Дорогой Леонид Ильич

Надо признать, что деловые и человеческие качества Устинова ценили, видимо, все, во множестве мемуарных свидетельств о нем не сыскать ни одного резко отрицательного суждения. Среди многих отзывов такого рода приведем лишь один, принадлежащий много знающему работнику ЦК В. Болдину (из его позднейших воспоминаний):

«Я неплохо знал Д.Ф. Устинова, ибо еще в 1965 году по его просьбе некоторое время работал с ним, хотя тогда уже готовился и сдавал экзамены для поступления в Академию общественных наук. Он попросил помочь ему, «пока будет входить в курс нового дела». В то время его избрали секретарем ЦК, и он курировал вопросы оборонной промышленности и химии. Я видел его в работе. Он обладал тогда достаточно хорошим здоровьем, огромной работоспособностью, сохранившейся еще, видимо, с военных лет. Дмитрий Федорович ежедневно приходил к 8 часам утра и уходил после 12 ночи, а часто и позже. В его кабинете постоянно были люди, проходили большие совещания, приглашались крупнейшие ученые, военачальники, конструкторы…

Вел заседания Д.Ф. Устинов жестко, по-деловому, давал высказаться всем, но решения принимал сам или просил подготовить их для рассмотрения на Совете Обороны или в Политбюро ЦК. После таких многочасовых заседаний Дмитрий Федорович оставлял еще некоторых конструкторов и долго обсуждал конкретные вопросы, часто звонил на места, иногда в далекие восточные районы, несмотря на то, что в Москве было 2–3 часа ночи. В результате огромной работы того периода и были заложены принципы и основы современной оборонной мощи и развития военно-промышленного комплекса. В последующем с переходом на работу в Министерство обороны Д.Ф. Устинов приобрел такой вес и поддержку среди военных и работников-оборонщиков, что являл собой по существу главную и авторитетную фигуру в Политбюро, правительстве и государстве».

Итак, Устинов, как и Черненко, были управленцами, причем первый из них даже талантливым, но оба — именно управленцы, а не политические руководители. В идеологических делах они разбирались совсем уж неважно, в вопросах культуры, даже в простейших советских измерениях, не были сведущи вовсе. Своих следов в этом они не оставили никаких. Теперь, вспоминая такое, можно лишь грустно вздохнуть…

Свято место пусто не бывает. Суслов и Андропов, прямо руководившие идеологическими вопросами, были крайне осторожны и резких движений в этой области предпринимать не решались. Конечно, оба они враждебно относились к первым начавшимся при них шагам русского возрождения, а Андропов даже тайно сочувствовал евтушенкам и прочим шатровым. Но к Брежневу они с этим не ходили. (Помнили, конечно, чем завершилась скандальная вылазка Александра Яковлева.)

Однако с этого фланга на Генсека влияли совсем иные люди, неизмеримо более нижестоящие по партийной номенклатуре. Их имена уже назывались, включая известного Г. Арбатова. С середины семидесятых возросло тайное воздействие главного брежневского помощника — Г. Цуканова. Тот же Арбатов откровенно свидетельствует, что первые годы, находясь рядом с Брежневым, он всего лишь «помогал ему в делах, связанных с общим руководством оборонной промышленностью. После того, как Брежнев занял пост Генерального секретаря, Цуканов, функции которого стали более широкими, начал помогать ему в экономических, а со временем и в других делах. И для этого (сказалась, видимо, привычка руководителя крупного дела, каким был завод) привлекал в качестве экспертов специалистов, которым склонен был доверять. Не могу сказать, чтобы у него с самого начала были четкие идейно-политические позиции по вопросам, вокруг которых развертывалась особенно острая борьба, — о Сталине и курсе XX съезда, и о мирном сосуществовании и других; он раньше просто стоял от них в стороне. Но быстро определился. Не в последнюю очередь потому, что, лично зная многих консерваторов, роившихся вокруг Брежнева, относился к ним с глубокой антипатией. Может быть, это заставляло искать людей, определенным образом настроенных, нередко спрашивая совета у Андропова, которому очень доверял. В число тех, кого привлекали для выполнения заданий Брежнева либо для рецензирования поступающих к нему от других помощников материалов, попали Н.Н. Иноземцев, А.Е. Бовин, В.В. Загладин, автор этих воспоминаний, а также Г.Х. Шахназаров, С.А. Ситарян, Б.М. Сухаревский, А.А. Агранович и некоторые другие».

Строки эти писались и публиковались осторожным всегда советником Арбатовым в пик горбачевской «перестройки», когда уже почти все скрепы великой Советской державы были подточены. Вот почему непривычно откровенен мемуарист — ив отношении подлинной роли всегда державшегося в густой тени Цуканова, и в особенности — в приводимом им списке иных влиявших на Генсека лиц. О, этот список и в самом деле заслуживает внимания! Отметим прямо и четко: русских там нет ни одного, малоизвестный Ситарян, видимо, армянин, зато все остальные, включая Цуканова и самого Арбатова… они вполне могли бы обрести ныне двойное гражданство, и нет никаких сомнений, какое именно. Вот эти-то люди нашептывали дряхлеющему Брежневу про опасных «консерваторов-сталинистов», о необходимости дружбы с Западом и готовили будущих «перестройщиков». Отпора всем им в окружении Генсека тогда уже не находилось.

В заключение следует привести краткое, но очень точное наблюдение осведомленного сотрудника партийно-государственного аппарата Ю. Королева, опубликованное много лет спустя после событий:

«Итак, в 1977 году президентом опять стал теперь уже семидесятилетний, довольно потрепанный жизнью Леонид Ильич Брежнев. Что-то в нем сильно изменилось, видно, не прошли даром годы политических баталий, напряженная работа на посту Генсека, разного рода излишества. Заматерел и обрюзг некогда привлекательный мужчина. Только, пожалуй, густые брови остались неизменными, что породило в народе выражение: «Бровеносец в потемках».

Правда, был он еще довольно энергичен. Председатель занялся делами сразу же: как большими государственными, так и партийными — беседы, встречи, совещания».

И именно в эту пору Брежневу довелось пережить неожиданное и никем не предвиденное испытание, которое легло на страну тяжким бременем, последствия которого, к несчастью, пережили самого Генсека. Речь идет о взрыве в соседней мирной стране Афганистан.

Сколько же нелепейших домыслов гуляет до сих пор в умах нашего народа о причинах возникновения этой несчастной войны! Что Брежнев был уже в «отключке» и ему кто-то подсунул это нелепое решение. Назывались имена Андропова, Громыко, Устинова, Тихонова или их всех сразу. Или такая вот байка: и Брежнев, и все они четверо были уже без разума, а кто-то за них решил…

Все это вздор. Теперь, основываясь на документах, которые уже опубликованы, мы можем объективно в этом деле разобраться.

На карте мира Афганистан кажется небольшой страной, особенно в сравнении со своим северным соседом — огромным Советским Союзом. Это впечатление обманчиво, Афганистан гораздо больше Франции, хотя его население (до всех трагических событий) ненамного превышало 20 миллионов человек. Разноплеменный народ страны всегда отличался патриотизмом и свободолюбием. Британская империя в расцвете своего могущества трижды пыталась покорить Афганистан и трижды терпела военное поражение. С Россией и с Советским Союзом у Афганистана всегда были самые мирные, самые дружеские отношения. О том, почему туда были введены наши войска, объективно и точно рассказал, уже находясь в отставке, А.А. Громыко:

«Афганистан много пережил. И все же особое место в его истории занимают события последних лет, после революции И апреля 1978 года и образования Республики Афганистан.

Советский Союз исходил и исходит из того, что только афганский народ имеет право решать свою судьбу. Однако события повернулись так, что афганское общество раскололось. Потоками полилась кровь людей. Та часть общества, которая не приняла революции и вызванных ею преобразований, встала на путь вооруженной борьбы против новой законной власти, опираясь на внешние силы.