Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 37

Боги Греции

Перевод М. Михайлова

Полный месяц! в твоем сиянье, Словно текучее золото, Блещет море. Кажется, будто волшебным слияньем Дня с полуночною мглою одета Равнина песчаного берега. А по ясно-лазурному, Беззвездному небу Белой грядою плывут облака, Словно богов колоссальные лики Из блестящего мрамора. Не облака это! нет! Это сами они — Боги Эллады, Некогда радостно миром владевшие, А ныне в изгнанье и в смертном томленье, Как призраки, грустно бродящие По небу полночному. Благоговейно, как будто объятый Странными чарами, я созерцаю Средь пантеона небесного Безмолвно-торжественный, Тихий ход исполинов воздушных. Вот Кронион{25}, надзвездный владыка! Белы как снег его кудри — Олимп потрясавшие, чудные кудри; В деснице он держит погасший перун; Скорбь и невзгода Видны в лице у него; Но не исчезла и старая гордость. Лучше было то время, о Зевс! Когда небесно тебя услаждали Нимфы и гекатомбы! Но не вечно и боги царят: Старых теснят молодые и гонят, Как некогда сам ты гнал и теснил Седого отца и титанов, Дядей своих, Юпитер-Паррицида{26}! Узнаю и тебя, Гордая Гера! Не спаслась ты ревнивой тревогой, И скипетр достался другой, И ты не царица уж в небе; И неподвижны твои Большие очи, И немощны руки лилейные, И месть бессильна твоя К богооплодотворенной деве И к чудотворцу — божию сыну. Узнаю и тебя, Паллада-Афина! Эгидой своей и премудростью Спасти не могла ты Богов от погибели. И тебя, и тебя узнаю, Афродита! Древле златая! ныне серебряная! Правда, все так же твой пояс Прелестью дивной тебя облекает; Но втайне страшусь я твоей красоты, И если б меня осчастливить ты вздумала Лаской своей благодатной, Как прежде счастливила Иных героев, — я б умер от страха! Богинею мертвых мне кажешься ты, Венера-Либитина{27}! Не смотрит уж с прежней любовью Грозный Арей на тебя. Печально глядит Юноша Феб-Аполлон. Молчит его лира, Весельем звеневшая За ясной трапезой богов. Еще печальнее смотрит Гефест хромоногий! И точно, уж век не сменять ему Гебы, Не разливать хлопотливо Сладостный нектар в собранье небесном. Давно умолк Немолчный смех олимпийский. Я никогда не любил вас, боги! Противны мне греки, И даже римляне мне ненавистны. Но состраданье святое и горькая жалость В сердце ко мне проникают, Когда вас в небе я вижу, Забытые боги, Мертвые, ночью бродящие тени, Туманные, ветром гонимые, — И только помыслю, как дрянны Боги, вас победившие, Новые, властные, скучные боги, Хищники в овечьей шкуре смиренья, То берет меня мрачная злоба: Сокрушить мне хочется новые храмы, Биться за вас, старые боги, За вас и за вашу амвросическую правду, И к вашим вновь возведенным Алтарям припасть и молиться В слезах, воздевая руки.{28} Старые боги! всегда вы, бывало, В битвах людских принимали Сторону тех, кто одержит победу. Великодушнее вас человек, И в битвах богов я беру Сторону вашу, Побежденные боги! Так говорил я, И покраснели заметно Бледные облачные лики, И на меня посмотрели Умирающим взором, Преображенные скорбью, И вдруг исчезли. Месяц скрылся За темной, темною тучей; Задвигалось море, И просияли победно на небе Вечные звезды.

Вопросы

Перевод Ю. Очиченко

У моря, ночного пустынного моря, Юноша странный стоит, Тоска в его сердце, в мозгу — сомненья, И губы шепчут волнам печально: «О волны, откройте мне вечную тайну, Откройте мне тайну жизни, Решите загадку, что мучила столько голов — Голов в париках, ермолках, чалмах и беретах, И сотни тысяч других, что ищут ответа и сохнут. Скажите, что есть человек? Откуда пришел он? Куда он идет? И кто живет в вышине, на далеких сверкающих звездах?» Бормочут волны одно и то же, Бушует ветер, бегут облака, Глядят безучастно и холодно звезды, А он, дурак, ожидает ответа.

В гавани

Перевод П. Карпа

Счастлив моряк, достигший гавани, Оставивший позади море и бури И ныне мирно сидящий в тепле, В винном погребе бременской ратуши. Как все же уютно и мило В стакане вина отражается мир! И как лучезарно вливается микрокосм В томимое жаждой сердце. Все я вижу в стакане: Историю древних и новых народов, Турок и греков, Ганса и Гегеля{29}, Лимонные рощи и вахтпарады, Берлин и Шильду, Тунис и Гамбург, И главное — вижу лицо моей милой, Ангельский лик в золотом рейнвейне. О, как хороша, как хороша ты, любимая! Ты прекрасна, как роза, Но не роза Шираза, Возлюбленная соловья, воспетая Гафизом, Но не роза Сарона, Священнопурпурная, восхваленная пророком, — Ты — как роза винного погреба в Бремене! Это роза из роз, — Чем старше она, тем пышнее, Ее аромат небесный меня восхищает, Меня вдохновляет, меня опьяняет, Не схвати меня за волосы хозяин Винного погреба в Бремене, Полетел бы я кувырком. Славный малый! Сидели мы рядом И пили, как братья, Рассуждали о самых высоких материях, И вздыхали, и обнимали друг друга. Он возвратил меня к вере в любовь, Я пил за здоровье злейших моих врагов, Я всех ничтожных поэтов простил, Как простят когда-нибудь меня самого, Я плакал от умиленья — и наконец Предо мною разверзлись райские врата, Где двенадцать апостолов, двенадцать огромных бочек, Проповедуют молча, но вполне понятно Для всех народов. Вот настоящие люди! На вид невзрачные, в дубовых камзолах, Внутри они прекраснее и светлее, Чем самые гордые левиты храма, Чем царедворцы и телохранители Ирода, Одетые в пурпур и украшенные золотом. Ведь я же всегда говорил: Не среди заурядных людей, А в самом избранном обществе Пребывает небесный владыка. Аллилуйя! Как нежно меня обвевают Вефильские{30} пальмы, Как ароматны мирты Хеврона{31}, Как шумит Иордан, шатаясь от радости, И моя бессмертная душа шатается, И я шатаюсь, и меня, шатаясь, По лестнице поднимает к дневному свету Добрый хозяин винного погреба в Бремене. О добрый хозяин винного погреба в Бремене, Ты видишь, на крышах домов сидят И поют пьяные ангелы, Солнце, пылающее там, наверху, Это красный от пьянства нос, Нос мирового духа, И вокруг красного носа мирового духа Вертится весь перепившийся мир. вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться