Страница 5 из 31
— Думаете, я сел в машину, потому что испугался вас?
— Он не хочет назвать свое имя.
— А зачем оно вам?
— Говорит, что у него нет документов.
— За каким чертом они мне нужны?
— Хватит, хватит, я не могу сидеть тут вечно и слушать, как вы препираетесь, — прервал их Добзин. — Моя жена больна, и я должен был в пять уже быть дома и готовить детям обед. Тридцать суток тюрьмы или штраф двести долларов. Что выбираешь, сынок?
— Две сотни? Господи, я же только что сказал, что у меня и десяти нет.
— Тогда тридцать пять суток тюрьмы, — объявил Добзин, поднимаясь и расстегивая свитер. — Я хотел отменить пять суток за бродяжничество, но ты ведешь себя хуже некуда. Мне пора. Я опаздываю.
Кондиционер зажужжал и загрохотал пуще прежнего, и Рэмбо теперь не знал, отчего он дрожит — от голода или от ярости.
— Эй, Добзин, — вы еще не спросили, виновен ли я в сопротивлении аресту, — сказал он.
Глава 9
Рэмбо направился было обратно в кабинет Тисла.
— Ну, нет, теперь сюда, — сказал Тисл и указал на последнюю дверь справа, с решеткой в маленьком окне вверху. Он хотел отпереть ее ключом, но тут заметил, что дверь приоткрыта на четверть дюйма. Недовольно покачав головой, Тисл распахнул дверь, Рэмбо увидел лестницу с железными перилами и цементными ступенями. На потолке горели люминесцентные лампы. Рэмбо вошел, Тисл тут же последовал за ним и запер дверь. Они стали спускаться, сопровождаемые двойным эхом.
Рэмбо издали услышал шум льющейся воды. Цементный пол был мокрый и отражал флюоресцентные огни, у дальней стены тощий полицейский поливал из шланга пол камеры. Увидев Тисла и Рэмбо, он перекрыл воду.
— Голт. — Голос Тисла отозвался гулким эхом. — Почему верхняя дверь опять отперта?
— Разве я?.. Но ведь у нас нет сейчас заключенных. Последний недавно проснулся, и я его выпустил.
— Не имеет значения, есть у нас заключенные или нет.
Стоит тебе привыкнуть оставлять дверь незапертой, когда у нас никого нет, и ты можешь забыть запереть ее, когда у нас кто-то будет. Так что изволь запирать дверь всегда.
Рэмбо было здесь также холодно, как и в кабинете Добзина, он дрожал. Ему казалось, что лампы на потолке чуть ли не касаются его головы, но все равно было слишком темно. Железо и цемент. О Господи, напрасно он позволил Тислу привести его сюда. Когда они шли от судьи, надо было вломить Тислу и убежать. Уж лучше спастись бегством, чем провести здесь тридцать пять дней.
Но, сказал он себе, какого же черта ты ожидал? Сам напросился, разве нет? Не захотел уступить.
Вот именно — не захотел. И сейчас не хочу. Если меня запрут, это еще не значит, что мне конец. Буду сопротивляться. Чтобы когда придет время отпустить меня на свободу, Тисл вздохнул бы с облегчением.
Конечно, ты будешь сопротивляться. Смех да и только. Посмотри на себя. Ты уже дрожишь. Ты же знаешь, что тебе никак нельзя сидеть в камере. Двое суток в тесной камере — и ты свихнешься.
— Вы должны понять, что мне здесь нельзя оставаться. — Это сорвалось с языка против его воли. — Сырость. Я не выдержу пребывания в сыром месте.
Когда Рэмбо попал в плен, его долго держали в камере, где земляной пол был вечно сырой.
Вот и расскажи ему об этом, черт возьми.
Но он еще решит, будто я его умоляю.
Ну вот, подумал Тисл, сейчас, когда уже поздно, парень пришел в чувство и пытается выкрутиться. Тисла ужасно раздражала такая непутевость — ведь парень фактически сам запрятал себя сюда.
— Скажи спасибо, что здесь влажно. Что мы все моем из шлангов. По уик-эндам здесь сидят пьяные, и когда мы в понедельник их вышвыриваем, со всех сторон свисает блевотина.
Тисл окинул взглядом камеры, блестевшие лужицами воды.
— Хоть ты, Голт, и оставляешь ту дверь наверху открытой, моешь ты прекрасно, — заметил он. — Немедленно принеси парню все, что полагается. — Эй, ты, — повернулся он к Рэмбо, — думаю, средняя камера тебе подойдет. Иди туда, снимай сапоги, брюки, куртку. Оставь на себе носки, трусы, свитер. Сними все украшения, цепочки, если есть, часы… Голт, на что ты там уставился?
— Ни на что.
я ж вроде бы послал тебя за постелью и всем остальным.
— Я просто смотрел. Сейчас принесу.
Он поспешил наверх.
— Может, напомните, чтобы он запер дверь? — поинтересовался Рэмбо.
— Нет надобности.
Тисл прислушивался к звяканью отпираемой двери. Потом стало слышно, как Полт ее запер.
— Начинай с сапог.
Интересно, чего он ждет? Парень снял куртку.
— Ну вот, опять за старое. Я же велел начать с сапог.
— Пол мокрый.
— А я тебе сказал войти туда.
— Я войду туда не раньше, чем это будет необходимо. — Рэмбо сложил куртку, покосился на лужицы воды на полу и положил куртку на ступеньках. Сапоги он поставил рядом, снял джинсы, сложил их и аккуратно пристроил поверх куртки.
— Что это у тебя за шрам над левым коленом? — спросил Тисл. — Что с тобой случилось?
Рэмбо молчал.
— Похоже на пулевое ранение, — не унимался Тисл. — Где ты его получил?
— У меня носки промокли на этом полу.
— Тогда сними их.
Тислу пришлось отойти в сторону, чтобы в него не попали летящие носки.
— Теперь снимай свитер.
— Зачем? Только не говорите, что все еще ищете мои документы.
— Я произвожу тщательный обыск, чтоб убедиться в том, что ты ничего не спрятал подмышками.
— Что? Наркотики что ли?
— Кто знает? Все может быть.
— Ну, только не я. Я давно с этим завязал. Черт возьми, это же противозаконно.
— Очень смешно. Снимай свитер.
В порядке исключения парень сделал то, что ему было сказано. Как можно медленнее, разумеется. У него на груди было три прямых шрама.
— А это откуда? — удивился Тисл. — Ножевые ранения. Чем ты вообще занимался?
Парень щурился на лампы у потолка и молчал. Посреди груди у него был большой треугольник черных волос. Два из трех шрамов пересекали его наискосок.
— Подними руки и повернись, — велел Тисл.
— Это не обязательно.
— Если бы существовал более быстрый способ тебя обыскать, я бы его нашел. Повернись.
На спине у парня был небольшой, но глубокий шрам.
— Чем тебя протыкали?
Штыком, подумал Рэмбо, штыком.
— Ладно, теперь опусти трусы.
Парень повернулся и измерил Тисла долгим взглядом.
— Спокойно. Я должен проверить, нет ли у тебя скрытого оружия. Мало ли что…
Рэмбо медленно приспустил трусы. Голт отпер верхнюю дверь и вошел.
— Окей, ты чистый, — сказал Тисл.
Тисл слушал, как Голт запирает дверь, потом по цементу зашаркали его шаги. Он нес выцветший хлопчатобумажный комбинезон, тонкий матрас, прорезиненную простыню и серое одеяло.
Голт прошел в камеру. Парень последовал было за ним, шлепая по лужам босыми ногами.
— Не спеши, — остановил его Тисл — Ну, решайте наконец. Сначала вы хотели, чтобы я вошел в камеру. Теперь вы этого не хотите. Как мне быть?
— Прежде всего ты должен пройти вон туда, в душ. Помойся очень тщательно. И хорошенько промой волосы. Я не хочу прикасаться к грязным.
— То есть как это — прикасаться?
— Я должен их обстричь.
— Этого еще не хватало. У вас ничего не выйдет. Я попросту не подпущу вас к себе ни с какими ножницами, ясно?
— Это обязательная процедура. Через нее проходят все от автомобильных воров до пьяных, их обыскивают, как тебя, ставят под душ и обрезают волосы, если они у них длинные. Мы даем тебе чистый матрас, и хотим получить его обратно тоже чистым, а не полным клещей и блох — ведь ты спал где попало, в лесу, в сараях и еще черт знает где.
— Волосы обрезать не дам.
— Если ты меня снова разозлишь, я устрою тебе еще тридцать пять суток отсидки. Ты сам очень хотел сюда сесть и теперь получишь все, что получают Другие. Может, успокоишься и перестанешь усложнять жизнь нам обоим? Голт, принеси ножницы, крем для бритья и бритву.
— Я соглашусь только на душ, — сказал парень.