Лишь время покажет

На этот раз «войдите» прозвучало куда мягче, чем в прошлый раз, но, когда Гарри вошел, его встретил тот же непреклонный, пристальный взгляд. Мальчик понурил голову.

— Я должен от всей души извиниться перед вами, Клифтон, — объявил Фробишер, вставая из-за стола. — Теперь мне известно, что вы невиновны.

Сердце Гарри по-прежнему билось часто-часто, но теперь он тревожился за Джайлза.

— Спасибо, сэр, — выговорил он, не поднимая головы.

Ему хотелось задать Фробу множество вопросов, но он знал, что тот не ответит ни на один.

Мистер Фробишер вышел из-за стола и пожал Гарри руку, чего прежде никогда не делал.

— Вам стоит поторопиться, Клифтон, если вы надеетесь успеть на ужин.

Выйдя из кабинета Фроба, Гарри медленно побрел в столовую. Фишер стоял у двери, на его лице застыло изумление. Гарри прошел мимо и привычно устроился на краю скамьи рядом с Дикинсом. Место напротив осталось пустым.

8

Джайлз так и не появился на ужине, и ночью постель его тоже была пуста. Гарри подозревал, что, если бы школа Святого Беды не проиграла ежегодный матч против Эйвонхерста на тридцать одну перебежку, немногие мальчики или даже учителя заметили бы его отсутствие.

Но, к сожалению для Джайлза, игра состоялась на своем поле, так что у каждого нашлось собственное мнение насчет того, почему первый бэтсмен школы не занял пост на линии, а в особенности у Фишера, твердившего всем подряд, что не того человека отстранили от занятий.

Гарри без большого воодушевления ждал каникул; и не только потому, что гадал, увидится ли он когда-нибудь с Джайлзом снова, но и потому, что каникулы означали возвращение в дом номер двадцать семь по Стилл-Хаус-лейн, где ему опять пришлось бы делить комнату с дядей Стэном, который нередко возвращался домой нетрезвым.

Проведя вечер за перечитыванием старых экзаменационных работ, около десяти мальчик ложился в постель. Вскоре он засыпал, но иногда где-то за полночь его будил дядя, зачастую пьяный настолько, что не мог найти собственную кровать. Звук того, как Стэн пытается помочиться в ночной горшок и при этом не всегда попадает в цель, запомнится Гарри до конца жизни.

Когда дядя падал на кровать — раздевался он редко, — мальчик просыпался и долго не мог заснуть из-за громкого пьяного храпа. Он мечтал вернуться в школу Святого Беды, где делил спальню с двадцатью девятью другими учениками.

Гарри все еще надеялся, что Стэн ненароком проговорится о подробностях смерти его отца, но разум того большую часть времени бывал слишком замутнен, чтобы ответить даже на самый простой вопрос. В один из тех редких случаев, когда Стэн оказался достаточно трезв для разговора, он велел мальчику отвалить и предупредил, что задаст ему трепку, если тот еще раз поднимет эту тему.

Единственной положительной стороной такого соседства было то, что он ни при каких обстоятельствах не мог опоздать к утренней доставке газет.

Дни Гарри на Стилл-Хаус-лейн приобрели строгий распорядок: подъем в пять, тост на завтрак — он больше не вылизывал дядину миску; затем следовало явиться к мистеру Дикинсу в газетный киоск к шести, разложить газеты в нужном порядке, а после доставить их. На все уходило около двух часов, что позволяло ему вернуться домой и успеть выпить чашку чая с мамой до того, как она уйдет на работу. Примерно в восемь тридцать мальчик отправлялся в библиотеку, где встречался с Дикинсом, который всегда уже сидел на верхней ступеньке крыльца в ожидании, пока кто-нибудь не откроет двери.

Днем Гарри являлся на репетицию хора в церковь Святой Марии в Редклиффе, что было частью его обязательств перед школой Святого Беды. Он никогда не считал это обременительным, поскольку искренне любил петь. По правде сказать, он не раз шептал: «Господи, пожалуйста, когда мой голос сломается, сделай меня тенором, и я никогда больше ни о чем не попрошу».

Вернувшись домой к вечернему чаю, Гарри пару часов занимался за кухонным столом, а затем отправлялся в кровать, страшась возвращения дяди не меньше, чем Фишера в первую неделю в школе Святого Беды. По крайней мере Фишер отбыл в классическую школу Кольстона, и Гарри предполагал, что их пути больше никогда не пересекутся.

Гарри с нетерпением ждал последнего года в школе Святого Беды, хотя прекрасно представлял, как сильно изменится его жизнь, если их с друзьями дороги разойдутся: Джайлза — он сам не знал куда, Дикинса — в Бристольскую классическую, а ему самому, если он не сумеет получить стипендию там же, вероятно, придется вернуться в Мерривуд, а затем, в четырнадцать лет, бросить школу и искать себе работу. Он пытался не думать о последствиях провала, хотя дядя Стэн никогда не упускал возможности напомнить ему, что всегда можно устроиться в порт.

— Мальчишку с самого начала не следовало отпускать в эту хваленую школу, — постоянно твердил он Мэйзи, когда та ставила перед ним миску с кашей. — Там его научили слишком много о себе думать, — добавлял он, как будто племянника не было рядом.

Гарри не сомневался, что Фишер охотно согласился бы с точкой зрения дяди, но, с другой стороны, он давно уже пришел к выводу, что у дяди Стэна и Фишера было много общего.

— Но ведь нужно же дать Гарри возможность расти над собой? — возражала Мэйзи.

— Зачем? — не уступал Стэн. — Если порт был хорош для меня и его старика, почему он недостаточно хорош для него? — заключал он с уверенностью, не оставлявшей места для споров.

— Может, мальчик умнее нас обоих, — предполагала Мэйзи.

Это заставляло Стэна на мгновение замолчать, но после новой ложки каши он находил, что ответить.

— Смотря что ты имеешь в виду под умом, — заявлял он. — В конце концов, ум уму рознь.

Затем он отправлял в рот очередную ложку, но больше ничего не добавлял к этому глубокому суждению.

Слушая, как дядя раз за разом каждое утро проигрывает одну и ту же пластинку, Гарри разрезал свой тост на четыре части. Он никогда не высказывался в собственную защиту, поскольку было очевидно, что Стэн уже все решил насчет будущего племянника и его ничем не поколебать. Чего дядя не понимал, так это того, что его постоянные издевки лишь побуждают мальчика усердней заниматься.

— Не могу околачиваться тут целый день, — напоследок сообщал Стэн, особенно если чувствовал, что проигрывает спор. — Кое-кому из нас нужно и работать, — добавлял он, поднимаясь из-за стола.

Никто не утруждался возражениями.

— И еще одно, — спохватывался он, открывая кухонную дверь. — Разве никто из вас не заметил, что мальчишка размяк. Он теперь даже не вылизывает мою миску из-под каши. Одному богу известно, чему его учат в этой школе.

И дверь захлопывалась за его спиной.

— Не обращай внимания на дядю, — пыталась успокоить Гарри мама. — Он просто завидует. Ему не по душе, что все мы так гордимся тобой. И даже ему придется запеть на другой лад, когда ты получишь стипендию, как твой друг Дикинс.

— Но в этом-то все и дело, мама, — вздыхал Гарри. — Я не такой, как Дикинс, и уже начинаю задумываться, стоит ли игра свеч.

Все смотрели на Гарри в молчаливом недоумении, и тут впервые за долгие дни заговорил дедушка.

— Жаль, что мне не выпало возможности пойти в Бристольскую классическую школу, — сообщил он.

— И почему же, дедушка? — сорвался на крик Гарри.

— Потому что в этом случае нам не пришлось бы все эти годы жить с твоим дядей Стэном.

Гарри с удовольствием разносил по утрам газеты, и не только потому, что это давало ему повод ускользнуть из дому. Со временем он познакомился с несколькими постоянными покупателями мистера Дикинса, причем некоторые из них слышали, как он поет в церкви Святой Марии и махали Гарри рукой, когда он заглядывал к ним, а другие предлагали ему чашку чая или даже яблоко. Мистер Дикинс предостерег его, что при доставке ему стоит опасаться двух собак; к концу второй недели обе начинали вилять хвостами, когда он спрыгивал с велосипеда.