Страница 13 из 13
Целую вечность, тридцать пять лет назад, я был здесь. Счастливый, влюбленный в молодую жену, я больше был занят ею, чем окружающим. Но поездка была незабываемой: стены монастыря, церкви, тогда полуразрушенные, полумузейные, камни двора, сам воздух ранней осени — все всегда потом вспоминалось. И все эти годы по три-четыре раза в год я ездил на родину, в Вятку, и всегда ждал встречи с Владимиром, с храмом Покрова на Нерли и с Боголюбским монастырем. Вот Владимир, вознесенное ввысь золото куполов Успенского собора, ночью подсвеченное; вот белый силуэт Димитриевского храма. Вот поехали. Ждешь томительно, глядя вперед и вправо, когда же мелькнет, появится, исчезнет и вновь появится и поплывет в окнах легкий, до детскости простой, прямо как игрушечный, храм Покрова на Нерли, — и кинешься скорее к левому по ходу окну, чтобы ахнуть от величия, красоты и уверенного стояния над пространством Боголюбского монастыря.
Да, были сорваны кресты, от времени старели стены, но никогда не было ощущения заброшенности и униженности монастыря. Не монастырь был унижен, а мы. И стыдно было перед дивным созданием предков, что именно при нас пришло нашествие на красоту и русскую душу.
Боголюбский собор на территории дворца-замка Андрея Боголюбского
Тонюсенькая тропинка вела тогда к храму Покрова на Нерли. Теперь она растоптана и расхожена до размеров проселка, а поодаль и вовсе автотрасса, и по ней, в пыли, несутся к храму машины и мотоциклы.
Тут и пляж. Тут и отважные мальчишки, летящие в воду, как на крыльях, тут и компании с костерком, с гитарой. Здесь очень понимаешь разницу между паломниками и туристами.
Во дворе монастыря собирается группа паломников.
— Мы с Гомеля, — говорит женщина в белом платочке. — Та были ж вчера таки заморенные, така дорога. Приехали к службе. Така благодатная. То ж накормили. А спали в колокольне на сене. — И простодушно спрашивает монахиню, которая ведет группу: — А немцы сюда дошли?
— Нет, — улыбается монахиня, — только монголы.
— Да и своих хватило, — вставляет молодой мужчина.
Пожилой вздыхает:
— Да уж.
Многое означает это «да уж». Все собрались. Начинается… Но что начинается? Рука не поднимается писать: начинается экскурсия. Это не экскурсия, и монахиня не экскурсовод, тем более не гид. Она вводит паломников в мир монастыря, в его историю. А главное, приехавшие совершают при этом непрерывную молитву — ведь открываются такие высоты человеческого духа, такие подвиги во имя Христово и разверзаются такие глубины человеческого падения в бездны адовы, что рука невольно поднимается для крестного знамения.
Здесь когда-то встали кони, запряженные в карету, на которой с великими почестями перевозили из Киева во Владимир икону Божией Матери, по преданию написанную евангелистом Лукой еще при жизни Пресвятой Богородицы. Встали как вкопанные. Уже и сам князь, ехавший верхом, спешился и тянул коней за узду. Тщетно. Приказал князь остановиться. И всю ночь молился князь:
— Господи, Иисусе Христе, Мати Божия! В чем я согрешил? Или какую волю Божию являете мне?
И вот тут было видение Божией Матери, повелевшей строить храм для иконы. И название монастырю дала Сама Божия Матерь.
Святой благоверный князь Андрей Боголюбский. Икона месячной минеи работы Осипа Чирикова. Начало XX в. Эрмитаж
Место это стало началом русского каменного зодчества. Не просто каменного, а белокаменного. Вручную возводили храм и построили всего за семь лет. По белому камню храм был окован золотом и серебром. Представить такую красоту можно, только зажмурясь и открывая в себе очи сердечные. Они видели, они помнят, они помогут увидеть это сияние, это сошедшее на землю небо. А внутри полы и часть стен были из русской майолики, обливной керамики. И когда свет сквозь разноцветные окна падал на пол и стены и в них отражался, то уж воистину было непонятно: на земле ты еще или уже в раю?
Наруч доспеха князя Андрея Боголюбского с изображением Воскресения Христова. Лувр
У князя Боголюбского была чаша, стоящая у всех на виду В ней золотые, серебряные, медные деньги. Из этой чаши работники сами брали себе жалованье. Из этой же чаши брали деньги на хлеб нищие. Чаша не охранялась. И никогда не было, чтобы кто-то взял лишнее. И меч у князя был могучий, наследственный меч святого Александра Невского, весом девять килограммов. А щит тогдашних богатырей доходил до пятидесяти килограммов. Да еще доспехи, кольчуга кованая, шлем, оплечье. И во всем этом богатыри наши сражались. Вот какую силу давал Господь нашим предкам. И давалась она, конечно, за душевные качества.
О доспехах сказано к тому, что в Боголюбском монастыре подвизался былинный богатырь, но вместе с тем реальный человек, уроженец владимирских мест Илья Муромец. К концу жизни он ушел в Киев и стал монахом Киево-Печерской Лавры.
Подлый шепот за спиной
Но в ту роковую ночь, в 1174 году, когда свершилась мученическая гибель князя, он не смог воспользоваться своим мечом. Меч пропал. И не кто-то его выкрал, а свои, приближенные. Князь знал о заговоре против него. Как знал и спустя много веков святой новомученик, страстотерпец Николай II Александрович. И святой благоверный князь Андрей мог, так же как и Николай II, говорить: «Кругом измена, трусость и обман».
И. Я. Билибин. «Святой благоверный великий князь Андрей Боголюбский». 1926
В заговорщиках оказались братья жены, повар, казначей и ключник. Все они, как писали раньше, были осыпаны княжеской милостью.
И выбрали для усиления своей подлости тяжелейшие для князя дни: только что, еще не исполнился девятый день, как скончался двадцатилетний сын Глеб. А старший, Изяслав, погиб раньше, в походе на камских булгар. Именно в память о нем был поставлен храм на Нерли. Это был первый храм на Руси в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Именно святому Андрею Боголюбскому мы обязаны тем, что на Руси празднуется праздник Покрова.
И вот эта страшная ночь. Заговорщики трусят, напиваются для храбрости. Вначале убивают одного из своих. Нападают на князя. Он разбрасывает их, но много нечисти, одолели. Нанесли много ран, думали, что убили. Но князь очнулся и стал спускаться по ступеням княжеских палат. Ступеней тридцать три, все до единой были обагрены святой кровью мученика за Русскую землю, за Христа. И снова напали враги, и снова убивали.
Пьяный сброд ликовал. Июль, жара. К телу князя не подпускали. Отпевали только на пятый день. Оказалось, что тело оставалось нетленным; благоухание было, по свидетельствам очевидцев, дивным.
В год 300-летия Дома Романовых, в 1913 году, император Николай II с дочерьми приехал в Боголюбове. Еще недавно, в наше время, в монастырь на службу приходила старушка, которая помнила, что великие княжны были одеты в нарядные белые платья с кружевами. Царь попросил оставить его одного и долго молился на месте убиения первого русского царя. Бог весть, не дано нам, грешным, знать, о чем думал будущий святой царь-мученик. Ведь он уже получил письмо от преподобного старца Серафима Саровского, уже знал о своей участи. И те девочки, которые гуляли среди цветов по монастырскому двору, чистота ангельских душ которых светит нам вечно, еще были живы. Еще каждые четверть часа гремели колокола на колокольне, вызванивая молитву русского народа: «Боже, царя храни». Еще крестился на золотые купола церквей машинист поезда из Нижнего Новгорода в Москву, еще громко и могущественно звучало в мире имя русского царя.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.