голос.

— Думала, сумеешь все скрыть, притворившись немой? Не выдать способности? А ведь мы давно наблюдаем, давно, и ты раскололась-таки, как пересохшая глиняная чаша.

Раскололась? Выдала себя? Когда и где? Как? Неужели кто-то следил за ней по ночам, но ведь взгляда извне не ощущалось в клетке?