Страница 23 из 189
— Ничего не поделаешь; но только чтобы этот счет не превысил двух долларов, — ответил старый джентльмен, совершенно убитый неожиданными расходами.
— Я сама договорюсь с Нийлом, дайте мне только съездить в местечко; и поверьте, мне это дело станет дешевле, чем стало бы вам, ваша милость, или мистеру Гарри. — Сказав это, она зашептала на ухо Генри: — Не волнуйте вы его больше; если понадобится, я рассчитаюсь с Нийлом из масляных денег, и вообще довольно об этом. — И она снова обратилась к Милнвуду: — Не посылайте молодого человека ходить за плугом; в наших местах сколько угодно голодных бедняков вигов, и каждый из них будет рад пахать землю за кусок хлеба и миску похлебки, а это больше пристало им, чем такому, как он.
— И тогда на нас нагрянут драгуны, — возразил Милнвуд, — и обвинят в том, что мы укрываем и кормим мятежников; славный выход, нечего сказать, вы нам предлагаете! Но садитесь завтракать, Гарри, и потом скиньте наконец ваш новый зеленый костюм и наденьте домотканый, серого цвета; он более практичен, и вид у вас в нем мужественнее и приличнее, чем в этом покупном тряпье с пышными лентами.
Генри Мортон, покидая столовую, ясно видел, что у него нет никаких надежд на достижение поставленной цели; впрочем, возможно, что его не слишком огорчали препятствия, которые мешали ему покинуть поместье, расположенное так близко от Тиллитудлема. Миссис Уилсон, последовав за ним в соседнюю комнату и похлопав его по спине, попросила «быть добрым мальчиком и выбросить из головы все эти сумасбродные выдумки».
— Я обошью галуном вашу шляпу и спорю с нее ленты, а также тесьму, — сказала эта вездесущая дама, — а вы никогда, ни за что на свете, не должны говорить о том, что покинете родину или что нужно продать золотую цепь; ваш дядюшка счастлив, лишь когда видит вас пред собою и когда считает звенья на цепи; и потом, разве можно оставить навсегда старика? Ведь и цепь и земли — все-все станет когда-нибудь вашим; и вы сможете жениться на любой девице в наших краях, какая только приглянется вам, и богато жить в Милнвуде — ведь тут всего вдоволь. А разве это не стоит того, чтобы подождать еще, голубь мой?
В заключительной части пророчества миссис Уилсон содержалось нечто до такой степени приятное для слуха Мортона, что он сердечно пожал руку старушки. Он сказал ей, кроме того, что очень обязан ей за добрый совет и что хорошенько подумает обо всем этом, а пока не будет настаивать на своем прежнем решении.
Глава VII
В семнадцать лет вошел я в эту дверь;
Мне семьдесят — я ухожу теперь.
В семнадцать лет как счастья не искать?
Но в семьдесят поздненько начинать.
Теперь мы должны перенестись в Тиллитудлем, куда леди Маргарет вернулась, выражаясь романтическим слогом, расстроенная и с тяжким бременем на душе по причине неожиданного и, как она полагала, несмываемого позора, которым покрыло ее перед всеми злосчастное происшествие с Гусенком Джибби. Этот незадачливый воин был безотлагательно отправлен пасти свое пернатое стадо в самый дальний уголок выгона, чтобы не растравлять душевных ран своей госпожи и не попадаться ей на глаза, пока не изгладится воспоминание о недавнем позоре.
Тотчас по возвращении леди Маргарет нарядила торжественный суд, к участию в котором были привлечены Гаррисон и дворецкий — и как свидетели и как заседатели — для установления виновности Кадди Хедрига, пахаря, а также злостного подстрекательства со стороны его матери, так как оба эти лица, по общему мнению, были подлинными виновниками тяжелого поражения, понесенного рыцарством Тиллитудлема. Когда следствие было закончено и преступление неопровержимо доказано, леди Маргарет приняла решение лично пристыдить подсудимых и, если они не раскаются, вынести приговор об их изгнании из пределов баронства. Лишь одна мисс Белленден осмелилась замолвить словечко за осужденных, но ее заступничество не оказало той помощи, какую могло бы оказать при других обстоятельствах. Узнав, что незадачливый кавалерист нисколько не пострадал при падении, Эдит, вспоминая о его злоключениях, не могла совладать с одолевшим ее желанием посмеяться, и, несмотря на досаду и негодование леди Маргарет, смех разбирал ее тем сильнее, чем настойчивее, как это обычно бывает, она стремилась его подавить. Эти приступы смеха не раз повторялись и по дороге домой, пока ее бабка, которую не смогли обмануть вымышленные причины, приводимые юною леди в объяснение неуместной веселости, не отчитала ее в полных горечи выражениях за бесчувственное отношение к чести семьи. Вот почему вмешательство мисс Белленден не имело никакого успеха.
Чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, леди Маргарет сменила палку с набалдашником из слоновой кости, которую обычно брала с собой во время прогулок, на огромную трость с золотым набалдашником, доставшуюся ей после отца, покойного графа Торвуда; ею, словно своего рода официальным жезлом, она пользовалась лишь в исключительно важных случаях. Опираясь на свой грозный, царственный посох, леди Маргарет Белленден проследовала к хижине провинившихся и переступила ее порог.
Старая Моз со смущенным лицом поднялась с плетеного стула и, покинув свое место у очага, выступила вперед, но не с выражением сердечной радости, как бывало, свидетельствовавшей о том, насколько она польщена честью, оказанной ей госпожою, а с какой-то торжественностью и робостью, напоминая собой обвиняемого, который впервые предстает перед судьей и, несмотря ни на что, полон решимости отстаивать свою невиновность. Ее руки были скрещены на груди, губы, выражая почтительность, смешанную с упорством, плотно сжаты; вся она изображала собою внимание и готовность к этой торжественной аудиенции. Встретив высокую гостью старательным приседанием и молчаливым поклоном, Моз, как обычно, указала на стул, на котором леди Маргарет (славная леди обожала посплетничать) не раз, бывало, просиживала по получасу, слушая всякую всячину, касающуюся округи и ближнего городка. Но теперь ее госпожа была слишком разгневана, чтобы снизойти до подобной милости. Величественным жестом она отклонила немое приглашение Моз и, выпрямившись во весь рост, начала нижеследующий допрос, ведя его таким тоном, чтобы подавить обвиняемую:
— Правду ли, Моз, сообщили мне Гаррисон, Гьюдьил и другие из моих слуг, что, преступно нарушив свои обязанности перед богом, королем и мною, вашей исконной леди и госпожой, вы осмелились не пустить вашего сына на смотр, созванный по приказу шерифа, и возвратили оружие, доспехи и снаряжение, когда не было уже никакой возможности подыскать вместо Кадди подходящего человека, из-за чего баронство Тиллитудлем как в лице владетельницы его, так и в лице его обитателей, подверглось такому унижению и бесчестию, каких наша семья не запомнит со времен Малколма Кенмора?{55}
Моз всегда безгранично уважала свою госпожу и теперь пришла в замешательство, не зная, как себя защитить; робко кашлянув несколько раз, она наконец ответила:
— Конечно… миледи… хм… хм… Конечно, мне горько… мне очень горько, что произошла неприятность… Но болезнь моего сына…
— Не говорите мне о болезни вашего сына, Моз! Если бы он действительно захворал, вам следовало прийти на рассвете в замок и попросить у меня чего-нибудь из моих снадобий, и ему стало бы легче; почти нет недугов, от которых у меня не было бы лекарства, и вам это отлично известно.
— О да, миледи! Конечно! Я убедилась, что вы чудо как лечите. Питье, что вы прислали Кадди в последний раз, когда на него напали колики в животе, прямо как рукой сняло с него хворь.
— Почему же, дорогая моя, вы не обратились ко мне, раз в этом была нужда? А потому, что никакой нужды не было, — слышите вы, вероломная женщина!
— Ваша милость никогда прежде не обзывали меня такими словами. Горе мне! Ах, зачем я дожила до этого часа, чтобы услышать такое! — воскликнула Моз, разражаясь слезами. — И это я, которая родилась в Тиллитудлеме и прожила тут свой век, служа владельцам его! Я вижу, нас с Кадди считают злодеями, раз говорят, что он не бился бы в крови выше колен за вашу милость, и за мисс Эдит, и за старый замок, — но это неправда, он бился бы, и лучше ему погибнуть под его развалинами, чем покинуть вас, спасаясь от смерти; по верховая езда, смотры, миледи, ну их совсем… не слышать бы мне о них вовсе! Не могу понять, на что только они нужны!