Тайна горы Сугомак

Прижилась девчушка у мужика, названые братья ее полюбили. И стала она звать мужика с бабой отцом да матерью. Жили в мире-согласии. Только через год заводчик заработок начал зажимать, ну и забедствовали. Зимой еще сводили концы с концами, к весне вовсе худо стало. Братишки с голоду пухнут. А девчонка та, Настюнькой ее звали, думает, что последний кусок у них отнимает, есть стыдиться совсем стала.

Раз к вечеру кое-какой приварок достал Бегунок. К ужину за стол начали садиться. А Настюньке неловко за стол идти, вышла на огород, задумала переждать ужин-то. Села на пенек и видит: совы летают, в стаю сбились, будто хоровод водят.

Подлетает одна сова к Настюньке. Желтыми глазищами прямо на девчушку уставилась. Потемнело у Настюньки в глазах.

— С голоду, наверное, — подумала она. И чует, что несут ее ноги, а куда неведомо. Хочет она остановиться и не может. Кричать хочет и не кричится. И то диво, что не натыкается ни на что, а бежать бежит, и в глазах тьма.

В чувство пришла от света, что из-под земли струился. Она на свет идет и видит пещеру. В той пещере земельных богатств разных — видимо-невидимо. Золотые самородки, камни драгоценные, кристаллы хрустальные. От них тот свет струится.

Встала Настюнька у входа и стоит, налюбоваться не может. Слышит она голос:

— Что же ты, девонька, встала? Заходи в гости.

Настюнька и вошла в пещеру.

— Выбирай, что душе угодно.

— Да кто же ты? — спрашивает Настюнька. — И почему тебя не видать?

— Я — хранитель богатства этого уральского, Сугомак.

— Выбирай, что по душе, — еще раз молвил Сугомак. А Настюнька растерялась, стоит. Потом видит: в одном месте из-под камней крупных маленький камушек светится. Ну и ухватила его, потянула и достала меч богатырский, со сверкающей рукоятью. Велик тот меч в размерах, а ее рука и веса не чует.

— Вот я его и возьму, — говорит Настюнька. А Сугомак отговаривает. Зачем девчонке оружие? Но Настюнька на своем настояла и меч с собой унесла.

С тех пор зажила Бегункова семья, нужды не ведая. Камешки с рукояти помогли. А меч Настюнька спрятала и любила вечерами ходить в потайное место на его сияние смотреть. И всегда стайка сов ее охраняла.

Выросла Настюнька в девку, да такой красоты, что по всему Уралу, пожалуй, не сыскать, не то чтобы по заводу.

В то время заводским надзирателем Филька Фитиль был. Собака собакой. Издевался по-страшному над работным людом. Похвалялся, что одним ударом плети может в гроб вогнать. Прозвище свое получил за то, что как жердь тонкий да ростом в потолок. А волосы на голове как бы дымились смолевой гарью. Оба глаза — косые. Вот такая образина и не стала давать проходу девке.

Боялся Фитиль один по заводу ходить. Оборужился. Самопал на плечо повесил. Вдобавок подобрал себе ватагу из шести сорвиголов. Семером по заводу и рыскали.

От любви к Настюньке Филька высох, вовсе на пугало запоходил, и над людьми еще хуже стал измываться.

Старший Настюнькин брат у домны работал. Беда и приключилась. В печь вода попала, и взрывом полоснуло брата. Сильно обожгло. Когда его на заводской двор вытащили, без памяти был. А Филька уже здесь. По привычке рубанул обожженное тело плетью. Парень вздрогнул, вздохнул, открыл глаза, в память вошел. Посмотрел на Фильку, да так, что тот к стене прилип. Говорят, от стены-то дружки насилу его оторвали. Помер мастеровой. Быть бы тут драке большой. Мастеровые за ломки да молоты похватались. Но Настюнька удержала.

Видит Филька, что после случая с братом вовсе не подойдешь к девке, и решил ее силой взять. Выследили ее ватагой, когда она меч свой пошла смотреть, и решился Филька Фитиль на подлое дело. Только Настюнька меч вытащила, а меч в половик был завернут, как они и подскочили.

— Моя! — кричит Фитиль. Настюнька как бы не перечит, вроде по всему уже видит — так и быть.

— На-ко, — говорит, — Филя, помоги мне, подержи эту тряпицу. И меч ему подает. Филька рад стараться. Ухватился обеими ручищами и упал. Придавил его меч. Орет Филька ватагу на помощь. Те поднимать его — и сами повалились.

Настюнька меч подняла, развернула. Вскочил Фитиль с ватажниками на ноги и глаз отвести от сияния не могут. А Настюньку уже неведомая сила от них повела. Ватажники за ней, не отстают. Совы тут же летают, крыльями Фильку да его дружков бьют. А те так и прут за девкой. Очухались в лесу. Увидели свет пещерный. Встала Настюнька в ярких лучах, улыбается:

— Ну, что же вы, гости дорогие, не проходите!?

А те, как девку караулить, по ковшу браги хмельной хватили. Им бы и море — лужа, а побаиваются пещеры-то. Один Филька самопал с плеча сдернул:

— Ну и войдем, не спросимся.

Сказывали люди, тогда пещера как один зал была. Золотой стол, весь каменьями изукрашенный, в самом конце пещеры разными кушаньями поуставлен.

— Садитесь, — приглашает Настюнька, а сама улыбается по-прежнему.

Озираются ватажники. Но, как и Филька, за стол садятся.

— Давайте, сваты, угощайтесь, а о деле потом, — говорит им Настюнька.

Шестерым кусок в горло не лезет. Боязно им под землей-то. Только Филька хорохорится изо всех сил:

— Силком тебя замуж возьму!

Настюнька и рассмейся:

— Ну, как за тебя, Фитиль, замуж идти, коли ты и половика-то в руках удержать не можешь, — сказала эдак, а Филька и вскипел. Вскинул он самопал и выстрелил в грудь девке. И упала Настюнька, как подрезанная литовкой травинка.

Вздохом каменным огласилась пещера. Страшным криком вскричал Сугомак. Молниями огненными поразил ватагу. Стенами каменными отгородил их от мира.

Запечалился Сугомак, и поныне плачет. Видно, тоже крепко полюбил он ту девку. Слезы его капают с потолка пещеры, а где-то в седьмой комнате стол стоит золотой, изукрашенный, и за тем столом семь «гостей». И лежит там девка красоты неописанной.

Слыхивали люди в то время грохот в горах. Семь раз громыхнул Сугомак обвалом каменным. Рвались в небе молнии, всю ночь ливень шумел — то оплакивал Сугомак Настюнькину смерть.

Ослепли от молний совы, вылетели из пещеры и с той поры летают в ночной темноте, и пугают людей, и шарахаются от них.

ДИКОВИННЫЕ ЛАПТИ

Лапоть от лаптя узором отличается. Бывало, один и тот же мастер плетет, а одинакового узора на лаптях не выходит. У одного прошивочка еле заметная пущена, а у этого нет. Тут плетенка пошире, тут поуже. Хороший мастер стремится сплести лапти так, чтобы у лаптя своя красота была. Для ноги мягкость, тепло и удобство.

Раньше мастеровой люд с малолетства умел лапти плести. В каждой семье кто-нибудь эту обувку изготовлял. Но на Каслинском заводе лучшим мастером по этому делу Степку Торокина считали. Он многих по плетенке-то обошел.

В иной многодетной семье больше десятка ребятишек, и каждому обувку подавай. Глава семейства на такую ораву сам наплестись не может. Заводская работа время отнимает. И на домашность его много тратится. Плетенку-то для лаптей запасти — вовсе дело нешуточное. Подходящие липы надо в лесу подсмотреть. К сроку лыко снять. В озере замочить да высушить. Работы, считай, непочатый край. А цена лаптям грошевая. Мужику вроде бы неудобно самому к Торокину с лаптежным заказом пойти. Мастеровой женке и скажет:

— Закрутился я, хозяюшка, в работе. А ребятишки без обувки. Сходи к Степану да каждому по паре лаптей закажи. Пускай сделает.

Женка и отправится к Торокину. С парнем о цене срядятся. Глядишь, недели через две вся семья в лапти обута.

Не от хорошей жизни молодой парень лаптежным ремеслом занимался. У Степана на обеих руках по три пальца не хватало. А потерял он их так.

Отец-то у Степана Торокина в пугачевском войске большим атаманом был. За народное дело да заветную волю сражался. Степанова мать вместе с мужем тоже во всех военных походах бывала. Родители мальчонку с собой возили. Пристроить-то некуда.

Однажды попал пугачевский отряд в засаду. Отца в бою пуля сразила. А мать с мальчонкой в плену оказались. Нашелся какой-то прохвост и царицину генералу на них указал. Дескать, вот она, атаманова-то семья. Мальчонке по приказу генерала на каждой руке по три пальца отрубили. Окровавленного к матери привели. Та от такой жестокости умом тронулась. Ну и отпустили юродивую с калекой на все четыре стороны. Степан с матерью к Каслинскому заводу и прибились. А Степанова работа мастеровым огненного дела по душе пришлась. Прижился парень в Каслях. Собственным ремеслом стал промышлять.