Олтаржевский

Сохранилась относящаяся как раз к этому времени фотография — одна из немногих дошедших до нас фотографий архитектора. Здесь Олтаржевский в военной форме, гимнастерке и портупее. Низко надвинутая (по форме) фуражка. Твердый, энергичный профиль. И только устремленный куда-то поверх головы фотографа взгляд внимательных глаз выдает в этом человеке художника, творца. Вот таким он был в переломное, трудное для всей России время.

Олтаржевский служил в Красной армии до самого конца Гражданской войны. Но наконец война закончилась, началось сокращение армии, и в 1921 году Олтаржевский покинул военную службу и смог вновь полностью отдаться любимому делу — архитектуре. Теперь начинается взлет его творчества, и на этом взлете он находился практически до конца своей жизни, если не считать пяти лет, проведенных в лагерях. В том же 1921 году молодого, но уже получившего достаточную известность среди коллег архитектора пригласили возглавить Архитектурный отдел Наркомзема. Для Олтаржевского это был первый опыт административной работы и первая сразу же достаточно высокая административная должность. Назначая Олтаржевского на эту должность, руководство Наркомзема, видимо, учитывало не только знания и творческий потенциал Олтаржевского как архитектора, но и опыт управления, приобретенный им на военной службе.

По долгу службы Олтаржевский курировал работу по подготовке Всесоюзной сельскохозяйственной кустарно-промышленной выставки 1923 года. Еще в 1922 году он стал заместителем главного архитектора выставки А.В. Щусева, работавшего в то время над созданием архитектурного ансамбля на берегу Москвы-реки, там, где сейчас расположен Центральный парк культуры и отдыха им. Горького. Это было для молодого архитектора большой удачей. Опыт, приобретенный им в ходе данной работы, во многом определил ход дальнейшей карьеры и архитектурных пристрастий Олтаржевского.

Глава вторая.

НА ЗАРЕ НОВОЙ ЭПОХИ

Ударим автопробегом по бездорожью

Не удивляйтесь такому странному заголовку. Если вы думаете, что лозунг «Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!» является творческой фантазией известных сатириков Ильфа и Петрова, то ошибаетесь. Этот лозунг был помещен над павильоном «Машиностроение» на Всероссийской сельскохозяйственной кустарно-промышленной выставке 1923 года.

Чтобы понять причину этого, необходимо окунуться в молодежную, веселую, даже несколько хулиганскую атмосферу двадцатых годов. Тогда были в моде лозунги. Они были очень четкими, емкими, легко воспринимались людьми той эпохи, но несколько удивляют наших серьезных современников. Кстати, авторы этих лозунгов были современниками Ильфа и Петрова.

А было все так. Автомобильная промышленность Советской России еще только зарождалась. Тогдашние проезжие дороги, кстати как и теперешние, оставляли желать лучшего. Тем не менее советское автостроение набирало силы. В павильоне «Машиностроение» были представлены первые советские грузовые автомобили — знаменитые трехтонки государственного завода АМО (ныне ЗИЛ). Чтобы привлечь внимание к продукции советских заводов, устраивались автопробеги по разбитым дорогам. Тогда-то на павильоне и появился лозунг «Ударим автопробегом по бездорожью!». Его авторы, приветствуя начало советского автостроения, одновременно пытались привлечь внимание к печальному факту отсутствия по всей стране нормальных дорог.

Мы ни в коем случае не ставим под сомнение талант знаменитых юмористов. Но они не отрывались от жизни и в данном случае просто повторили действительно существовавший лозунг, добавив к нему слово, которое сделало его еще более хлестким. В таком виде он вошел в наше подсознание — «Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!».

А теперь вернемся к выставке и к павильону «Машиностроение». Это был один из самых «серьезных» павильонов на выставке, а создан он был по проекту академика архитектуры Ивана Жолтовского. В плане павильон представлял собой шестигранник. Весь массив этого здания, окрашенного в серый тон, создавал впечатление мощи, что вполне отвечало назначению здания и гармонировало с выставленными в нем первыми советскими автомобилями, тракторами и другими сельскохозяйственными машинами.

А как вам понравится такой лозунг: «Крестьянин — сей махорку»? Казалось бы, как можно рекламировать табак, а тем более такой низкосортный, как махорка? Но пусть лозунг вас не шокирует. Это суровая правда жизни — именно посевы махорки приносили огромный доход молодой Советской стране. Страна нуждалась во всем, в том числе и в куреве. Люди двадцатых годов в большинстве своем не догадывались, насколько это вредно. Курили все — крестьяне, рабочие, интеллигенция. А так как высокосортного табака не было, курили махорку. И если крестьянин сеял махорку, это было прибыльно. Кроме того, он приходил на помощь государству, предлагая ему пользоваться не купленной за границей за валюту продукцией, а родной советской махоркой.

Поэтому и был на первой Всероссийской сельскохозяйственной выставке целый павильон «Махорка», на котором был размещен этот кричащий лозунг Здесь мы должны остановиться и сказать несколько слов о самом павильоне, который остался в памяти современников и даже стал новым словом в истории мировой архитектуры. Его создателем был Константин Мельников, тогда еще совсем молодой, но уже заявивший о себе архитектор. Москвичи, конечно, помнят знаменитый «дом Мельникова» в Кривоарбатском переулке, который знает весь мир. А павильон «Махорка» явился началом пути знаменитого мастера.

В то время, в 1922 году, Мельников оказался не только самым молодым из архитекторов, получивших заказ на самостоятельное проектирование павильона. Среди своих коллег он получил самый незначительный объект — один из десятков ведомственных павильонов, для проектирования большинства которых даже не приглашали архитекторов. Но тем не менее ему удалось и из такого небольшого сооружения создать настоящий архитектурный шедевр.

На выставке подчеркнуто авангардистский павильон «Махорка» уже тогда стал сенсацией. Перед павильоном постоянно толпились посетители, и все хотели войти внутрь такого интересного и необычного сооружения. При проектировании «Махорки» Мельников применил принципиально новый подход к художественному образу выставочного павильона, который был затем развит в принесшем ему мировую славу советском павильоне на Международной выставке декоративных и прикладных искусств в Париже 1925 года. О его работе писали: «Павильон оказался одним из самых первых примеров подлинного обновления языка архитектуры, тем более знаменательного, что постройка была выполнена в традиционнейшем и, казалось бы, уже не поддающемся какому-либо новому осмыслению материале — в дереве». В постройке павильона наметились архитектурно-конструктивные приемы, определившие облик архитектуры XX века.

Павильон был построен по заказу Синдиката махорочной промышленности. Заказчик ожидал получить проект одноэтажного здания, в котором был бы представлен механизированный цикл производства махорки («фабрика») с отдельным помещением для экспонатов и оранжереей с растениями табака. Мельников предложил свою систему, в которой экспонаты фабричного оборудования располагались по вертикали и таким же образом организовывалось движение посетителей павильона. Из одноэтажного сооружения, которое мыслилось заказчиками, павильон «Махорка» превратился в концептуальное сооружение, сильно выделявшееся среди многочисленных построек выставки. Сам Мельников так определил основные архитектурные особенности собственного павильона:

1. Объемы сдвинуты с опор.

2. У открытой наружной лестницы ступени-консоли.

3. Односкатная стремительность кровель.

4. Прозрачность углового остекления.

Вообще Мельников крыш не любил и не хотел видеть их в своем павильоне. Поэтому все крыши «Махорки» были сдвинуты в заднюю сторону здания, так что со стороны главного фасада они были не видны. Винтовая лестница тремя изгибами открыто поднималась вверх, не касаясь фасада здания. Ступени-консоли удерживали 200 болтов, и ни один из них не был виден снаружи. Мельниковым были разработаны не только конструкция павильона, но и средства наглядной агитации и рекламные плакаты, располагавшиеся на фасадах «Махорки». Кстати, и кричащий лозунг, с которого мы начали наш рассказ, — возможно, его работа.