Рассвет пламенеет

Спустя полчаса поезд, наконец, тронулся. С открытой площадки, загруженной хозвзводом, облокотясь на телегу, заваленную мешками, Рождественский всматривался в окрестную степь. Низом стлался туман, все еще окутывающий землю, но уже были видны камышовые, влажные крыши беленьких хат. Свежим встречным ветром швыряло в лицо, прохватывая холодком. Прижмуренными, настороженными глазами он глядел вокруг, глядел и удивлялся, как в утреннем воздухе высоко-высоко поднимались из труб ровные столбы дыма. Все здесь, казалось ему, оставалось таким, как было прежде: вот пасущееся стадо коров, а вот и пастух с кукурузным початком в руке, и с ним рядом лохматая собака. Она преданно смотрит в лицо хозяину и помахивает пушистым хвостом. Немного поодаль пасутся кони; по дороге быки тянут телегу с соломой. И радостью веяла эта милая сердцу степь, и ласково светило солнце, встающее навстречу поезду. Он сам в эту минуту своим дыханием готов был обогреть и обласкать каждое еле заметное растение, этого пастуха и лохматую собаку, только бы здесь все осталось, как было раньше. Ведь без этого родная сторона утратила бы свой прежний характер и эту прелесть — весомое ощущение простора, сопутствующее человеку в степи, если в ней продолжается жизнь.

Но затем его взгляд стал уходить все глубже и глубже вперед. И вот он увидел черепичную крышу знакомого разъезда. Все в его груди словно затрепетало от волнения, от надежды увидеть кого-нибудь из людей этого уже снова тихого уголка. И неожиданно из его груди вырвался счастливый крик:

— Де-ед Опанас! Дед, здравствуй!..

Но голос его потерялся в нарастающем стуке колес…

Важный и даже величавый, с высоко поднятым желтым флажком, старик Соломкин торжественно провожал поезд.

— Живы! — с облегчением вздохнул Рождественский. — Живы оба, — повторил он, вытирая шапкой холодные капельки пота, выступившие на лбу.

VII

Неделю назад Клейст вызвал командира 370-й пехотной дивизии. Жалуясь на трудности, генерал-майор Клепп с раздражением объявил, что его усталых людей становится все труднее поднимать в атаку.

— Глупость! — жестко отрезал генерал-полковник. — Вы, должно быть, полуспите, когда отдаете приказ. Нация не простит вам этого, генерал. Два дня сроку. Не овладеете Эльхотовскими воротами — будете командовать взводом!

В свое оправдание Клепп положил перед командующим рапорт об аресте пораженчески настроенных шести солдат и трех офицеров. Клейст сунул рапорт в папку и грубым окриком приказал генералу немедленно отбыть в дивизию.

Сейчас командующий стоял в своем кабинете, прислонившись плечом к голубоватым изразцам кафельной печки, вслушиваясь в крики перелетных птиц. Его лицо было дряблым от бессонницы и раздраженным от неудач. Поставленная войскам задача прорыва из Кабарды в Осетию до сего времени оставалась нерешенной.

Тихими шагами он подошел к столу и, опустившись в кресло, вновь стал исследовать по карте взаимодействие всех родов войск, нацеленных против советских вооруженных сил, преградивших дорогу к грозненской нефти. От синего карандаша побежали жирные стрелки, пересекающие подтертые и уже прежде исправленные маршруты. Зачеркивались старые календарные числа, на остриях новых стрелок обозначались новые даты.

В кабинет на носках вошел адъютант командующего майор Шарке. Не отрывая взора от карты, генерал-полковник спросил:

— Как наши дела в Татартупском ущелье?

— Дело в том, — заговорил адъютант мягко, — что наши войска…

Генерал прервал его:

— Говорите смелее!..

Адъютант слегка покачнулся, выпячивая узкую грудь. Одной рукой он держался за спинку стула. Подмышкой похрустывала папка с бумагами.

— В Татартупском ущелье положение без перемен. Русские словно вросли в землю…

Фон Клейст сделал вид, будто не расслышал. Он встал и, закинув руки за спину, отвернулся. Вспомнились летние дни в удушливой степи Дона и Кубани. Тогда, казалось, не было силы, которая могла бы встать на пути немецкой армии. Что же произошло? Из чего возникли реальные причины, затормозившие движение на юго-восток? Думаю об этом, командующий тщательно силился найти ясный ответ и в то же время упрямо отказывался верить в выросшую силу русских. Перед лицом всех своих неудач фон Клейст продолжал сохранять пренебрежение к своему противнику, русскому генералу Червоненкову, командующему Северной группой Закавказского фронта.

— Да, да?.. Что вы сказали? — резко повернувшись, спросил командующий.

Пожимая плечами и переводя дыхание, адъютант пробормотал:

— Я ничего не говорил.

Морща лоб и вглядываясь в него, Клейст обронил пренебрежительно:

— Не все ли равно, говорили вы или нет! Оставьте меня, наконец. Я устал.

— В приемной ожидают представители прессы, — торопливо произнес адъютант, опасаясь, что не успеет сообщить об этом.

— Кто именно?

— Двое из Берлина. Их сопровождает редактор вашей газеты «Панцер форан». Они хотят…

Клейст оборвал его.

— Довольно! Вы побеседуете с ними. После доложите, чем интересуются эти господа…

Он на секунду задумался.

— Впрочем, нет, я сам… Впустите их ко мне минут через десять.

Адъютант поклонился и мелкими шагами, неслышно вышел из кабинета.

«И так… ночью и днем, беспрестанно кто-то помогает мне стряхивать пыль с истертых планов и донесений фюреру, — подумал фон Клейст. — Частные лица, партия, монополии, пресса — попробуй разберись в этой мешанине?! Но несомненно, что все они собраны в едином тресте взаимного шпионажа. Разве есть возможность предугадать — корреспонденты к тебе добиваются или соглядатаи господина Геббельса. А может быть, здесь не обошлось без участия моего предшественника фельдмаршала Листа? Старик мне никогда не простит».

В начале операций гитлеровских войск на Северном Кавказе группой «А» командовал фельдмаршал Лист. Клейст командовал 1-й танковой армией, которая все больше и больше углублялась в равнину Кубани и, наконец, достигла Терека. Не без содействия фон Клейста фельдмаршал Лист был отозван с Кавказа.

Овладев городами Прохладное, Моздок и Нальчик, Клейст поставил перед войсками задачу: выйти в Северную Осетию, пересечь Терский рубеж, стремительным броском танковой армии генерала Макенгзена прорваться в долину Алхан-Чурт; между Тереком и Сунженскими хребтами двинуться к Грозному. Были составлены оперативные планы и намечены сжатые сроки для овладения городами Владикавказ и Грозный. Обо всем этом с исчерпывающими подробностями Клейст доносил Гитлеру. Предстояло пройти Татартупским ущельем меж двух грядообразных гор, покрытых густыми зарослями леса. Ширина всей низменности, так называемых Эльхотовских ворот, не превышала пяти километров. В этом направлении и двинулась 13-я танковая дивизия генерал-майора Трауготта Герра. Вслед за танками шла 370-я стрелковая дивизия, под командованием генерал-майора Клеппа, снятая из Ногайской степи.

В Татартупском ущелье закипела кровавая схватка.

«Полки русских встали насмерть!» — радировал Клейст генерал-майор Трауготт Герр.

Клейст, прежде считавший Эльхотовские ворота незначительным препятствием на пути к Грозному, связался по телефону с командиром 13-й танковой дивизии. Тоном вежливым, но полным яда, он тогда сказал:

— Я удивляюсь! Вы, генерал, очевидно, увидели собственную тень в искаженном виде. Она продолжает расти вместе с ростом неудач, постигших 13-ю дивизию. Эта неправдоподобная тень заслонила собой вашу доблесть, как черная туча заслоняет солнце. Приказываю: в течение суток овладеть Эльхотовскими воротами!..

— Ясней не скажешь! — выслушав Клейста, мысленно воскликнул командир 13-й танковой дивизии.

У командира танкового батальона майора Робендауд, только что ходившего в атаку и под огнем русской противотанковой артиллерии и бронебойщиков повернувшего вспять, Трауготт спросил:

— Вы говорите — противник зарылся в землю? Скажите, когда-либо вам не приходилось прочесть, ну, хотя бы две строчки об Антее?