Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 151 из 152

1915 — «Одна звезда».

1917 — «Как за лесом, за горою…».

1918 — I часть стихотворения «Сегодня воздух о морем перемешан…» (II часть — 1921 год).

1919 — «Смеешься ты…».

1920 — «Ни одна загадка не разгадана…», «Утро только занялось…», «Летает ворон с чайкой белой», «Мотылек золотой, как тебя не любить?..», «Не чудо ль на столе моем…», «Тяжелые ты веки опустила…», «Вновь на борьбу», «Ходят люди мимо дома», «Все счастье в жизни женщины мне дали…», «Сквозь смертный сои…».

1921 — «Вы — родина и жизнь…», «Так робко сыплет редкий снег…», «Волны плещутся бурливо…», «Лишь боль мне юным сердце сохранила…», «Вишневой косточке», «Я всех любил вас равною любовью…» (первоначальное название «Любовные размышления»), «Я голубем вернулся раньше срока…», «Осыпались цветы в одно мгновенье…», «Целуй меня, как я тебя целую…», «Я ухожу… какое испытанье!..», «Смети весь мир…».

Дочь луны

Впервые книга была издана в 1925 году. Отдельным изданием на латышском языке выходила дважды.

Над этим сборником Райнис интенсивно работал в 1923–1924 годах. В значительной мере здесь слышны те же мотивы, что и в «Серебристом свете». Так 25 мая 1924 года Райнис делает запись:

«Великая хвала… женственности, альтруизму, добросердечию, искренности. Красота, любовь, доброе сердце». В этой книге показаны чувства любви более сложные по своим оттенкам, тут уже имеют место противоречия между лирическим героем и его возлюбленной. Четко проводится мысль, что любовь не может разрешить всех сомнений, страданий и дать полноту жизни. В своих записях от 20 марта 1923 года поэт обращает внимание на обстоятельство, что книга «Дочь луны» будет отличаться довольно суровым колоритом: «…Только никакой веселости, ничего солнечного. Восхваление ночи».

30 июня он писал:

«Новеллы перемежаются афоризмами о любви, письмами и репликами в стихах. Возникло недоверие к тебе, следовательно, тебе нельзя верить. Оба не верят, любовь искусственная. Прекрасна и она, но настоящая ведь та, которая желанна. Все кончается расставаньем».

В нескольких набросках Райнис обосновывает необходимость расставания Дагды и Синиары, Дагда уходит прочь из родных мест, которые удручают его своей духовной узостью, ограниченностью и несбыточностью идеалов.

2 июля 1924 года он записывает: «Она освобождает его и уходит сама первая, взяв на себя все жертвы, и эту тоже. Они силятся доказать, что они могут идти вместе, потому что тогда острее решаются кризисные вопросы. Нет окончательного отречения от мира. Не приняв помощи от женщины, он идет на испыт<ания>. Когда бы пошел сразу же после «Серебр<истого> света», тогда не узнал, что есть и мощные позитивные силы, воззрения, тогда пессимизм был бы ошибочен. Кризис в нем самом: нужно принести в жертву свое и ее счастье, чтобы понять самого себя и ее».

25 января 1925 года, когда составление сборника близилось к завершению, эта мысль была еще раз подчеркнута: «Не из-за ненависти… Не по своей вине, не из-за Оливии, — нет, он хочет разобраться в самом себе, все обдумать, прийти в себя, познать весь мир и более всего себя самого, отсюда найденный выход — бежать, чтобы возвратиться».

В сборнике немного стихотворений, относящихся к периоду эмиграции:

1909 — «Неумолкающий стон», «Ухожу к себе» (окончено в 1923).

1910 — «Истерзанный стон».





1912 — «Ломается судьба».

1922 — «Ночь, луна и звезды», «Имя мечты», «Душа без цветов».

В 1923 году создано самое большое количество стихотворений — «Воздушные грезы», «Пена», «Разрывающийся волосок», «Ты смеешь», «Первое письмо», «Воск в руке», «Третья жизнь», «Сказочная горошина», «Смертная девочка», «Неумирающая память», «Вновь зазеленевшие осенние листья», (начато в 1915) «Оливия», «Девочка луны в лодке», «Жизнь», «Слово любви», «Ладья луны», «Опьяненный луной», «Астры», «Случайность», «Нежные поцелуи», «Не умеешь любить», «Серебристое мерцанье», «Высь», «Когда приходит осень», «Безучастная красота природы», «Улыбки луны», «Связанное, время», «Ночь об этом молчит», «Что такое ночь», «Беседа», «Слезы».

1924 — «Трепет клена», «Дорога в страну счастья». «Зажатое сердце», «Цветок тени», «Внезапное лето», «Где ты сам?», «Рука с перстнем».

1925 — «Прячу глаза от луны», «Путь журавлей», «Отражение», «Прощание» (impavidum ferient ruinae — изречение Горация).

Не известны даты стихотворений «Золотые капли», «Легкость и камень», «На зов любви отзовись», «Цепкий плющ».

ПЬЕСЫ

Огонь и ночь

Книжное издание драмы было осуществлено в 1918 году. Всего на латышском языке издавалась 15 раз. На русском языке была издана в 1920 году в переводе Й. Грунта, затем была переведена А. Муратовым, Вс. Рождественским. Включалась в ряд изданий избранных произведений Райниса на русском языке. Отдельной книгой в переводе Вс. Рождественского вышла в 1953 году в Латгосиздате, Рига.

К работе над пьесой Райнис приступил летом 1903 года по возвращении из Слободской ссылки. Осенью 1904 года «Старое сказание в новом звучании» было окончено. Внешним поводом создания драмы явился объявленный конкурс на оперное либретто. Материалом для драмы послужил эпос Андрея Пумпура «Лачплесис», в основу которого в свою очередь были положены народные сказания о борьбе с немецкими завоевателями в XIII столетии в Латвии.

Райнис использовал давно возникшую идею — показать жизнь в диалектическом развитии. Изобразить героев, которые являются носителями как движущих, так и тормозящих начал жизни в различные исторические эпохи. В 1908 году в письме критику Я. Янкаву Райнис, объясняя особенности своей драмы, писал: «Я хочу изобразить идеи в полный рост, в их развитии, диалектически (так они еще больше совпадают с человеком как носителем символа), подобно тому, как Маркс первый изобразил и пытался понять общество диалектически; этому я придаю большое значение, это я нахожу неосознанно, на ощупь, в собственном произведении».

К толкованию символики драмы Райнис обращался неоднократно.

Подробно о расшифровке символов Райнис говорил в письме к тому же критику Янкаву, от 12 августа 1908 года: «Лаймдота — идеал известного типа развития, меняющийся в каждом круге развития. Вместе с его достижением устанавливается мир и удовлетворенность… Конечно, на каждом этапе развития Лаймдота иная, но тенденция ее движения все та же… Спидола — противодействующая сила, которая ищет идеала выше, чем Лаймдота. Борьба Спидолы и Лаймдоты идет за идеал следующего круга развития… Лачплесис — рабочая сила на всех этапах развития, кажется, что он идет назад, в прежний круг, однако, нет — в более высокий».

В том же письме к Янкаву Райнис говорит, что прежде всего он намерен показать в пьесе «неугасающее чувство борьбы», что пьеса должна вызывать у читателя стремление к героизму; читатель должен понять, что и от него требуется самопожертвование, может быть, еще большее, ибо борьба только начинается. «Борьба, героизм, стремление к свободе — у меня есть все, именно исходя из этого следует понимать мою поэзию, а не идти путем научных объяснений и обоснований, которые без героической воли остаются не имеющим никакой ценности вздором… Психологически эта воля не существует без слабостей, потому что мне нужно было изобразить Лачплесиса».

Неоднократно Райнис говорил и о конкретном содержании символики «Огня и ночи»: «Если желаете иметь материальное воплощение, субстрат Лачплесиса, думайте о пролетариате». Разумеется, это не следует понимать буквалистски. «Спидола — воплощение культуры, искусства; Лаймдота — свободной, счастливой Латвии». Однако меняются исторические этапы, меняется и конкретная расшифровка символов. Поэт сам допускал несколько трактовок образов, в частности, Лачплесиса, Спидолы.

Так, в заметках от 3 ноября 1916 года он писал:

«Лачплесис — строитель, Спидола — мятежник», а в записках от 24 марта 1911 года сказано следующее: «Все объяснения Огня и Ночи, хотя подчас они противоречат одно другому, являются правильными и мне по душе, потому что символ или человек (символ самого себя) уже внутренне так устроен, что объединяет в себе противоречия природы вообще, которые в противном случае остались бы разъединенными и непостижимыми. Сущность жизни в единстве». В 1908 году Райнис подчеркивал: у поэтического творения «должна быть своя собственная органическая связь с независимой жизнью, с поэтом все обстоит так, как это бывает с отцом, который не в состоянии определить сущности сына».