Красная страна

– Я? – промямлил Лиф.

– Так что мы все едем бесплатно. – Шай сделала последний глоток и бросила собеседнику бутылку. – Или так, или мы вообще никуда с вами не едем.

Свит прищурился, хорошенько приложился к горлышку, глянул на Лэмба и долго сидел неподвижно в темноте, только отсветы факела плясали в его глазах. Потом он вздохнул.

– А ты любишь торговаться, правда?

– Мое главное правило в подходе к обману – избегать его.

Свит хохотнул, выслал коня вперед и, зажав бутылку локтем, стянул зубами перчатку, протянул ладонь.

– По рукам. Думаю, ты мне понравишься, детка. Как тебя кличут?

– Шай Соут.

– Шай? – он снова поднял бровь.

– Это – имя, старина, а не жалоба. А теперь гони обратно бутылку.

Таким образом, они продолжили путь вместе. Даб Свит болтал без умолку надтреснутым, но мощным голосом. Говорили обо всем и ни о чем. Часто смеялись, как будто не оставили позади двух мертвецов. Пускали по кругу бутылку, пока выпивка не закончилась. Шай, чувствуя в животе тепло, швырнула бутылку в ночь. А когда Эверсток превратился в кучку огней позади, она натянула поводья и поравнялась с человеком, которого имела больше поводов, чем кого бы то ни было, называть отцом.

– Тебя ведь не всегда звали Лэмбом, правда?

Он посмотрел на нее, потом отвел глаза. Сгорбился еще сильнее, кутаясь в плащ. Большой палец скользил туда-сюда, потирая обрубок среднего, недостающего.

– Прошлое есть у всех, – сказал он наконец.

Более чем верно.

Похищенные

Детей всякий раз оставляли безмолвной кучкой, когда Кантлисс приказывал гуртовать их. Гуртовать. Он так и называл эту работу, как будто имел дело с ничейными коровами и никаких убийств вообще не было. Будто они и не делали ничего из того, что произошло на ферме. Не смеялись, вспоминая потом, как притаскивали малышню с выпученными глазами. Рябой всегда смеялся неприятным смехом – у него не хватало двух зубов спереди. Но ржал так, словно убийство – самая забавная шутка в мире.

Вначале Ро пыталась угадывать, где они проходят. Хотела оставлять какие-то знаки для тех, кто, возможно, пойдет по следу. Но леса и поля сменились обширными пустошами, где только изредка попадались приметные кусты. Они уходили все дальше и дальше на запад, это она поняла, но ничего сверх. Ей хватало забот о Пите и о других детях, о которых Ро заботилась, как могла, – чтобы были сытыми, умытыми и молчали.

Здесь собрали самую разную детвору, но никого старше десяти лет. Двадцать один ребенок, еще не так давно, пока мальчишка по имени Кейр не попытался сбежать. Рябой отправился за ним и возвратился забрызганный кровью. Таким образом, их осталось два десятка, и больше никто не хотел убегать.

Еще за ними присматривала женщина по кличке Пчелка. Хорошая, если не обращать внимания на шрамы от залеченного сифилиса на руках. Она иногда обнимала детей. Но не Ро, которая не нуждалась в заботе, и не Пита, у которого была Ро, чтобы обнимать, а некоторых самых маленьких. Она уговаривала их замолчать, когда они плакали, потому что боялась Кантлисса до усрачки. Порой он бил ее, после чего Пчелка вытирала сочащуюся из носа кровь и оправдывала его. Говорила, что у него была трудная жизнь, что от него отвернулись люди и в детстве избивали сверстники. На взгляд Ро, это еще не повод, чтобы бить других, но, по всей видимости, всем требовались хоть какие-то оправдания. Даже самые слабые.

По мнению Ро, в Кантлиссе ни единая проклятая черточка не вызывала уважения.

Он ехал впереди отряда, одетый словно богатый и знатный человек, а не убийца и похититель детей, который пытался хоть чуть-чуть выделиться, собирая вокруг себя еще более гнусное отребье. По ночам он требовал разводить огромный костер, поскольку любил смотреть, как пляшут языки пламени. Потом он напивался, а напившись, горько кривил губы и жаловался на то, что жизнь никогда не была к нему справедлива – его обжулили с наследством, и вообще ничего в этом мире не происходило так, как он хотел.

Однажды они остановились на целый день около широкого водного потока, и Ро спросила его:

– Куда вы нас ведете?

– Вверх по течению, – только и ответил Кантлисс.

Они погрузились в лодку, а потом пошли против течения. Сухопарые, жилистые мужчины гребли и отталкивались шестами, а равнина проплывала мимо и на горизонте сквозь туман проступали три синих пика на фоне небес.

Вначале Ро думала, что судьба смилостивилась над ними – не надо больше трястись в седле, сиди себе да и все. Просто найди себе место под навесом, наблюдай, как земля ползет мимо, и привыкай к тому, что прежняя жизнь потихоньку стирается из памяти, все тяжелее вспомнить лица людей, которых ты когда-то знал, чувствуешь себя как во сне и ожидаешь приближение кошмара.

Рябой время от времени сходил на берег с луком и несколькими помощниками, а потом возвращался с добытой дичью. Потом отдыхал, курил и смотрел на детей. И улыбался часами напролет. Когда Ро увидела его щербатую ухмылку, то вспомнила, как он стрелял в Галли и оставил старика, утыканного стрелами, висеть на дереве. И ей очень захотелось заплакать, но она знала, что не имеет права. Она – одна из самых старших и должна показывать пример малышне, быть сильной. Она считала, что если не расплачется, то это уже маленькая победа. Ну и что, что маленькая? Победа всегда победа, говорила когда-то Шай.

Через несколько дней они увидели столбы дыма, поднимающиеся к небу и подчеркивающие его необъятность, вдалеке из моря травы. Черные крестики птиц-падальщиков кружились там же. Начальник над лодочниками сказал, что надо возвращаться, что-то долго объяснял о духолюдах, но Кантлисс только рассмеялся и передвинул рукоять ножа на поясе. А потом посоветовал лодочнику бояться тех опасностей, что у него под боком. Вот и весь разговор.

В ту же ночь один из похитителей растолкал Ро и принялся рассказывать, что она ему кого-то напоминает. Хотя он улыбался при этом, но глаза отводил. От мужчины разило перегаром, а когда он схватил девочку за руку, Пит изо всех сил ударил его. Хотя какие там у него силы? Зато проснулась Пчелка и закричала. Подбежал Кантлисс и оттащил своего человека. А Рябой бил его ногами, пока тот не перестал шевелиться, и сбросил за борт. И Грега Кантлисс орал остальным, что товар не про их честь и чтобы не смели распускать свои гребаные ручонки, иначе – готов биться об заклад! – ни один не получит оговоренной оплаты.

Ро знала, что не должна была этого говорить, но вспыхнула и не сдержалась:

– Моя сестра идет по следу! Если хочешь биться об заклад, то бейся! Она тебя найдет!

Она думала, что Кантлисс ударит ее, но он всего лишь посмотрел на нее так, словно она была самой мелкой из преследующих его всю жизнь неудач, и сказал:

– Малышка, прошлое утекло, как вода. Чем скорей ты вобьешь это в свои мозги, которые меньше булавочной головки, тем лучше. Никогда ты не увидишь сестру. Никогда больше.

И ушел на нос корабля, с недовольной рожей вытирая мокрой тряпкой капли крови со щегольской одежды.

– Он сказал правду? – спросил Пит. – Никто за нами не придет?

– Шай придет. – Ро никогда не сомневалась в том, что если сестра что-то решила, то добьется этого любой ценой. Но она никогда не призналась бы, что в глубине души надеется, что Шай не придет, поскольку очень не хотела видеть сестру, утыканную стрелами. А что она смогла бы поделать? Даже с тремя сбежавшими, двумя, которые остались продать большую часть лошадей, и тем, кого убил Рябой, у Кантлисса оставалось тринадцать человек. И Ро не знала, кто сможет с ними справиться.

Она скучала по Лэмбу. Он мог улыбнуться и сказать: «Все хорошо. Не бойся». Так он говорил во время грозы, когда она не могла заснуть от страха. Вот было бы хорошо…

Братство

Какая дикая жизнь, какой свежий взгляд на жизнь. Но какой дискомфорт.