...Имеются человеческие жертвы

—  Это вы-то ненавидите мертвечину? — усмехнулась Наташа. — Да от вас смердит!

—  Не обижай меня, Наташка, — мягко заметил Клемешев, — а то, чего доброго, огорчусь, да от огорчения и уроню эту штуку. Вот тогда да — засмердит. И вообще молчи, тут мужской разговор.

—   Между прочим, — сказал Турецкий, — очень долгий мужской разговор у меня был сейчас с вашим другом Павлом Нелюбиным. Вы послали людей убить его, но на нем ни царапинки. Он смекнул, что к чему, когда мы постарались раскрыть ему глаза, и все рассказал нам. Получился целый роман. Очень трогательный роман о святой и верной мужской дружбе двух солдат, которые стали бандитами. И теперь Павел Петрович просто жаждет увидеться с вами.

—   Зря, зря это все, — поморщился Клемешев. — Если б вы знали, какую малину мне тут испортили! Я хотел устроить тут рай на земле, была у меня такая прихоть, фантазия... Чтобы все жители тут меня на руках носили и поставили памятник при жизни...

—   Ну уж бросьте. Представляю этот рай на костях и крови!

—   Да ведь вся жизнь — на этом, — засмеялся Клемешев. — От сотворения мира, от Каина, который кокнул брата своего Авеля. И мой рай был бы ничуть не хуже других, потому что я сам не хуже других, понимаете? Я такой же, как все!

—  Нет, вы хуже, — сказала Наташа. — Вы вообще не человек. Вы просто устройство для убийства.

—  Ну да ладно, — отмахнулся Клемешев. — Перейдем к деловой части. Я предлагаю вам вместо себя одну чрезвычайно интересующую вас персону. Как говорил Тарас Бульба, я его породил, я его и убью. Я устроил ему тут гнездо, симпатичную времянку, но уж коли так приперло, могу дать и адресок. Разумеется, после того, как получу гарантии, что меня не тронут и дадут уйти. Причем вместе с ней, с Натальей. Я женюсь на ней, Турецкий! А вас приглашаю быть нашим посаженым отцом, потому что и она и я — круглые сироты. Ну что, назвать имя моего товара?

—   Любопытно. — И вдруг Турецкого осенило, будто фотовспышкой озарило на миг: люк в днище тяжелого джипа, открытый посреди мостовой канализационный люк. — Ба, неужто Горланов? — воскликнул Турецкий. — Так он, значит, здесь? Выходит, вы и с ним друзья?

—   Почему нет? — улыбнулся Клемешев. — Я — сила, он — деньги. А вы молодец, Турецкий, действительно молодец! То-то Горланов Никита все говорил мне, что непременно надо вас грохнуть... Ну, да ладно. Все равно деваться вам некуда. С этой машинкой, — он снова поднял гранату, — пока что я король. А потому запоминайте адрес: Вторая Причальная, тридцать два, квартира восемь. Только вряд ли вам пригодится. Вижу, переговоры наши идут туго. В общем, мои условия: мы садимся в машину — вы, я, она и вот эти мои друзья — и спокойно, без эскортов и погонь выезжаем из города. Вы поняли, Турецкий, — спокойно. Без вертолетов, овчарок и прочей ментовской экзотики.

—   А дальше?

—   А дальше, — опять засмеялся Клемешев, — я могу только пообещать, что не трону ни вас, ни ее и спокойно уйду со своими пацанами. А вы останетесь на обочине шоссе и помашете мне платочками. Ну а что там дальше и как — поглядим. Я устал. Мне нужна будет передышка. К тому же у меня свои правила торговли: продавец всегда прав. И у вас тоже, как понимаете, никакого выбора. Передайте мои условия своим — и в путь!

Турецкий встретился глазами с Наташей, вздохнул и снял трубку.

88

Они выходили из дома через четверть часа. Впереди — один из «братков» Клемешева с пистолетом в руке, за ним — Турецкий, рядом с ним — Клемешев и Наташа, запястья которых были накрепко соединены наручниками, замыкал шествие второй клемешевский верзила с пистолетом, приставленным к затылку Турецкого.

Двое спецназовцев открыли дверцы мощного черного джипа Клемешева, и они расселись в просторном салоне машины. За руль сел один из людей бывшего мэра, рядом с ним посадили Турецкого, Наташа, Клемешев и другой телохранитель оказались сзади. Все вокруг стояли серые от волнения, измученные ожиданием, бессильные что-нибудь предпринять или изменить.

—  Покеда, мужики! — крикнул Клемешев в открытое окно. — Мы поехали. Вот и гадайте теперь — учебная была у меня гранатка или боевая!

На все посты было выдано указание беспрепятственно пропускать этот черный джип и дать ему возможность покинуть город. Они миновали мост, оставили позади белые кварталы местных Черемушек. Джип все набирал и набирал скорость.

—   Ну вот и все, — сказал Клемешев. — Как говорил товарищ Сталин, подготовка к успеху решает успех. Помните такую великую сентенцию, господин Турецкий?

—  Помню, — кивнул тот. — Ну, что дальше? Мы выполнили ваши условия и ждем развития событий.

—  Ну какие могут быть для вас события, — усмехнулся Клемешев. — Ваша роль завершается. По-моему, мы сыграем свадьбу с Натальей Сергеевной и без посаженого отца. И на хрена он нужен? Так что скоро, совсем скоро ваши грустные родственники пойдут оформлять пенсию по утрате кормильца. Вы хоть заработали что-нибудь за жизнь, Турецкий?

Но Турецкий молчал. Он понимал, что это не шутка и что вот они, вероятно, эти самые последние его минуты. Стремительно бегущая навстречу серая поверхность шоссе, вечерние холмы у горизонтов...

—   Да пропади ты, надоела! Аж пальцы свело! — вдруг проговорил Клемешев и что есть силы швырнул гранату в открытое окно машины в сторону от дороги. Она пролетела метров двадцать и громыхнула позади джипа ярко-желтым огнем, подняв столб дыма.

—  Ну что, Наталья, ты меня спрашивала когда-то, убивал ли я, — сказал Клемешев. — Это просто и быстро. Хочешь, покажу, как это делается? Или избавить тебя от этого душераздирающего зрелища? Избавлю, пожалуй... Да и салон пачкать не хочется. Я щедрый, Турецкий. Так что выбирайте себе место сами.

Машин на шоссе было немного. По обеим сторонам бежали редкие рощицы и лески. Уже смеркалось.

—  Кирюха, сбавь скорость! — приказал Клемешев. — Господину Турецкому надо бы осмотреться.

Клемешев размял затекшую правую руку и отстегнул наручник, соединявший его широкое запястье с рукой Наташи.

В этот момент сзади ударил яркий свет фар, дважды рявкнул клаксон, и какая-то машина на большой скорости пошла на обгон, обходя их слева. Сидевший за рулем, кого Клемешев назвал Кирюхой, инстинктивно нажал на тормоз, их бросило вперед, и в тот же момент всех сидящих в машине оглушил выстрел. Турецкий, все время ожидавший выстрела в затылок, сильно вздрогнул. Но он был жив, а голова сидевшего за рулем упала на руль.

Резко сбавивший скорость джип бросило в сторону, он вильнул и с маху врезался в обгонявшую машину, которая внезапно тоже резко сбавила скорость и почти остановилась. Ее дверцы раскрылись, и оттуда, пригнувшись, как в бою, выскочили четверо с автоматами. Это были чеченцы.

— Наташа, пригнитесь! — что есть мочи закричал Турецкий и стремительно рванулся назад, чтобы успеть выбить из руки сидевшего позади него Клемешева пистолет. Но тот, так и не успев ничего понять, кто стрелял и почему, уже вывалился из джипа и, перевернувшись через голову, с отчаянным предсмертным воплем кинулся куда-то в сторону от шоссе.

Затарахтели автоматы, несколько пуль по касательной задели джип и с визгом ушли в стороны.

И тут Наташа отчетливо вспомнила, как тогда, той ночью, уже много лет назад, одновременно догорели, обвив друг друга потеками воска, две свечи. Неужели им суждено, согласно поверью, погибнуть одновременно — ему и ей? Ведь случайностей не бывает...

Клемешеву уйти далеко не удалось. Один из людей в темной одежде спокойно и неторопливо тремя короткими очередями уложил его навсегда. Аккуратно вытер автомат белым платком и с отвращением отбросил в сторону.

Все произошло быстро, удивительно быстро. Наверное, и минуты не прошло. Турецкий оглянулся. Наташа была цела, на лице ее читался ужас. Кажется, к счастью, она не видела последних мгновений того человека.

Пацан или «браток» Клемешева смотрел на Турецкого с какой-то странной серьезностью, а потом вдруг улыбнулся.