Страница 10 из 29
Физикой занимались и дочери Николая II, разумеется, им читали лишь самый общий курс, включавший в себя много занимательных опытов, но мало теории. Впрочем, в Смольном к тому времени уроки физики уже были устранены из расписания.
О своем круге чтения Ольга Николаевна пишет: «Жуковский и Плетнев, наши русские учителя, оба дружные с Пушкиным и члены литературного кружка „Арзамас“, давно уже познакомили нас с сочинениями Пушкина. Мы заучивали его стихи из „Полтавы“, „Бахчисарайского фонтана“ и „Бориса Годунова“, мы буквально глотали его последнее произведение „Капитанская дочка“, которое печаталось в „Современнике“».
Девочки также часто посещали музыкальные концерты в доме Энгельгардта, оперные и балетные постановки.
Великие княжны числились в классах Смольного женского института и при посещении института надевали форму и вставали в ряды своего класса. Однако это снова была формальность.
Об особенностях обучения великих князей и княжон Анна Тютчева отзывалась так: «Жизнь государей наших, по крайней мере, так строго распределена, они до такой степени ограничены рамками не только своих официальных обязанностей, но и условных развлечений и забот о здоровье, они до такой степени являются рабами своих привычек, что неизбежно должны потерять всякую непосредственность. Все непредусмотренное, а, следовательно, и всякое живое и животворящее впечатление навсегда вычеркнуто из их жизни. Никогда не имеют они возможности с увлечением погрузиться в чтение, беседу или размышление. Часы бьют — им надо быть на параде, в совете, на прогулке, в театре, на приеме и завести кукольную пружину данного часа, не считаясь с тем, что у них на уме или на сердце. Они, как в футляре, замкнуты в собственном существовании, созданном их ролью колес в огромной машине. Чтобы сопротивляться ходу этой машины, нужна инициатива гения. Ум, даже хорошо одаренный, характер, но без энергии Петра Великого или Екатерины II, никогда не справится с создавшимся положением. Отсюда происходит то, что как государи они более посредственны, чем были бы в качестве простых смертных. Они не родятся посредственностями, они становятся посредственностями силой вещей. Если это не оправдывает их, то, по крайней мере, объясняет их несостоятельность. Они редко делают то добро, которое, казалось, было бы им так доступно, и редко устраняют зло, которое им так легко было бы уврачевать, не вследствие неспособности, а вследствие недостатка кругозора. Масса мелких интересов до такой степени заслоняет их взор, что совершенно закрывает от них широкие горизонты».
Светская жизнь
Дети рано начинали присутствовать на официальных церемониях, происходящих при дворе. Так, будущий Николай I и его сестра Анна уже в возрасте 1,5–2 лет танцевали на придворных балах. И если это еще можно было счесть развлечением, то участие в церемонии крестин Михаила Павловича, продолжавшейся более двух часов, представляется несомненно трудным для детей.
На крестинах сына Николая I Константина Николаевича присутствуют три его старших дочери: Мария, Ольга и Александра, которым в тот момент было соответственно восемь, пять и два года. Вспоминает Ольга Николаевна: «Следующей осенью, 9 сентября 1827 года, родился Константин, второй, долгожданный сын. Он родился уже как сын Императора, в то время как мы, старшие, родились еще детьми не венчанного на царство отца. К крестинам нам завили локоны, надели платья-декольте, белые туфли и Екатерининские ленты через плечо. Мы находили себя очень эффектными и внушающими уважение. Но — о разочарование! — когда Папа увидел нас издали, он воскликнул: „Что за обезьяны! Сейчас же снять ленты и прочие украшения!“ Мы были очень опечалены. По просьбе Мама нам оставили только нитки жемчуга. Сознаться? В глубине своего сердца я была согласна с отцом. Уже тогда я поняла его желание, чтобы нас воспитывали в простоте и строгости, и это ему я обязана своим вкусом и привычками на всю жизнь. Одеваться было мне всегда скучно. Мама или гувернантки заботились вместо меня об этом, и только будучи замужем, чтобы понравиться моему мужу, я научилась украшаться, и то только оттого, что мне было приятно, если Карл находил меня красивой и хорошо одетой».
Позже, в 1832 году, когда они гостили в Таллине, дети должны были совершать официальные прогулки: «По воскресеньям там играл военный оркестр. Нам надевали наши красивейшие платья, шляпы, подбитые розовым муслином, и рука об руку мы должны были проходить через публику, собравшуюся, чтобы видеть царских детей. Должна сказать, что мне было гораздо приятнее смотреть самой, чем давать себя разглядывать. Такие прогулки были обязанностью… Мы должны были также принимать сановников: военного губернатора Палена, гражданского губернатора Бенкендорфа, коменданта Паткуля, отца Сашиного друга детских игр, которому мы сделали визит, посетив его прекрасный загородный дом, расположенный на высоте над городом…»
В своей комнате дети могли, разумеется, есть вдоволь, но даже на семейных обедах, где соблюдался минимум этикета, дети часто вставали из-за стола голодными. Вот что рассказала своему биографу Ольга Александровна: «Робкой я не была, но эти семейные обеды скоро стали для меня сущей мукой. Мы с Михаилом все время ходили голодные, а хватать куски в неурочное время миссис Франклин нам не разрешала.
— Голодные? — переспросил я, не скрывая изумления.
— Ну, разумеется, еды было достаточно, — принялась объяснять Ольга Александровна, — и хотя блюда были простые, выглядели они гораздо аппетитнее, чем те, которые нам подавали в детской. Но дело в том, что существовал строгий регламент: сначала еду подавали моим родителям, затем гостям и так далее. Мы с Михаилом, как самые младшие, получали свои порции в самую последнюю очередь. В те дни считалось дурной манерой и есть слишком поспешно, и подъедать все, что положили тебе на тарелку. Когда наступал наш черед, мы успевали проглотить лишь один или два куска. Даже Ники однажды так проголодался, что совершил святотатство.
Великая княгиня рассказала мне, что каждый ребенок из Дома Романовых при крещении получал золотой крест. Крест был полый и наполнен пчелиным воском. В воск помещалась крохотная частица Животворящего Креста.
— Ники был так голоден, что открыл крест и проглотил все его содержимое. Потом ему стало очень стыдно, но он признался, что это было аморально вкусно. Я одна знала об этом. Ники не захотел рассказать о своем проступке даже Георгию и Ксении. Что же касается наших родителей, то не нашлось бы слов, чтобы выразить их негодование. Как вы знаете, все мы были воспитаны в строгом послушании канонам религии. Каждую неделю служили литургии, а многочисленные посты и каждое событие общенационального значения отмечалось торжественным молебном, все это было так же естественно для нас, как воздух, которым мы дышали. Не помню ни одного случая, чтобы кто-то из нас вздумал обсуждать какие-то вопросы религии, и все-таки, — улыбнулась Великая княгиня, — святотатство моего старшего брата ничуть нас не шокировало. Я только рассмеялась, услышав его признание, и впоследствии, когда нам давали что-то особенно вкусное, мы шептали друг другу: „Это было аморально вкусно“, — и никто нашего секрета так и не узнал.
Я снова выразил сомнение в том, чтобы наследник престола мог оказаться настолько голодным, живя во дворце, где в кухнях, кладовых, складах полно всевозможной еды.
— Это так, но существовал строгий порядок, — объяснила Великая княгиня. — Подавали завтрак, ленч, чай, обед и вечерний чай, все в строгом соответствии с инструкциями дворцовым буфетчикам. Некоторые из этих инструкций сохранились без изменения со времен Екатерины Великой. Скажем, в 1889 году появились маленькие булочки с шафраном, которые ежедневно подавались к вечернему чаю. Такие же булочки подавались при дворе еще в 1788 году. Мы с моим братом Михаилом то и дело проказничали, но мы просто не могли зайти украдкой в буфет и попросить бутерброд или булку. Такие вещи просто не делались».