Наемник. Дилогия

Брумгум замолчал. Повисла гробовая тишина, в которой, кажется, слышно даже как ползают по камням слизни. Затихли и солдаты, шепотом передававшие назад мой перевод рассказа гнома. Нарив сидит не шевелясь, словно статуя. И цвет ее лица – цвет белого мрамора, из которого статуи и вытачивают.

 – Охренеть... – сипло прошептал успевший вернуться Молин и это единственное слово, отбиваясь эхом, заскакало между стенами расщелины.

 – Это куда ж мы вляпались? – пробормотал Ламил, оглядываясь по сторонам, словно мог на каменных стенах увидеть ответ на свой вопрос. Хотя, хочет ли кто-то получить этот ответ?

 – Какие монастыри Роаса уцелели? – голос Нарив настолько ледяной, что даже я, не говоря уж о гноме, зябко передернул плечами.

 – Не знаю, госпожа? – прошептал Брумгум. – Зачем вам те проклятые монастыри?

Кулак Нарив, на миг словно размывшийся в воздухе, застыл на расстоянии, лишь чуть большем толщины волоса, от лица гнома. Брумгум отшатнулся так резко, что повалился на спину и изо всех сил вжался в щель между камнями, стараясь укрыться от, ставшей вдруг такой страшной, Нарив. Его взгляд, чуть не обезумевший от ужаса, не отрывается от застывшего, подобно камню, искаженного яростной гримасой лица женщины. Нарив сдержала удар лишь нечеловеческим усилием воли. Медленно, с неловкостью деревянной куклы она сделала шаг назад, отступив от гнома, и резко развернулась спиной к нему. Только сейчас раздался дружный вздох всех, присутствовавших при допросе гнома.

 – Я думал, она его прибьет. – прошептал Молин и отступил, на всякий случай, подальше.

 – Нарив... – если женщина и услышала, что я к ней обращаюсь, то не подала виду. Нарив, широко шагая, отошла в сторону и, сев на первый попавшийся камень, закрыла лицо ладонями.

 – Ну все... успокойся... – Ламил постарался успокоить трясущегося гнома, но тот его, естественно, не понял. – Алин! Чтоб тебя... Успокой этого коротышку!

 – А?.. – я с трудом отвел ошалевший взгляд от Нарив и только спустя какое-то время понял, что же от меня хотят. – Да... сейчас...

 – Не нравится мне эта баба. – Ламил уже повернулся к Седому. – психованная какая-то... Может, избавимся от нее?

Я подошел к гному и принялся нести какую-то успокаивающую чушь насчет того, что нам в последнее время пришлось многое пережить, что Нарив очень почитает богов и такое отношение к ним вывело ее из себя, уверял, что Брумгуму ничего не грозит и никто его даже пальцем не тронет... Но мое внимание, в основном, обращено на разговор капитана и десятника.

 – ...Не знаю, Ламил. – Седой говорит медленно, тщательно обдумывая ситуацию. – Она – наш единственный проводник...

 – Да, какой она проводник! – всплеснул руками Ламил. – Сама же сказала, что триста лет здесь не была. А, по словам этого коротышки, тут все настолько изменилось...

 – Но, до гор она нас довела. – возразил капитан. – И к людям вывела.

 – ...и за это ей большое спасибо! – перебил Ламил. – Тут кого-то другого найдем в проводники.

 – Алин, – Седой отмахнулся от Ламила, – спроси у гнома насчет магов. Может видел здесь кого-то из них?

Гном уже более-менее успокоился и хотя страх еще не покинул его глаз, но рассудок в них уже вернулся. Он понял, что ,по крайней мере – сейчас, его убивать никто не собирается.

 – Слушай, у вас есть маги? – я присел на корточки и улыбнулся.

 – Маги? – повторил он, с опаской глянув на так и продолжавшую сидеть неподвижно Нарив. – Какие-такие маги?

 – Ну маги... – Дарен, как ему объяснить? – Знаешь, которые всякие чудеса творят, колдовство?..

 – Погоди! – гном окончательно пришел в себя и снова сел на камень, с которого, испугавшись Нарив, свалился. – Вроде как жрецы раньше чудеса творили...

 – Нет, не жрецы... – попытался перебить я, но Брумгум не слушал.

 – ...Только нет у нас сейчас жрецов. Запретил их король. И чудеса, о которых ты говоришь, тоже запретил...

Он продолжал говорить еще что-то, объясняя, почему именно запретили жрецов и чудеса, но я уже понял основную мысль.

 – Нет здесь магов. – я встал и, похлопав гнома по плечу, подошел к капитану. – Говорит, что у них тут и жрецов, и всякую магию запретили.

 – Ну вот, а ты говоришь – бабу прогнать... – Седой раздосадовано хлопнул себя по бедру. – Местные нам тут не помощники.

 – А эта, которая триста лет тут не была, – Ламил упрямо кивнул головой в сторону Нарив, – помощница? Куда она нас приведет? И кого еще пришибет ненароком, дура психованная?

 – Гном же сказал, что какие-то монастыри уцелели! – я позволил себе вмешаться и перебить десятника, за что заслужил очень недовольный взгляд с его стороны. – И Нарив говорила, что маги посещали ее монастырь. Так в монастыре и надо искать!

 – Вот! – поднял палец Седой. – А кто нас к монастырю приведет, если местные уже, наверно, и забыли, где они находились?

 – А она, за триста лет, не забыла?

 – Я так понял, – капитан поднял голову и посмотрел прямо в глаза Ламилу, – что для нее эти триста лет прошли, как для тебя – ночь. Пока она пойдет с нами. Если появится другой проводник – хорошо. Нет – будем довольствоваться тем, что есть.

Капитан ясно дал понять, что всякие обсуждения на этом закончены. Отвернувшись от недовольно сопевшего десятника, Седой посмотрел на испуганно косившегося в сторону Нарив гнома, потом на саму женщину, так и продолжавшую сидеть неподвижно.

 – Спроси у гнома, что там дальше по ущелью.

Я не сразу понял, что вопрос обращен ко мне – мои мысли вертелись вокруг произошедшего инцидента. Нарив ведь обычно так рассудительна, никогда не теряла головы... Хотя, а как бы я себя чувствовал на ее месте? Скажи мне кто, что последнему из моих воспоминаний, которое, вроде бы, относится к совсем недавнему, не более недели назад, времени, исполнилось несколько сот лет... Да еще и весь мир перевернулся с ног на голову... Вот ты, Алин, как бы себя чувствовал, узнав, что из всеми уважаемого человека, можно сказать – героя, рисковавшего жизнью в бою с общим врагом, в один момент, даже сам того не подозревая, превратился в изгоя, которого чуть ли не ненавидят все твои соплеменники?..

 – Алин, ты оглох? – окрик капитана хлестнул словно плеть.

Встряхнувшись, я принялся расспрашивать гному о том, что ждет нас впереди.

 – Как полдня пойдете прямо по этой расщелине, – ответил Брумгум, – то выйдете на перекресток с широким каньоном. Там, если налево пойти, выйдете к Малому входу Карбума. Это город, где я живу. А если в каньон сворачивать не будете, то еще через день выйдете в Долину Чаши, где, по левому склону, Большой вход Карбума...

 – А сквозь горы как пройти? На ту сторону?

 – В Гиблые места? – Брумгум посмотрел на меня как на сумасшедшего. Видно, что он очень хочет что-то сказать по поводу нашей цели, что-то нелицеприятное, но, снова взглянув на Нарив, он просто покачал головой. – Туда никто не ходит. Это вам до Харума, нашего самого северного поселения, надо, а куда дальше – это я не знаю.

 – Седой, смотри какую птицу поймали! – окрикнул кто-то сзади и все внимание окружающих переместилось на что-то, пока мне не видимое. – Да, расступитесь же вы, ослы...

Толпящиеся вокруг солдаты зашевелились, будто высокие стебли травы, через которую кто-то пробирается, и вскоре перед капитаном остановились трое – два дюжих наемника и, зажатый между ними, незнакомый мне субъект, левую сторону которого украшает стремительно наливающийся краской синяк. Уж этот – точно человек, а не гном или еще кто-то. Стоит, нервно переминаясь с ноги на ногу и бросая по сторонам быстрые взгляды. Одет в длинную, ниже колен, кольчугу, из коротких рукавов которой, поразительно контрастируя с богатым доспехом, торчит какое-то серое, не первой свежести, тряпье. Ни оружия, ни шлема у пленника не оказалось.

 – Мы там, позади, в заслоне стояли, – принялся объяснять тот из наемников, который постарше, – а тут Гарит шевеление какое-то заметил. Доложили десятнику, так тот и говорит, мол изловите птичку, только аккуратно – чтоб перышки не помяли. Ну мы за камнями скрытно обошли, а они, голубчики, там сидят и в носах ковыряют. Этого, вот, сразу по голове отоварили... Правда, пока с ним канителились – другой убег.