Страница 91 из 113
Бачелис И. И. — театральный критик. Резко выступал против пьес Булгакова «Багровый остров», «Бег». В известном письме «Правительству СССР» 28 марта 1930 г. М. А. Булгаков, говоря о судьбе своего памфлета «Багровый остров»: «Вся критика СССР, без исключений, встретила эту пьесу заявлением, что она «бездарна, беззуба, убога» и что она представляет «пасквиль на революцию»», — цитирует статью Бачелиса «О белых арапах и красных туземцах» (Молодая гвардия. 1929. № 1).
В. Е. Ардов в своих воспоминаниях (Мой сосед//Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988, и др. изд.) рассказывает, что с Анной Андреевной Ахматовой Булгаков познакомился в 1933 г., в Ленинграде, на обеде у Николая Радлова. В фототеке Государственного литературного музея есть документ, связывающий его имя с именем А. А. Ахматовой ранее. Это афиша большого литературно-художественного вечера в Большом зале филармонии в Ленинграде 10 мая 1926 г. Имена выступающих даны в алфавитном порядке: Ахматова, Булгаков, Замятин, Зощенко… и т. д. Рядом с именем Булгакова (и только рядом с именем Булгакова) допечатано петитом — слева: «прибывший из Москвы» и справа: «автор сборника «Дьяволиада» и романа «Белая гвардия».
К Викентию Викентьевичу Вересаеву (1867–1945), писателю старшего поколения, Булгаков с молодых лет относился с огромным уважением.
Связь замысла своих «Записок юного врача» (1921–1926) с вересаевскими «Записками врача» (1901) подчеркнул заглавием. Познакомились они в 1924 или 1925 г. Вересаев очень высоко ценил талант Булгакова. Писал А. М. Горькому: «Обратили Вы внимание на М. Булгакова в, Недрах»? Я от него жду очень многого, если не погибнет он от нищеты и невозможности печататься» (30 июня 1925 г.). И Булгакову: «Михаил Афанасьевич! Когда Вам будет приходиться туго, обращайтесь ко мне. Я бы так хотел, чтобы Вы это делали так же просто, как я это предлагаю! Поймите, — я это делаю вовсе не лично для Вас, — а желая оберечь хоть немного крупную художественную силу, которой Вы являетесь носителем» (28 сентября 1925 г.).
В 1929 г., когда все пьесы Булгакова были сняты со сцены, в доме не было ни гроша, а театры требовали возвращения авансов, Вересаев, без всяких просьб со стороны Булгакова, пришел и вручил ему в долг большую сумму денег. «И ушел, даже не выслушав слов благодарности». (См. запись рассказа Е. С. Булгаковой в кн.: Лесс А. Непрочитанные страницы. М., 1956. С. 254.)
Как и П. С. Попов, В. В. Вересаев — адресат целого блока «больших писем» Булгакова, представлявших собою не просто письма большого размера, но письма-жанр, письма-исповедь, момент художественного самораскрытия писателя.
На анкету о Салтыкове-Щедрине, разосланную редакцией «Литературного наследства», Булгаков ответил в частности: «Я начал знакомиться с его произведениями, будучи примерно в тринадцатилетнем возрасте. Причем, как хорошо помню, они мне чрезвычайно понравились, несмотря на то, что я понял, конечно, мало из того, что им написано. В дальнейшем я постоянно возвращался к перечитыванию салтыковских вещей. Влияние Салтыков на меня оказал чрезвычайное, и, будучи в юном возрасте, я решил, что относиться к окружающему надлежит с иронией. Сочиняя для собственного развлечения обличительные фельетоны, я подражал приемам Салтыкова, причем немедленно добился результатов: мне не однажды приходилось ссориться с окружающими и выслушивать горькие укоризны.
Когда я стал взрослым, мне открылась ужасная истина. Атаманы-молодцы, беспутные Клемантинки, рукосуи и лапотники, майор Прыщ и бывый прохвост Угрюм-Бурчеев пережили Салтыкова-Щедрина. Тогда мой взгляд на окружающее стал траурным…
…Я уверен в том, что всякие попытки создать сатиру обречены на полнейшую неудачу. Ее нельзя создать. Она создается сама собой, внезапно. Она создается тогда, когда появится писатель, который сочтет несовершенной текущую жизнь и, негодуя, приступит к художественному обличению ее. Полагаю, что путь такого художника будет весьма и весьма труден».
Отмечу, что все примеры «переживших Салтыкова-Щедрина» Булгаков берет из «Истории одного города».
Яков Леонтьевич со своими… — «Свои» Я. Л. Леонтьева — хирург Андрей Андреевич Арендт и жены Леонтьева и Арендта, родные сестры Дарья Григорьевна и Евгения Григорьевна. По словам Н. В. Шапошниковой, обе семьи жили вместе, «одним хозяйством» (Шапошникова Н. В. Москва и москвичи вокруг Булгакова//Новый журн. Нью-Йорк, 1987. № 166. С. 139).
…телеграмма из Риги. — Отец Елены Сергеевны скончался 24 октября 1933 г.; похоронен на Покровском кладбище в Риге. В 1948 г., там же, в отцовской могиле, Елена Сергеевна похоронила прах своей сестры Ольги. Впоследствии кладбище было обречено на снос, и уже в начале 80-х гг. найти эту могилу среди поваленных надписями вниз черных мраморных крестов мне не удалось. А запись о смерти и погребении Нюренберга Сергея Марковича, православного, в архиве кладбища, помещавшемся в уцелевшей часовенке, сохранялась.
…продала на корню нашу квартиру. — Ср. в черновике неотправленного письма М. А. Булгакова В. В. Вересаеву: «Квартира… Итак, на склоне лет я оказался на чужой площади. Эта сдана, а та не готова. Кислая физиономия лезет время от времени в квартиру и говорит: «Квартира моя» (цит. по кн.: Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988. С. 139).
…из «Советской энциклопедии». — В Большой советской энциклопедии (1927, т. 8) в статье «Булгаков» значилось: «Годы 1921–23 жил за границей, где сотрудничал в берлинской сменовеховской газете «Накануне»». Как справедливо отмечает Е. С. Булгакова, писатель никогда не был за границей. Статья заканчивалась так: «В большинстве последних произведений Б[улгаков] использует теневые стороны советской действительности в целях ее дискредитирования и осмеяния. Такой характер устремлений ставит Б[улгакова] на крайний правый фланг современной русской литературы, делая его художественным выразителем правобуржуазных слоев нашего общества».
Ермолинский Сергей Александрович (1900–1984) — драматург, кинодраматург. В 1929 г. познакомился с 25-летней Марией Артемьевной Чимишкиан (Марикой), дружившей с Михаилом Булгаковым и Любовью Евгеньевной и в ту пору гостившей у них. Вскоре С. А. и М. А. поженились. (Марику, незадолго перед тем пережившую отчаянный роман с итальянским журналистом Курцио Малапарте, Булгаков, по ее словам, отечески уговаривал: «Выходи, выходи за Ермолинского, он славный парень».)
Через некоторое время Ермолинские сняли — вероятно, не без помощи булгаковского окружения — комнату в доме № 9 по Мансуровскому переулку. Этот небольшой деревянный дом принадлежал семье Топлениновых, и мастерская театрального макетчика (художника) Сергея Сергеевича Топленинова, помещавшаяся в уютном и обжитом подвальном этаже, была — как и комната Н. Н. Лямина, как и квартира П. С. Попова — одной из тех теплых точек, где Булгаков появлялся часто и чувствовал себя среди друзей.
Ермолинский долго не входил в этот круг. Инициативу и установлении добрых отношений проявил Булгаков: заходил к Ермолинскому, звал кататься на лыжах («Пойдем, пойдем на лыжах, а ты, Марика, пока хозяйничай, готовь нам еду…» — со слов М. А. Ермолинской), зазывал к себе. Раз или два заходила и Елена Сергеевна. По-видимому, у Булгаковых Ермолинский начал бывать с 1933 г. С течением времени добрые отношения переросли в дружбу, особенно после ареста Н. Н. Лямина.