Страница 35 из 113
М. А. ответил — конечно, принято.
Открытка от самодеятельности Автозавода им. Сталина, просят писать монтаж к двадцатилетию Октябрьской революции.
После бешеной работы М. А. закончил «Черное море».
Вечером вчера Потоцкий — слушал «Черное море». М. А. сдал в Большой экземпляр либретто.
Вчера были у Меликов. Танцевали. Было весело.
Сегодня днем — в Свердловском военкомате на Кузнецком. М. А. вызвали на переучет.
25-го посылают на комиссию. Придется ехать в Петровско-Разумовское.
Вечером Дмитриев. Длинные разговоры о «Минине» — дополнительные картины до сих пор не присланы. Асафьев шлет нервные письма — по поводу того, что опера назначается на филиал, что ее не начинают репетировать до получения дополнительных картин.
Днем звонок Мутныха. Хочет говорить о «Минине».
Проводила М. А. в дирекцию, сама поехала к Амировой — там мне показали номер газеты «Beaux arts», в котором рецензия о «L'Appartement de Zoika».
— Вы знали, что она идет?.. Стало быть, у вас там будут большие деньги?.. Вот бы Михаилу Афанасьевичу поехать, ведь это единственный случай поехать… с «Турбиными», с МХАТом…
Почему единственный?
М. А. сказал, что слышал, будто Замятин умер в Париже.
Из Парижа ни от Коли, ни из «Societe» никаких известий о «Зойкиной квартире» — уже около двух месяцев. Неужели письма пропадают?
Из Берлина письмо от Фишера. Пишет, что на счету у М. А. — 341 марка.
Вечером проводила М. А. ненадолго на «Фауста», откуда он зашел за мной в контору МХАТа. Потом укорял меня, зачем я не вышла к нему навстречу, ему неприятно бывать во МХАТе.
Дмитриев забежал перед поездом в Ленинград. Ну, конечно, разговоры о «Минине». Дирекция, видимо, не хочет, чтобы делал Дмитриев. А Дмитриев говорит: — Я не намерен кланяться перед дирекцией!
Ясно, что придется искать другого художника, наладить их отношения уже трудно.
В полночь М. А. позвонил к Вильямсу. Тот принципиально соглашается делать «Минина».
Сегодня — ценным пакетом — извещение о вызове в суд: Харьковский театр русской драмы подал заявление о взыскании денег по «Пушкину» на том основании, что пьеса не значится в списке разрешенных пьес.
Когда пришел конверт, М. А. повертел его в руках и сказал:
— Не открывай его, не стоит. Кроме неприятностей, ничего в нем нет. Отложи его на неделю.
День убит на писание жалобы Керженцеву, на поездку в Комитет для сдачи этой жалобы.
Вечером Мелик с Минной, Ермолинские. Надевали маски Сережкины, хохотали, веселились, ужинали.
Две картины «Минина» от Асафьева приехали, Мелик принес их и играл. «Кострома» очень хороша.
Отнесла днем в Военный комиссариат характеристику (очень лестную), которую дал Большой театр М. А. В Комиссариате мне сказали, чтобы М. А. сам отвез ее на комиссию 25-го.
Вечером мы с Сергеем проводили М. А. на «Кармен».
Звонил днем Вересаев. Конечно, старик огорчен этим судом. Но когда М. А. предложил ему, что он один пойдет в суд, Вересаев сказал, что он тоже пойдет.
Разговоры по телефону с Калужскими. У М. А. создалось впечатление, что они хотели бы переехать на время к нам, — Марианна явно их выживает. «Но, — сказал М. А., — этого нельзя делать, как же работать? Это будет означать, что мы с тобой должны повеситься!»
Утром — письма, днем — возня по дому, больна Прасковья Михайловна. А завтра — трудный, неприятный день, М. А. надо ехать на переучет. Потерянный день!
Целый день ушел на освидетельствование М. А. в комиссии. Мы поехали в такси, заехали бог знает куда, потом поехали на Ленинградское шоссе, нашли — фабрика «Москвошвей», клуб — в дебрях за Воздушной академией. М. А. прошел переучет, выдали об этом пометку. Но какое он назначение получит — неизвестно. Медицинский диплом тяготит М. А.
Восемнадцать лет он уже не имеет никакого отношения к медицине.
Работать нет никакой возможности из-за этого суда.
Ездили во Всероскомдрам советоваться с юристом Городецким. Он не столько хочет найти поводы для защиты, сколько приводит резоны для того, чтобы сказать: — Трудное, трудное дело…
Вообще этот Всероскомдрам!
Вечером были Вильямсы. Опять играли с масками — новое увлечение М. А.
М. А. был у Захавы. Выяснились замечательные вещи: оказалось, что разрешение официальное «Пушкина» было и что давал его Литовский. А в список разрешенных пьес «Пушкина» не поместили!
М. А. пытался увидеть экземпляр с разрешением. — Невозможно, заведующая архивом выходная.
Оттуда поехали к Городецкому во Всероскомдрам. Полная перемена декораций. Городецкий: — Надо защищаться! — И даже привел какие-то статьи, говорящие в пользу М. А.
А вечером мы с Женечкой (моим) на «Чио-Чио-Сан».
У нас были Попов и Лямины. М. А. читал им куски из «Записок покойника».
Поздно ночью М. А.:
— Мы совершенно одиноки. Положение наше страшно.
Захава сконфуженно бормотал мне по телефону, что экземпляра с разрешением не нашли!! Но свидетелем быть не отказывается, — что разрешение было.
М. А. — на генеральной закрытой «Руслана».
Вечером — разбор архива М. А.
М. А. разбирает архив.
Вечером пришли Оля с Калужским. Говорили о их бедствиях из-за квартирного вопроса.
Жиденькие рассказы о МХАТе — пустяки, мелочи.
— Аркадьев уезжает на днях в Париж. По-видимому, МХАТ едет.
Рассказывали, что Мейерхольд на собрании актива работников искусств каялся в своих грехах. Причем это было так неожиданно, так позорно и в такой форме, что сначала подумали, что он издевается.
Падает снег и тут же тает. Грязь.
Днем приезжаем в Репертком. Конечно, секретарша сразу же — «занят Литовский». Тем не менее, он принял быстро.
— Да, разрешение он давал. Велел искать пьесу. Пока сидели у него, — светский разговор — об опере и прочее.
Пьесы все нет и нет. Сотрудник, кажется, по фамилии Мерингоф, все ходил куда-то, возвращался и спрашивал: — Вы наверно знаете, что пьеса называется «Александр Пушкин»?
Обещали завтра дать справку.
А утром звонил заместитель Боярского Гольдман. Видимо, жалоба М. А. Керженцеву возымела действие. Гольдман говорил, что этот иск — безобразие.
Возмутительный день. В Реперткоме — ни Литовского, ни его заместителя. Пьесы найти не могут. Справки — нет.
— Если пьесы нет под буквой А — ищите ее под П.
Нашлась. Стали искать справку. Я стала рядом с секретаршей и увидела, что она перелистывает страницу со справкой. Но тогда она сказала, что справки дать не может. Дело в том, что там было сказано, вернее, написано рукой Литовского — разрешение Вахтанговскому театру приступить к работе над «Пушкиным» и включить пьесу в репертуар. Секретарша позвонила Литовскому (он был в Комитете). Тот сказал — сегодня справки не давать, он даст завтра.
М. А. угрожал жаловаться. Тут же позвонил Ангарову, но того не было на месте.