Пограничными тропами

И вот однажды, на исходе короткой, как петушиный сон, летней ночи, Ивану, находившемуся в секрете с ефрейтором Харченко, повезло. Да еще как! Совершенно неожиданно и необычно.

Стоявший сплошной, непроницаемой стеной лес уже осветился белесоватыми полосками. Предутренняя темень ускользала все дальше и дальше, унося за собой хвостатые клочья мглы. Виднелись иссиня-коричневые стволы дубков и между ними кое-где сизоватые березки. Только в гуще орешника еще лежали темные сумрачные лапы.

Перед лицом Ивана торчала холодная, еще хорошо не затвердевшая ветка вяза — побег нынешнего года. Нежная кожура на ней, от самого кончика и до соединения со стволом была совсем зеленая.

Ветка затрудняла наблюдение, но с этим приходилось мириться. Она и такие же молодые вязки, густо разросшиеся вокруг, служили верным маскировочным средством. Деревца образовали своеобразный шатер, надежно укрывая затаившихся под ними пограничников.

Хотелось курить. Иван легким движением сорвал жилистый, покрытый снизу влажным пушком листик и откусил кончик стебелька. Пожевав, выплюнул, откусил еще. Во рту был горьковатый вяжущий привкус.

«Смотри ты, — удивился про себя Иван, — как люди все разумно назвали. Вяжется — потому и вяз. А я и не догадывался».

Покусывая листик, он внимательно смотрел вокруг. На листве заиграли голубоватые, рассветные блики. От легких порывов свежего утреннего ветерка они плясали, перепрыгивали с места на место, и от этого в лесу, казалось, звенели серебряные колокольчики.

Лес глубоко очаровывал выросшего в приазовской степи Ивана Дюкало своей величавостью, своими непередаваемыми, ни с чем не сравнимыми ароматами. Он мог часами слушать волшебное пение птиц, без устали бродить нехоженными тропами, то спускаясь в мрачные низины, куда никогда не доходит свет, то выбираясь на залитые солнцем поляны. Неподалеку с изумительным искусством выводил самозабвенную руладу соловей. Слегка треснуло, зашелестели листья — соловей оборвал песню и замолк. Снова слабый треск, снова шелест листвы.

Дюкало прислушался.

Молчал соловей, молчал лес. Что же это могло быть? Что так напугало маленькую веселую птичку?

Раздался треск. И опять шелест. Впрочем, нет. Сначала шелест, потом треск. И опять шелест.

Дюкало взглянул на напарника. Тот, видимо, ничего не заметив, спокойно продолжал осматривать местность. Да и не удивительно. Звуки, уловленные Иваном, были чуть слышны. Если бы они не повторились еще, Дюкало и сам бы усомнился, были ли они вообще. Но они возникали трижды. Похоже, пробирается зверь.

Подавшись вперед, Иван приложил к уху ладонь, сложив ее чашечкой, чтобы было слышнее. Шелест раздался ближе. Дюкало с лихорадочной поспешностью обшарил глазами кусты. Их было совсем немного, этих ореховых островков, выросших среди стройного корабельного леса.

Однако ни одна ветка на кустах не шелохнулась. Это смутило Ивана. Откуда же звуки. Они слышались все явственнее и ближе. Невольно поднял голову вверх. И именно в эту минуту в беспорядочном переплетении дубовых крон мелькнула большая тень.

«Дикая кошка», — подумал Дюкало.

Он никогда в жизни не видел этого зверя, не слышал и от пограничников, чтобы они водились в этих местах, но кто же еще такой огромный может Прыгать но вершинам деревьев?

— Вот бы подстрелить! — встрепенулся он, хватаясь за автомат. И только сознание того, что он находится в секрете, сдержало неожиданно охвативший его порыв охотничьей страсти. Ему не терпелось еще раз увидеть гибкое тело в стремительном броске и хорошо рассмотреть его.

Дюкало протер глаза. Что такое? Живой сук? С подобными вещами он еще не встречался. Не может быть.

Однако действительно из листвы выдвигался сук с гладкой поверхностью и огромной отвилкой на конце.

Вдруг сук дрогнул и метнулся к соседнему дереву. Так, вероятно, змея набрасывается на свою жертву. Но сук не упал. Он зацепился отвилкой за дуб и повис между двумя деревьями, словно мостик. Дюкало мысленно ругнул медленно наступавшее утро. Если бы проглянуло солнце, то оно осветило бы всю картину куда полнее. Пока же в глубине крон еще клубилась фиолетово-черная мгла. А как раз очень бы надо было рассмотреть, откуда и почему появился этот необычайный, живой сук.

Сжав до боли в руках автомат, Иван ждал. Учащенно билось сердце. Под ободком фуражки, на висках, во вздувшихся артериях, трепетал пульс. Лихорадочно работала мысль. Она быстро распутывала неожиданно запутавшийся клубок фактов, выискивая истину. О дикой кошке уже не могло быть и речи. Сук ожил под воздействием живого существа. Там, на дереве, мог быть только человек.

Дюкало подал условный знак Харченко, продолжая следить за обоими деревьями. Немного погодя сук начал натягиваться. Видимо, кто-то потащил его на себя. Ветки противоположного дерева резко наклонились к соседнему дереву.

«Подтягивает к себе, — сообразил Иван. — Ясно. Дерево близко. Подтянет, схватится и тогда последует прыжок».

Так оно и было. Скоро в воздухе не особенно высоко над землей мелькнула, увлекаемая стремящимся распрямиться деревом, фигура. Однако груз для молодого дубка оказался тяжеловатым, разогнуться полностью дубок не смог. Воздушный перебежчик повис, болтая ногами. Но он не смутился. Раскачавшись, нарушитель с силой подбросил свое тело вверх и обвил ствол обеими ногами.

«Пора» — как будто что-то подтолкнуло Ивана.

Подняв автомат, он громко крикнул: «Стой!»

Потом над этой командой на заставе долго смеялись ребята. И в самом деле, мыслимо ли скомандовать «стой» человеку, находящемуся в воздухе. Нарушитель, конечно, никак не мог выполнить этого распоряжения. Более того, растерявшись от грозного окрика, он разжал руки и свалился вниз.

Увидев воздушного путешественника распростертым на земле, Дюкало поспешно отдал другое приказание:

— Лежать так! Не двигаться!

Нарушитель послушно застыл на месте, широко раскинув руки и уткнувшись носом в прошлогодние перепревшие листья.

— Обыскать! — повелительно крикнул Иван своему напарнику.

Вскоре нарушитель, конвоируемый пограничниками, уже был на заставе. Он оказался матерым шпионом, засланным одной из иностранных разведок. Он, находясь в разведцентре, продолжительное время готовился к переходу границы по деревьям. С этой целью нарушитель, будучи хорошим гимнастом, усиленно тренировался на трапециях, на брусьях, учился прыгать с шестом и совершил не одно путешествие по лесу при помощи суковатой палки и веревки. Перейдя границу на участке Н-ской заставы, он был уверен в успехе операции. Однако разгуливать по пограничным лесам оказалось не так-то просто.

* * *

После происшествия с воздушным пиратом Иван сразу воспрянул духом. Его добродушная улыбка по-прежнему вносила непринужденность и веселье в солдатскую компанию. И теперь уже никому не казалось, что Дюкало несерьезный пограничник. Он проявил себя как бывалый и толковый воин.

Дождался своего и секретарь комсомольской организации сержант Леонид Червоненко. В минуту откровенности Иван рассказал ему о своих былых переживаниях.

Они вместе посмеялись, порадовались и разошлись. Но секретарь на этом не успокоился. Он считал, что о подвиге младшего сержанта надо написать в колхоз, где работают его родители. «Пусть знает, что мы о нем лучшего мнения, чем он думает», — размышлял Червоненко.

Пограничники единодушно поддержали Леонида. Послание писали всем коллективом. За писаря был ефрейтор Харченко. Он достал из стола четвертушку чистой бумаги, обмакнул перо в чернильницу и с важным видом сказал:

— Лыст запоризькых козакив. Я — Ярышка. Диктуйте.

— Не запорожских казаков, а к запорожским казакам, — поправил его Николай Тарасов. — Так и пиши: Ваш доблестный земляк казак Дюкало… Вот только фамилия не совсем у нашего Ивана подходящая. У запорожских казаков знаешь, какие фамилии были — Убыйвовк, Заплюйсвичка, Билоконь…

— Ну, ну, хватит, — погрозил пальцем Харченко. — Серьезно диктуй. Ты не забывай, що тут ще тоже казаки есть.