Страница 20 из 22
Раздел II
Сказка бочки
Жил когда-то человек, у которого было трое сыновей[142] от одной жены, родившихся одновременно, так что даже повивальная бабка не могла сказать наверное, кто из них старший. Отец умер, когда они были еще очень молоды; на смертном ложе, подозвав к себе юношей, он сказал так:
Сыновья! Так как не нажил я никакого имения и ничего не получил по наследству, то долго раздумывал, что бы хорошее завещать вам. Наконец, с большими хлопотами и затратами удалось мне справить каждому из вас по новому кафтану[143][144] (вот они). Знайте же, что у кафтанов этих есть два замечательных свойства. Первое: если вы будете носить их бережно, они сохранятся свежими и исправными в течение всей вашей жизни. Второе: они сами собой будут удлиняться и расширяться соответственно вашему росту, так что всегда будут вам впору. Позвольте же мне перед смертью взглянуть, как они сидят на вас. Так, отлично! Прошу вас, дети, носите их опрятно и почаще чистите. Вы найдете в моем завещании[145] (вот оно) подробнейшие наставления, как носить кафтаны и держать их в порядке; соблюдайте же эти наставления в точности, если хотите избежать наказаний, положенных мной за малейшее их нарушение или несоблюдение; все ваше будущее благополучие зависит от этого. В своем завещании я распорядился также, чтобы вы по-братски и по-дружески жили вместе в одном доме; если вы меня ослушаетесь, не будет вам счастья на свете.
Тут, гласит предание, добрый отец умер, и три сына пошли сообща искать себе счастья.
Не буду докучать вам рассказом о приключениях, выпавших на их долю в первые семь лет, скажу только, что они свято соблюдали отцовское завещание и держали кафтаны в отличном порядке; посетили разные страны, выдержали схватку со множеством великанов и одолели несколько драконов.[146]
Достигнув возраста, когда им можно было показываться в свете, приехали они в город и стали волочиться за дамами, особенно за тремя, бывшими в то время в большой славе: герцогиней d'Argent, madame de Grands Titres и графиней d'Orgueil[147]. При первом своем появлении трое наших искателей приключений встретили очень дурной прием. Они быстро смекнули, чем это вызвано, и немедленно начали делать успехи в тонком городском обхождении: писали, зубоскалили, подбирали рифмы, пели; говорили, ничего не высказывая; пили, дрались, распутничали, спали, ругались и нюхали табак; ходили в театры на первые представления; слонялись по кондитерским, учинили драку с городской стражей, ночевали на улице и заражались дурными болезнями; обсчитывали извозчиков, должали лавочникам и спали с их женами; избивали до смерти судебных приставов, спускали с лестницы скрипачей; обедали у Локета[148], бездельничали у Вилля; говорили о гостиных, в которых никогда не бывали; обедали с лордами, которых в глаза не видели; шептали на ухо герцогине, которой никогда не сказали ни слова; выдавали каракули своей прачки за любовные записки знатных дам; то и дело приезжали прямо из дворца, где их никто не видел; бывали на утреннем приеме короля sub dio;[149] выучивали наизусть список пэров в одном обществе и болтали о них как о коротких знакомых — в другом. А больше всего любили бывать в собраниях сенаторов, которые безгласны в палате, но шумят в кофейнях, где пережевывают по вечерам политические темы, окруженные тесным кольцом учеников, жадно подбирающих роняемые ими крохи. Трое братьев приобрели еще сорок таких же высоких качеств, перечислять которые было бы скучно, и в результате стали вполне заслуженно пользоваться репутацией самых благовоспитанных людей в городе. Но даже всего этого оказалось недостаточно, и вышеупомянутые дамы по-прежнему оставались непреклонны. Чтобы пролить свет на лежавшее тут препятствие, я должен, с любезного разрешения читателя и злоупотребляя его терпением, остановиться на некоторых важных обстоятельствах, недостаточно разъясненных писателями нашей эпохи.
Около этого времени[150] возникла секта, учение которой распространилось очень широко, особенно в высшем свете и среди модников. Приверженцы ее поклонялись некоему идолу[151], который, согласно учению, ежедневно создает людей при помощи особых механических приемов. Этого идола они ставили в самом верхнем этаже дома, на алтаре в три фута вышиной. Там восседал он на плоскости в позе персидского шаха, подогнув под себя ноги. Эмблемой этого бога был гусь[152]; вследствие чего некоторые ученые выводят его происхождение от Юпитера Капитолийского[153]. По левую руку от алтаря как бы разверзался ад, который поглощал создаваемых идолом животных. Для предотвращения этого несчастья некоторые жрецы время от времени бросали туда куски неодушевленной материи или вещества, а иногда и целые уже оживленные члены, которые эта ужасная пасть ненасытно пожирала, так что страшно было смотреть. Гусь также почитался как подчиненное божество или Deus minorum gentium[154], на алтарь которого приносилась в жертву та тварь, что постоянно питается человеческой кровью и повсюду пользуется большим почетом, так как является любимым лакомым блюдом египетского cercopithecus'а[155][156]. Миллионы этих животных жестоко истреблялись ежедневно, чтоб утолить голод прожорливого божества. Главный идол почитался также изобретателем ярда и иголки,[157] в качестве ли бога моряков или по причине неких других таинственных свойств, — вопрос этот не получил еще достаточного освещения.
У почитателей этого божества был также свой символ веры, основывавшийся, по-видимому, на следующих основных догматах. Они считали вселенную огромным платьем, облекающим каждую вещь. Так, платье земли — воздух; платье воздуха — звезды; платье звезд — первый двигатель. Взгляните на шар земной, и вы убедитесь, что это полный нарядный костюм. Что такое то, что иные называют сушей, как не изящный кафтан с зеленой оторочкой? Что такое море как не жилет из волнистого муара? Обратитесь к отдельным творениям природы, и вы увидите, какой искусной портнихой была она, наряжая щеголей из растительного царства. Посмотрите, какой щегольской парик украшает верхушку бука, какой изящный камзол из белого атласа носит береза! Наконец, что такое сам человек как не микрокафтан[158] или, вернее, полный костюм со всей отделкой? Что касается человеческого тела, то тут не может быть никаких споров. Но исследуйте также все душевные качества: вы найдете, что все они по порядку составляют части полного туалета. Возьмем несколько примеров. Разве религия не плащ, честность не пара сапог, изношенных в грязи, самолюбие не сюртук, тщеславие не рубашка и совесть не пара штанов, которые хотя и прикрывают похоть и срамоту, однако легко спускаются к услугам той и другой?
142
Под этими тремя сыновьями: Петром, Мартином, и Джеком, подразумеваются папство, англиканская церковь и наши протестантские диссентеры.
У. Уоттон.
143
Под кафтанами, которые он завещал сыновьям, подразумевается еврейское платье.
У. Уоттон.
Ошибка (да позволено мне будет указать) ученого комментатора, ибо под тремя кафтанами подразумеваются догматы и вероучение христианства, мудростью божественного основателя приспособленные для всякого времени, места и обстоятельства.
Ламбен.[144]
144
Ламбен. — Примечание это написано явно Свифтом. Подпись Ламбен — известного французского комментатора древних авторов: Горация, Лукреция, Цицерона, Демосфена, Плавта и др. (1516–1572) — поставлена в целях юмористической мистификации.
145
Новом завете.
146
…выдержали схватку со множеством великанов… драконов. — Имеются в виду враги христианства и еретики. (прим. А. Ф.).
147
Любовницами их были: герцогиня d'Argent, mademoiselle de Grands Titres и графиня d'Orgueil, то есть Корыстолюбие, Честолюбие и Гордость — три великих порока, на которые ополчались первые отцы церкви как на главную язву христианства.
У. Уоттон.
148
Локет — модный лондонский ресторатор, процветавший в конце XVII и начале XVIII века. (прим. А. Ф.).
149
Под открытым небом (лат.).
150
Эта сатира на одежду и моды предназначается для связи с последующим.
151
Под этим идолом подразумевается портной.
152
Эмблемой этого бога был гусь… — Гусем англичане называют портновский утюг с ручкой, напоминающий гусиную шею. (прим. А. Ф.).
153
…выводят его происхождение от Юпитера Капитолийского. — Свифт намекает на известный рассказ о священных гусях, криком своим спасших Рим от галлов. (прим. А. Ф.).
154
Бог низших племен (лат.).
155
Cercopithecus — обоготворявшаяся египтянами длиннохвостая обезьяна; она упоминается Ювеналом, Марциалом, Плинием и др. Во время войны за испанское наследство, когда была написана «Бочка», обезьяна эта была прозвана «мальбруком»; поэтому возможно, что Свифт имеет здесь в виду знаменитого полководца Мальборо, к которому всегда питал неприязнь. (прим. А. Ф.).
Почитаемая египтянами обезьяна, очень любящая есть вшей[158], названных в тексте тварями, питающимися человеческой кровью.
156
…любящая есть вшей… — Снова игра слов. Старинное прозвище портного у англичан: «истребитель вшей». (прим. А. Ф.).
157
…идол почитался… изобретателем ярда и иголки… — Тоже игра слов. Ярдом, кроме меры длины, называется корабельная рея, иголкой — магнитная стрелка. (прим. А. Ф.).
158
Намек на слово микрокосм, или малый мир, как называют человека философы.