Статья Пятая (ЛП)

- Ты ведь не будешь знать, если ее отправили на реабилитацию, верно? - рискнула спросить я, задаваясь вопросом, не пришлось ли моей маме "отрабатывать" нечто, как слышала Ребекка.

- Ты не можешь просто помолчать? - огрызнулся Чейз. - Вот прямо сейчас? Ты заключенная, а мне нужно подумать.

Я моргнула; во мне бушевала ярость.

- Мисс Брок не имела в виду полное молчание, - я постаралась говорить ровно в надежде, что доброжелательность позволит мне вытянуть из него какую-нибудь информацию.

- Это не ее правило, а мое.

Я сжала в своих скованных наручниками кулаках юбку. Мимо проехал еще один автомобиль МН. Я заметила, как Чейз напрягся, и почувствовала, что мое лицо заливает жар.

- Как неудобно тебе, должно быть, перевозить дрянь из реформационной школы, - тихо сказала я. По тому, как заходили его желваки, я поняла, что попала в яблочко.

* * *

Мы не разговаривали больше часа. Молчание приняло физическую форму молота, который все бил и бил по мне, напоминая, что, каким бы ни было наше прошлое, теперь я для него никто.

Также этот молот вбивал в меня новые страхи. Какими были последние две недели для моей мамы? И что произойдет завтра утром? Мое сознание заполнили образы: ее втаскивают в зал суда в наручниках, а ее глаза такие же пустые, как были у Розы, и на нее направляют яркий обвиняющий свет прожектора. Ее руки покрыты рубцами, как мои. Я встряхнула головой, старясь избавиться от этих мыслей, и взглянула на Чейза.

Да что же с ним такое? Неужели он в самом деле собирался притворяться, будто я не сидела в трех футах от него? Будто наши жизни не были сплетены вместе с тех пор, как мы были детьми? Теперь он стал солдатом, я это поняла. Но когда-то он был еще и просто человеком.

Мое внутреннее состояние металось от беспокойства к ярости, и это выматывало меня; я постоянно ловила себя на том, что смотрю на него, будто бы в любой момент ожидая признания, что все происходящее - глупая извращенная игра.

Часы на приборной панели показывали 8:16 утра, когда я почувствовала, что фургон увеличил скорость.

- Мы подъезжаем к Чикаго? - не ожидая ответа, спросила я Чейза. Странно. Я плохо разбиралась в географии, но знала достаточно, чтобы понять, что наше путешествие было слишком коротким. Кроме того, мы съехали на боковую дорогу около двадцати миль назад и с этого момента не встретили больше ни одного автомобиля МН. Я предполагала, что, по мере приближения к их базе, количество солдат должно было бы увеличиться.

В любом случае, я почувствовала легкую панику при мысли, что мама может быть где-то близко; я все еще ничего не знала о предстоящем суде.

Фургон свернул с шоссе на однополосный автосъезд и остановился, а затем взял вправо и выехал на какую-то всеми забытую дорогу. Здесь через асфальт летом проросла трава, а затем высохла и так и осталась на зиму в своих трещинах. Дорога была замусорена нападавшими ветками. В этом районе давно не проводили никаких работ.

Фургон сбросил скорость, а мое сердце, наоборот, стало учащенно биться.

- Мы едем в суд, верно?

Чейз выдохнул.

- Планы слегка изменились.

До этого я горбила плечи из-за наручников, а теперь резко дернула ими назад.

- Что ты имеешь в виду?

- Никакого суда не будет.

У меня отвисла челюсть.

- Но ведь повестка...

Чейз снова свернул направо на узкую замусоренную дорогу. Фургон подбрасывало на каждой выбоине.

- Фальшивка.

- Ты... подделал документ МН? - Я была сбита с толку только на мгновение, а затем хлынул поток: - Тогда где она? Ее не судили? Отправили на реабилитацию? О Боже, с ней все в порядке?

- Не забывай дышать, - пробормотал Чейз себе под нос.

- Чейз! Ты должен сказать мне, что происходит!

В его глазах появились мрачные тени, значения которых я не понимала. Он посмотрел в сторону, будто бы ответ был спрятан где-то среди деревьев, и пригладил рукой свои черные волосы. У меня появилось нехорошее предчувствие насчет того, о чем он молчал.

- Я пообещал ей, что вытащу тебя оттуда.

- Ты пообещал...

- Мой командир полагает, что я сейчас помогаю с зачисткой в Ричмонде.

Я не знала, что такое зачистка. И я совершенно не понимала, почему Чейз был сейчас здесь, когда ему полагалось быть в другом месте. Это было бессмысленно.

- Она все еще в тюрьме? - Я чувствовала себя так, как если бы стояла на краю обрыва и в любой момент могла упасть в ужасную пропасть.

- Нет.

Картинка в моем нетерпеливом мозгу складывалась слишком медленно. Моя мать на свободе. Я на свободе. Ребекка и Шон были правы: судов больше нет. Ну, а Чейз...

- Ты больше не солдат. Ты теперь тоже беглец.

- Это называется "уйти в самоволку", - ровным голосом произнес он.

Я уставилась на него, вспоминая, что Ребекка говорила о возможностях побега для Шона и как МН наказывала за дезертирство. Освобождая меня, Чейз подписал себе приговор. Моя мама попросила его рискнуть ради меня жизнью. Я не понимала, что это значило. Может быть, Чейз не стал таким ужасным, как я думала? Сейчас я могла думать только о маме, о том, что мы с ней обе были свободны, а еще о том, стало ли наше положение более опасным, чем я ожидала, или менее.

Внезапно Чейз вдарил по тормозам и резко свернул на незаметную тропинку, которую я, не поверни он, не увидела бы. Проехав сквозь занавес гнущихся к земле ветвей деревьев, мы попали на опушку, где был припаркован древний, эпохи семидесятых, грузовик "Форд". С боковой панели пузырями слазила темно-бордовая краска, а подножка двери была покрыта ржавчиной.

Я опустила взгляд на свои наручники. Если Чейз планировал воссоединить меня с мамой, то почему я все еще была связана? Почему мы остановились на этой богом забытой опушке в милях от главной дороги? Я все явственнее стала осознавать, насколько безлюдно здесь было. Когда-то я ему доверяла, но после всего, что я увидела в школе реформации, проводить время наедине с солдатом казалось не самой лучшей идеей.

- Если она на свободе, почему бы тебе так просто мне это и не сказать?

Он услышал дрожь в моем голосе и поднял взгляд. В его глазах плясал целый океан сдерживаемых эмоций.

- Если ты не заметила, мы были на крупной военной трассе. Любой солдат мог нас остановить, если бы мы показались ему подозрительными.

Я вспомнила о том, как сосредоточен он был во время езды, как всматривался в каждый проезжающий мимо автомобиль МН, как требовал тишины. Он опасался. Если бы нас поймали, его жизнь подверглась бы ужасному риску.

Мгновение спустя он сунул руку в набедренный карман и достал большой складной нож. Я втянула воздух, до предела заполняя легкие, и на некоторое время забыла, что это был Чейз. Я видела только оружие и форму и не успела больше ничего сообразить, когда мои связанные в запястьях руки стали дергать дверную ручку. Она не поддавалась. Из моего горла вырвался придушенный крик.

- Эй! Успокойся. Я всего лишь собирался снять с тебя наручники, - сказал Чейз. - Господи Иисусе, да за кого ты меня принимаешь?

За кого я его принимала? Не за Рэндольфа, готовящегося убить меня в лесу. Но и не за друга. Не за любимого. А теперь он, судя по всему, не был и солдатом.

- Не знаю, - честно ответила я.

Чейз нахмурился, но ничего не ответил. Он разложил нож и умело разрезал стягивающие мои руки ремни. Сделав это, он резко убрал от меня свои ладони и разблокировал со своей стороны мою дверь. Я потерла запястья, заставляя себя дышать более спокойно.

Мгновение спустя он вылез из фургона, оставив меня в тумане недоумения.

Я покинула свое сиденье и вслед за ним пошла к грузовику, шлепая ногами по лужам грязи.

- Так где она?

Чейз рывком распахнул проржавевшую дверь, плечом навалился на спинку сиденья и откинул ее вперед. За ней обнаружился набитый брезентовый рюкзак, большой коробок спичек, бутилированная вода, стальной котелок и стеганное одеяло. Чейз извлек откуда-то отвертку и вернулся к фургону МН.