В. Васнецов

Вот Васнецов и Суриков сидят в саду на скамейке у кирпичной стены — забора.

Рассматривая на этом фото Васнецова, вспоминаешь зарисовку В. Л. Дедлова, совершенно точно передающую внешний и внутренний облик Васнецова тех лет:

«Наш вятич худощав и из несильных вятичей. Мускулы у него не велики, но могучие, губы и отличный склад головы говорят о большой духовной силе. Глаза смотрят добродушно, но спокойно и вдумчиво, по временам с искрой юмора. Движения — немного нервные, хлопотливые, но бодрые, немного угловатые, но в то же время ловкие, цепкие и не лишенные своеобразной грации. Беседа быстрая, оживленная, сопровождается такими же угловато-грациозными жестами. Тема разговора всегда значительная, изредка юмористическая».

К старости характер художника несколько изменился. Сгладилась угловатость, исчезла нелюдимость. Во всю ширь развернулись его доброта, гостеприимность. Уже стали появляться у Виктора Михайловича внуки, и часто комнаты его дома заполнялись шумной и проказливой детворой.

Только наверху, там, куда вела винтовая деревянная лестница, царила тишина. Здесь находилась мастерская, в которой художник работал день-деньской. Перед входом углем на стене художник нарисовал женскую головку с приложенным ко рту пальцем. И тех из детей, кто уж слишком расшалился, он, обняв за плечи, подводил к рисунку.

— Понимаешь, что это такое? — спрашивал художник. — Нет? Тогда слушай и запоминай.

И произносил по складам: «Молча-ни-е».

Для детей Виктор Михайлович даже написал и издал сказку о приключении рыбок в подводном царстве.

М. В. Нестеров, художник, наиболее близко стоявший к Васнецову в последний период его жизни, говорил:

«Слава Васнецова росла и не всегда радовала его: неумеренные, а подчас неумные почитатели его соборных работ равняли их с великими произведениями итальянского Ренессанса, чаще других с Рафаэлем… Он, отшучиваясь, говорил: «Ну, где уж там Рафаэль…» Здоровый, критический ум, его честность перед собой спасали его от обольщения. Он говорил как-то о себе, вспоминая о судьбе Кукольника: «Хорошо-то оно — хорошо, но и Кукольник думал о себе, что он Пушкин, да ошибся, так Кукольником и остался, это помнить надо».

По другим воспоминаниям, Виктор Михайлович как-то заметил в беседе:

— Вы уж меня совсем к звездам поднимаете, сравнивая чуть ли не с Микеланджело. Какой я Микеланджело! Я простой русский человек, каких тысячи, и то, что сделал я, мог бы, наверно, сделать обыкновенный вятский плотник или иконописец, дай ему только условия. Ведь если по совести говорить, мой «удар» — это способность красно расписать стену, то есть то, что у нас с некоторых пор называют декоративным искусством. Если прибавить сюда еще мою действительно большую любовь к России, то из этих двух данных и составится весь Васнецов. Я же лично свои способности ставлю не выше дарований моих младших братьев — художника Аполлинария да педагога по профессии и столяра по призванию Аркадия. Может быть, впрочем, мне более посчастливилось, — ведь я учился у Чистякова!

Превыше всего ставил Васнецов неустанный, непрерывный, вдумчивый труд и несгибаемую волю. С усмешкой вспоминал про Горшкова, своего академического товарища:

— Работали мы с ним некоторое время в одной комнате. Я или что-нибудь рисую, или пишу на холсте, а как начну работать, так и не отхожу от мольберта, пока светло. А он ничего не делает, только все ходит по комнате из угла в угол, как маятник качается. Надоел совсем. «Что ты, — спрашиваю, — все только ходишь и ходишь, а не работаешь?» — «Да что-то я сегодня, брат Виктор, раскомпоновался!» Так всю жизнь только «раскомпоновывался» и ничего путного не сделал.

Сам Виктор Михайлович даже в свободное от живописи время всегда занимался каким-либо трудом, считая разнообразие в занятиях лучшим отдыхом. Чаще всего увлекался архитектурой.

В доме-мастерской Васнецова во всем блеске проявилось его дарование народного зодчего.

— Я большой поклонник готики, — сказал он раз сыну Михаилу, — но ей у нас на Руси не место, у нас есть свой национальный архитектурный стиль, мы должны его разрабатывать.

В 1901–1902 годах Виктор Михайлович работал над проектом фасада и фриза галереи Третьякова. Проект этот был осуществлен. В основу его художник, как всегда, положил постройки древней Руси. Мотив остроконечной двускатной теремной крыши трижды повторяется в фасаде, обрамляя центральную и боковые части входа. Более плавно и округло этот мотив звучит наверху, напоминая здесь своими очертаниями уже не крышу, а шлем древнерусского воина, — мотив, встречающийся в кровлях дворца в Коломенском. Центр этой шлемовидной башенки занимает барельеф «Георгий Победоносец, поражающий змея».

Благодаря васнецовскому проекту и внешний вид галереи приобрел национально-русский характер.

Увлекало Васнецова и множество других художественно-архитектурных затей. Особый интерес представляют его проекты раскраски Кремлевского дворца, Грановитой палаты, Красного крыльца и перехода из Оружейной палаты во дворец. По замечанию искусствоведа В. М. Лобанова, «они отражают неизменную заботу художника о сохранении национальных ценностей прошлого».

Проект русского павильона для Всемирной выставки в Париже (выполненный также в национальном стиле), проект памятника героям, павшим в польскую интервенцию 1612 года, проект дачи, интерьер гостиной в Ванькове Дмитровского уезда Московской губернии[23], дом П. И. Щукина в Грузинах, Цветковская галерея — эти и другие архитектурные работы были своего рода отдыхом для Васнецова и создавались в перерыве между картинами.

Васнецов особенно не занимался черчением, не делал геометрических чертежей с линейкой и циркулем, но, хорошо зная свойства материала, ясно представляя объемность предметов, делал архитектурные наброски. В них ощущается такая же поэзия художественной фантазии, которая пронизывает его живопись. И в обстановке его дома-теремка сказался вкус Васнецова как художника-архитектора.

Васнецов обставил свой дом лишь самыми необходимыми вещами, но зато весьма примечательными.

Объемистый буфет с отделкой во вкусе русского севера и обеденный стол выполнили по его планам и указаниям московские столяры. Печь в столовой из белого кирпича была сложена также под его наблюдением. Она имеет много затейливых украшений, похожих на убранство деревянной архитектуры, но это чисто русская старинная печь, какую складывали многие печники на Руси. Художественность русского народа ярко и самобытно проявлялась даже в самых бытовых вещах — это Васнецов хорошо понял, когда бывал в избах вятских и подмосковных деревень.

Верхнюю часть печи он, следуя народным традициям, украсил изящными цветными изразцами. Любопытно, что изготовлены они были в абрамцевской гончарной мастерской по образцам М. А. Врубеля, Печь, выходящая в залу, как нельзя более подходит к стилю комнаты.

В полной гармонии с убранством комнат и повешенная над буфетом доска с резным орнаментом редкой красоты. Это, пожалуй, единственная «музейная» вещь, да и то попала она сюда случайно. Ее подарил почитатель художника из-под города Владимира.

Как относительно спокойно ни чувствовал себя Виктор Михайлович в своем доме-тереме, но и он с тревогой следил за сгущающимися над Россией тучами войны.

Когда началась мировая война 1914 года, двое из сыновей Васнецова (всего у него было пятеро детей) попали в армию. Очевидцы вспоминают, что Виктор Михайлович с трепетом переживал каждое крупное событие на фронте. Он радовался победе русского оружия, скорбел о неудачах, но верил в конечный успех.

Художник сделал множество рисунков для изданий Красного Креста в пользу раненых. Это по большей части открытки, которые пользовались необычайным успехом и в армии и в тылу. Типична одна из композиций, она называется «Один в поле воин!» и изображает молниеносно несущегося витязя навстречу тучам вражеских стрел.

22 августа 1914 года Илья Ефимович Репин, узнавший, что Васнецов проводил на фронт сыновей, написал ему из Куоккала ободряющее задушевное письмо:

23

Виктор Михайлович приобрел дачу там, потому что местность напоминала ему Рябово. И называл он свою дачу Новым Рябовым. Когда сделал эту покупку, весело рассказывал Праховым:

— И мельница там водяная есть, как в «Русалке», непременно прикажу ее отремонтировать и лучшего в России мельника найду… Шаляпина!.. Пусть себе муку мелет и нам песни поет, а мы будем на террасе сидеть, чаек попивать и его веселые песни слушать.