Страница 209 из 231
— Полно, мистер Джонс, — сказала миссис Миллер, — ободритесь; я знаю, что не вы были зачинщик. Я уже говорила это мистеру Олверти, и он должен будет со мной согласиться, иначе я от него не отстану.
Джонс с грустью на это ответил, что, какова бы ни была его участь, он всегда будет горевать, что пролил кровь ближнего, и считать это величайшим несчастьем своей жизни.
— Но на меня свалилось и другое горе, к которому я гораздо более чувствителен… Ах, миссис Миллер, я потерял то, что было для меня дороже всего на свете!
— Должно быть, возлюбленную, — сказала миссис Миллер. — Но полно, ободритесь: я знаю больше, чем вы думаете (Партридж разболтал ей все), и слышала больше, чем вы знаете. Ваши дела совсем не так плохи, уверяю вас: я не поставила бы и шести пенсов за Блайфила.
— Ах, дорогая хозяюшка, я вижу, вы совсем не знаете истинной причины моего горя. Если бы вы знали, в чем дело, вы бы согласились, что положение мое безнадежно. Блайфил меня не тревожит. Я сам погубил себя.
— Не отчаивайтесь. — сказала миссис Миллер, — вы не знаете, что может сделать женщина, и если я могу быть чем-нибудь полезна, то сделаю все, чтобы услужить вам. Это мой долг. Мой зять, дорогой мистер Найтингейл, который признался мне, сколь многим он вам обязан по такому же поводу, знает, что это мой долг. Не пойти ли мне самой к мисс Софье? Я передам ей все, что вы прикажете.
— О лучшая из женщин! — воскликнул Джонс, пожав ей руку. — Не говорите мне об одолжениях… Но если уж вы так добры, то у меня есть одна просьба, которую вы, вероятно, можете исполнить. Я вижу, что вы знаете даму (как это получилось, мне неизвестно), которая владеет моим сердцем. Если вы найдете способ передать ей вот это (он вынул из кармана письмо), я навсегда сохраню к вам признательность за вашу доброту.
— Давайте, — сказала миссис Миллер, — и если я не вручу ей ото письмо до вечера, лучше мне больше не просыпаться! Утешьтесь, дорогой друг! Будьте умницей, извлеките урок из прошлых ваших безрассудств, и я ручаюсь вам, что все пойдет хорошо. Я еще увижу вас счастливым супругом очаровательнейшей женщины на свете, как все про нее говорят.
— Поверьте, сударыня, я не собираюсь петь вам песенку, какую обыкновенно поют люди, попавшие в мое положение. Еще до этого ужасного случая я решил оставить прежний образ жизни, уяснив себе все его безумие и порочность. Уверяю вас, что, несмотря на беспорядок, к прискорбию учиненный мной в вашем доме, за что искренне прошу у вас прощения, я не отпетый преступник. Я, может быть, чересчур отдавался пороку, но не одобряю безнравственного поведения и с этой минуты не дам никому повода для упреков.
Миссис Миллер с большим удовлетворением выслушала этот зарок, в искренности которого нимало не сомневалась, и остальной разговор прошел в соединенных усилиях этой почтенной женщины и мистера Найтингейла развеселить упавшего духом мистера Джонса, в чем они и успели настолько, что оставили нашего героя почти совершенно утешенным и успокоенным. Этой счастливой перемене больше всего содействовала готовность миссис Миллер передать Софье его письмо, которое Джонс совсем было отчаялся переправить по назначению: дело в том, что Черный Джордж, принеся последнее письмо от Софьи, сказал Партриджу, что барышня строжайше запретила ему, под страхом открыть все отцу, возвращаться с ответом. Кроме того, Джонсу было весьма отрадно найти в лице миссис Миллер, этой действительно достойнейшей женщины, горячую заступницу перед мистером Олверти.
Визит миссис Миллер продолжался целый час (Найтингейл пробыл у Джонса еще дольше); наконец оба гостя попрощались с Джонсом, обещая вскоре навестить его снова. Миссис Миллер выразила при этом надежду принести ему добрые вести от Софьи, и мистер Найтингейл обещал узнать о состоянии здоровья мистера Фитцпатрика и, кроме того, разыскать кого-нибудь из свидетелей поединка.
Миссис Миллер отправилась прямо к Софье, куда и мы за ней последуем.
Глава VI,
в которой миссис Миллер посещает Софью
Получить доступ к Софье было нетрудно: так как она находилась теперь в самых дружеских отношениях с теткой, то могла принимать кого угодно.
Софья одевалась, когда ей доложили, что ее желает видеть какая-то дама. Так как она не боялась и не стыдилась свидания с женщиной, то миссис Миллер тотчас же была принята.
После поклонов и формальностей, обыкновенных при встрече незнакомых между собой женщин, Софья сказала:
— Я не имею удовольствия знать вас, сударыня.
— Да, вы меня не знаете, сударыня, — отвечала миссис Миллер, — и я должна попросить у вас извинения, что так бесцеремонно к вам вхожу. Но когда вы узнаете, что заставило меня вас побеспокоить, то надеюсь…
— Что же вам угодно, сударыня? — спросила Софья с некоторым волнением.
— Мы не одни, сударыня, — отвечала вполголоса миссис Миллер.
— Оставьте нас, Бетти, — приказала Софья.
— Я пришла к вам по просьбе одного несчастного молодого человека вот с этим письмом, — сказала миссис Миллер, когда Бетти вышла.
Софья, увидя адрес и узнав почерк, переменилась в лице и, помолчав немного, сказала:
— Никак не могла предположить, сударыня, по вашему виду, чтобы вы пришли по такому делу… От кого бы ни было это письмо, я его не распечатаю. Мне было бы неприятно поселять в ком бы то ни было ложные подозрения; я вас совсем не знаю.
— Минутку терпения, сударыня, — отвечала миссис Миллер, — я расскажу вам, кто я и как попало в мои руки это письмо.
— Ни то, ни другое меня не интересует, сударыня, — сказала Софья, возвысив голос, — и я настоятельно прошу вас вернуть письмо тому, от кого вы его получили.
При этих словах миссис Миллер упала на колени и в самых прочувствованных выражениях принялась умолять Софью сжалиться. На это Софья отвечала:
— Право, сударыня, мне удивительно: почему вы так усердно хлопочете за этого человека? Мне бы не хотелось предполагать, сударыня…
— Все ваши предположения отпадут, когда вы узнаете истину, сударыня. — прервала ее миссис Миллер. — Я расскажу вам все, и вы перестанете удивляться, почему я так хлопочу. Это прекраснейшей души человек, — и она рассказала всю историю с мистером Андерсоном, заключив ее словами: — Вот до чего простирается его доброта, сударыня! Но я обязана ему еще гораздо большим: он спас мою дочь.
Тут она со слезами на глазах подробно изложила, как это произошло, опустив только обстоятельства, которые могли бы повредить репутации дочери, и заключила свою речь словами:
— Судите же теперь, могу ли я когда-нибудь заслуженно отблагодарить такого отзывчивого, доброго, такого великодушного человека, лучшего и достойнейшего из всех людей!
До сих пор изменения, совершавшиеся на лице Софьи, были к ее невыгоде: она слишком сильно бледнела; но теперь она зарделась ярче киновари и проговорила:
— Не знаю, что и сказать. Конечно, нельзя порицать поступки, проистекающие из благодарности… Но какая же польза будет вашему другу, если я прочту это письмо, раз я решила никогда…
Миссис Миллер снова принялась упрашивать Софью, сказав, что ни в коем случае не может отнести письмо назад.
— Ну что же, сударыня, видно, ничего не поделаешь, если вы хотите навязать его мне… — сказала Софья. — Вы ведь можете его оставить, хочу я этого или нет.
Что разумела в данном случае Софья и разумела ли она что-нибудь — не берусь решить, только миссис Миллер приняла слова за намек, положила письмо на стол и простилась, предварительно попросив разрешения навестить Софью еще раз, на что не получила ни согласия, ни отказа.
Письмо пролежало на столе лишь до той минуты, пока миссис Миллер не скрылась из виду; после этого Софья вскрыла его и прочла.
Письмо это принесло очень мало пользы нашему герою, ибо все почти состояло из горьких сокрушении по поводу его низости и торжественных клятв в нерушимой верности Софье; Джонс выражал надежду убедить ее в этом, если он удостоится когда-нибудь чести быть к ней допущенным, а относительно письма к леди Белластон обещал представить такие объяснения, что Софья если и не оправдает, то, во всяком случае, простит его. Заключал он уверением, что у него и в мыслях никогда не было жениться на леди Белластон.