Страница 56 из 57
— Что там?
— Магазин подержанных автомобилей на Ван–Несс.
Его мысли были заняты послеобеденной программой «Клуб 17», которую он вел: три часа музыки и разговоров для подростков.
— Ну и как?
— Ужас какой–то.
Она положила перед ним страницу отпечатанных материалов.
Прижав пластинки локтем к бедру, Джим принялся читать.
— Может, ты позвонишь Хейнзу, прочтешь ему это, чтобы он получил какое–то представление? Боб говорил с ним, но исключительно о доходах, о содержании — почти ни слова.
— Постой, — сказал он, читая.
«1 А: Купив СЕГОДНЯ автомобиль у Полоумного Люка, вы получите ОТЛИЧНУЮ машину! БЕЗУПРЕЧНОЕ качество на долгие годы! Полоумный Люк ГАРАНТИРУЕТ!
2 А (эхо): ОТЛИЧНУЮ! БЕЗУПРЕЧНОЕ! ГАРАНТИРУЕТ!
1 А: ОТЛИЧНЫЙ автомобиль… ОТЛИЧНАЯ обивка… ОТЛИЧНАЯ СДЕЛКА от Полоумного Люка, чей автомагазин занимает ПЕРВОЕ МЕСТО по объемам продаж среди ВСЕХ автодилеров в районе Залива.
2 А (эхо): ПЕРВОЕ! ПЕРВОЕ! ПЕРВОЕ!»
Указания к тексту обязывали диктора сначала записать эхо: собственный голос должен был идти контрапунктом, как бы отскакивая сам от себя.
— Ну и что?
Джим не увидел в тексте ничего ужасного — обычная реклама подержанных авто.
— Но эго придется читать тебе, — пояснила Пэт. — Во время «музыки для ужинающих». Между увертюрой «Ромео и Джульетта», — она заглянула в программу, — и «Тилем Уленшпигелем».
Джим снял трубку и набрал домашний номер Теда Хейнза. Через минуту он услышал размеренный голос Хейнза:
— Да, слушаю.
— Это Джим Брискин.
— Из дому звоните или со станции?
— Про хохот ему расскажи, — подсказала Пэт.
— Что? — отозвался Джим, закрыв рукой трубку.
И тут он вспомнил.
Смех был фишкой Полоумного Люка. Вещающий фургон на ходу потчевал хохотом весь город, а у самого автомагазина громкоговорители, расположенные на высоких, освещенных столбах, изрыгали его на машины и пешеходов. Это был смех сумасшедшего, смех из павильона кривых зеркал. Он лился безостановочно, нарастал, потом стихал, остывал, как будто загнанный вниз, в чье–то брюхо, и вдруг вырывался через носоглотку пронзительным, визгливым хихиканьем, жеманно побулькивая. Что–то нечистое, жуткое и первобытное было в этом смехе. Потом начиналась уже форменная истерика — без всякого удержу, хохот взрывался пеной, рассыпался осколками. В полном изнеможении, вымотанный, задохнувшись, хохотун замирал. И вдруг, словно его легкие вновь наполнялись воздухом, все повторялось сначала. И так без конца, пятнадцать часов кряду, без единой передышки, раскаты этого смеха разносились над сияющими «Фордами» и «Плимутами», над мывшим автомобили негром в сапогах до колен, над торговыми агентами в костюмах пастельных цветов, над участками под застройку, офисными зданиями, центральным деловым районом Сан–Франциско, долетали, наконец, до спальных кварталов, до сплошных рядов многоэтажек, до бетонных новостроек у Залива, накрывая все дома, магазины, всех, кто жил в этом городе.
— Мистер Хейнз, — начал он, — я тут просматриваю материалы Полоумного Люка к вечерней музыкальной программе. Слушателям это не понравится, во всяком случае, тем, для кого я делаю передачу. Старушки, которые живут у Парка, не покупают подержанных автомобилей. Они выключают радио сразу, как только заслышат что–нибудь подобное. И…
— Я вас понимаю, — перебил его Хейнз, — но, насколько мне известно, Посин запродал весь эфир под материал Шарпштайна — каждые полчаса. И потом, Джим, мы же идем на это исключительно в порядке эксперимента.
— Пусть так. Но когда эксперимент закончится, у нас не будет ни старушек, ни спонсоров. А Люк к тому времени сбагрит свои девяносто партий «Хадсонов–55» — или чем он там торгует, и что дальше? Думаете, он останется с нами после того, как перебьет хребты своим конкурентам? Ему это нужно только для того, чтобы избавиться от них.
— Тут вы правы, — сказал Хейнз.
— Еще бы я был не прав!
— Наверное, Посин не устоял перед соблазном.
— Боюсь, что так, — сказал Джим.
— Ну, мы уже подписали контракт. Нужно выполнить наши обязательства перед Шарпштайном, а на будущее — будем осторожнее в таких делах.
— То есть вы хотите, чтобы я вставил вот это в музыку для ужинающих? Да вы послушайте.
Он потянулся за сценарием, Пэт подала его.
— Я в курсе, что там, — сказал Хейнз. — Слышал по другим независимым станциям. Но, учитывая, что контракт подписан, я считаю, что МЫ обязаны отработать его. Идти на попятную — это не по–деловому.
— Мистер Хейнз, это убьет нас.
Во всяком случае, спонсоров классической музыки это точно отпугнет. Ресторанчики, которым она нужна, отвернутся от радиостанции, будут для нее потеряны.
— Давайте попробуем, а там — видно будет, — по голосу Хейнза было понятно, что он уже принял решение. — Договорились, старина? Может, все как раз обернется в нашу пользу. В конце концов, сейчас это у нас самый серьезный рекламодатель. Оцените ситуацию в долгосрочной перспективе. Ну, покапризничает кое–кто из этих мелких модных рестораторов какое–то время… Но потом–то куда они денутся? Правильно, старина?
Спор продолжался еще какое–то время. Наконец Джим сдался.
Когда они прощались, Хейнз поблагодарил его за звонок:
— Рад, что вы посчитали нужным обсудить этот вопрос со мной, потолковать в открытую.
Джим положил трубку и продекламировал:
— У Люка преотли–ичные автомобили!
— Значит, все–таки в эфир? — спросила Пэт.
Он принес текст рекламы в студию и записал на пленку часть «2 А (эхо)». Потом включил еще один «Ампекс»[30], записал часть «1 А» и наложил их друг на друга, так чтобы во время программы можно было просто включить магнитофон. Закончив, он перемотал пленку и нажал на воспроизведение. Из колонок раздался его голос — голос профессионального радиоведущего: «Купив СЕГОДНЯ автомобиль у Полоумного Люка…»
Не выключая запись, он принялся за почту. Сначала открытки от подростков с просьбами поставить что–нибудь из последних популярных песенок — он брал их себе на заметку для послеобеденной программы. Потом жалоба от одного общительного практичного бизнесмена — мол, слишком много камерной музыки в программе для ужинающих. А вот милое письмо от добрейшей старушки Эдит Холкам из Стоунстауна: она получает огромное удовольствие, слушая чудесную музыку, это замечательно, что благодаря их станции такая музыка продолжает жить.
Вот что гонит кровь по моим жилам, подумал он, откладывая письмо, чтобы оно было под рукой. Можно показать рекламодателям. Он занимался этим уже пять лет, старался жить только этим. Отдавал всего себя работе, своей музыке, программам. Своему делу.
В студию заглянула Пэт.
— Вечером ставишь «Фантастическую симфонию»?
— Да, собираюсь.
Она вошла, села в удобное кресло напротив него. Достала сигарету. Желтой искрой, язычком пламени вспыхнула в ее руке зажигалка. Его подарок трехлетней давности. Она положила ногу на ногу, шурша юбкой. Разгладила ее. Его бывшая жена. Их все еще связывало несколько тонких ниточек, вот, например, симфония Берлиоза. Он любил эту вещь с давних пор, и стоило ему услышать ее, как вновь оживали все старые запахи, вкусы, шорох ее юбки, как вот только что. Ей нравились длинные тяжелые яркие юбки, широкие пояса, блузки без рукавов, напоминавшие ему сорочки девушек с обложек исторических романов. Ее темные волосы легко ниспадали неприбранной массой, и это всегда шло ей. Ее нельзя было назвать крупной, весила она ровно сто одиннадцать фунтов. У нее были тонкие кости. Полые, как она однажды сообщила ему. Как у белки–летяги. Их объединял целый ворох таких сравнений — вспоминая их, он чувствовал что–то вроде смущения.
Они почти не расходились во вкусах — не из–за этого потерпел крушение их брак. Он никому не рассказывал о причине развода и надеялся, что она тоже молчит. Их история послужила бы плодородной почвой для служебных сплетен. Им хотелось детей — сразу и много, но дети не рождались; после консультаций с врачами выяснилось, что бесплодным оказался — кто бы мог подумать! — он. Но самым страшным было не это: Пэт возжелала прибегнуть к помощи метода, бесхитростно называемого «донорством». Он и думать об этом не хотел, и они разошлись. Совершенно серьезно, хотя и не без презрения к себе, не без ярости, он предложил ей найти любовника — роман на стороне, но с человеческими чувствами, казался ему не таким отвратительным, как научно–фантастическая затея с искусственным оплодотворением. Или взять и просто усыновить ребенка — почему бы и нет? Но ее увлекла идея донорства. Он решил, что она помешалась на возможности партеногенеза, девственного размножения, хотя такое объяснение не пришлось Пэт по душе. Так постепенно они перестали по–настоящему понимать друг друга.
30
«Ампекс» — фирменное название систем магнитофонной записи и принадлежностей к ним производства одноименной корпорации.