Страница 24 из 24
Я небрежно пожал плечами.
– Потом я прошел стажировку, которая заключалась в том, что я два дня разъезжал с Элиотом на грузовичке. Я сидел рядом с ним и наблюдал, как тот ездил туда-сюда и стучался в двери, пытаясь продать продукты. Он вешал им лапшу на уши, называя себя водителем грузовика, который принял неправильный заказ и теперь не мог вернуть его обратно на склад, так что ему надо было срочно сплавить весь товар по дешевке, пока продукты не оттаяли и не испортились.
В подтверждение своих слов он показывал на невероятно завышенные цены, проставленные на каждой коробке, и говорил: «Я возьму на пятнадцать долларов меньше за эту коробку, и я скину пятнадцать долларов за ту коробку», потом улыбался и добавлял: «Лучше уж я продам все по дешевке, чем испорчу всю партию, правда?»
– Так он же откровенно лгал своим клиентам! – возмутилась Ведьма.
Я улыбнулся в душе.
– Да, Мишель, он откровенно лгал своим клиентам. И должен признаться, что сначала я был сильно шокирован этим. То, что он делал, показалось мне полным жульничеством. Полным мошенничеством. Но, конечно же, Пингвин мог все объяснить. Он, вообще-то, всегда все мог объяснить.
Мы ехали с ним по Южному берегу Лонг-Айленда, и я заговорил с ним на эту тему. Элиот сидел за рулем в поисках «девственных земель», как он называл те места, где никто еще не слышал его байку. Дело было в середине дня, и я уже видел, как он рассказал ее с полдюжины раз, но пока что не продал ни одной коробки. Тут я сказал ему:
– Это же все полное мошенничество, Элиот. А ты уверен, что то, что мы делаем, хотя бы законно?
Элиот посмотрел на меня так, словно я с дуба рухнул, и сказал: «Ой-ой-ой, и кто же это говорит, чертов ты лицемер! Не тот ли парень, который сжимал снизу стаканчики для мороженого, чтобы из одной коробки можно было сделать больше порций? – с негодованием запыхтел он. – И здесь то же самое, дружище. И потом, не забудь, что эти продукты нельзя купить в супермаркете».
Я покачал головой и ответил: «Да-да, я понимаю, прекрасное качество и все такое, я просто в восторге, но это не отменяет того факта, что ты просто лживый мешок с дерьмом!» Я секунду помолчал, а потом добавил: «А дно стаканчиков для мороженого я, кстати, вовсе не сжимал: они сами сжимались, потому что они были неправильно сделаны. И как только я брал один из них, он сам сжимался».
«Ну конеечно, – иронически протянул Пингвин, – все это происходило совершенно случайно. А ты что, не мог их сам выпрямить, стаканчики-то? – и он уставился на меня. – А то, что я делаю с ценами, делают все. Это точно. Зайди в любой ювелирный магазин или в магазин электроники и проверь. Всюду та же фигня».
Тут я замолчал, чтобы слова Элиота до всех дошли. Потом я продолжил:
– Нельзя не признать, что Элиот был прав. В ювелирных магазинах всегда так: они пишут на ярлыках завышенные цены, а потом на ваших глазах зачеркивают и пишут другие, так что вам кажется, что вы сделали очень удачную покупку.
Я еще помолчал, а затем сказал:
– И все эти россказни о неправильном заказе не слишком отличаются от того, что делают те магазины, которые объявляют о «полной распродаже в связи с ликвидацией». Многие из них уже десять лет сообщают о полной распродаже в связи с ликвидацией и следующие десять лет тоже будут обещать ликвидацию!
Я сделал глубокий вздох и продолжал:
– Ну, в общем, первый день мы провели, объезжая районы, где живет средний класс, стучась во все двери и звоня во все звонки. Но нас все посылали. Повсюду у нас перед носом захлопывали двери, и люди посылали нас куда подальше. К двум часам Элиот приуныл: «Сегодня никто не хочет ничего покупать».
Я покачал головой и усмехнулся.
– Это была печальная картинка. Несчастный придурок чуть не плакал! На пляже нам все были рады, мы были чем-то вроде местных знаменитостей. А здесь с нами обращались как с какими-то париями.
Но в тот день Пингвин все-таки сумел впарить двенадцать коробок, а на следующий день еще шестнадцать.
Я медленно покачал головой, чтобы показать, что все еще нахожусь под впечатлением от его настойчивости.
– Насчет Пингвина я могу вам точно сказать, что он упорный придурок. Он ковылял от двери к двери, стучался и стучался, пока не содрал кожу на косточках пальцев, а он, сдерживая слезы, все продолжал стучать. Но за день он зарабатывал до трехсот долларов, так что можно было и поплакать. В то время это были большие деньги, особенно для парня, который только что бросил стоматологическую школу. Ну и хрен с ним, подумал я. Хоть я и знал, что это было не совсем честно, но решил, что попробую сделать рывок.
Я остановился и посмотрел на Одержимого:
– Как вы думаете, что произошло потом?
Одержимый улыбнулся и покачал головой:
– Даже представить себе не могу.
– Конечно, не можете, – ответил я, – и никто в «Грейт Америкэн» тоже не мог. Видите ли, так как никому не нравилась наша цена, то я подумал – а почему бы не попробовать продавать продукты богатым людям? А еще лучше – знакомым богатым людям. Проблема заключалась в том, что я знал только одного богатого человека – отца моей подружки из колледжа, Дэвида Рассела. Но тут была одна сложность – они с женой только что расстались, и я не знал, где он теперь жил. Его жена по-прежнему жила в их особняке в Вестчестере, но я не мог просто так прийти и постучаться к ней в дверь. Не знаю почему, но я ей никогда не нравился.
Я посмотрел на Ведьму и спросил:
– Ну что во мне может быть неприятного? Правда, Мишель?
Ведьма ничего не сказала и не улыбнулась, она только высоко подняла свою тонкую левую бровь, как будто хотела сказать: «Ты что, блин, издеваешься?»
Я пожал плечами и продолжил:
– Ну, наверное, у нее были на то свои причины. Так что я отверг этот вариант и разработал другой, тоже неплохой. Я пошел к ее соседям.
Я кивнул, как бы подчеркивая правильность своего решения.
– Да, – с гордостью сказал я, – я припарковал свой пикап прямо перед огромными воротами ее соседей, выскочил из машины и постучался. Я все помню так, как будто это было вчера. Это был огромный белый особняк в колониальном стиле с зелеными ставнями и входными воротами – больше размером, чем ворота Изумрудного города. Они были покрашены в ярко-красный цвет и покрыты тысячей слоев лака. Я стучал и стучал, пока, в конце концов, через минуту не вышла симпатичная женщина лет под шестьдесят с седыми волосами, в старушечьих очках и спросила: «В чем дело, молодой человек?»
Я грустно улыбнулся ей и сказал: «Видите ли, в чем дело, мэм. Меня зовут Джордан, я поставляю мясо и морепродукты некоторым вашим соседям. Сегодня у меня оказался неправильный заказ, и я не могу отвезти его обратно на склад. Вот я и подумал: не продать ли вам его со скидкой?»
Я посмотрел на нее щенячьим взглядом своих широко раскрытых голубых глаз и добавил: «Может быть, вы как-нибудь можете мне помочь, мэм?»
Несколько секунд она смотрела на меня, а затем сказала весьма скептическим тоном: «Каким соседям вы поставляете продукты?» Не помедлив ни секунды, я ответил: «Расселам, они тут рядом живут». Тут мне пришло в голову, что она ведь может им позвонить, поэтому я быстро ответил: «Вообще-то, мистеру Расселу, Дэвиду, как он предпочитал, чтобы его называли», а потом я поджал губы и печально кивнул: «Но знаете, из-за этой истории с разводом они в последнее время не очень-то много мяса покупают».
Женщина тут же мне посочувствовала, и ее тон немедленно смягчился. «Могу себе представить, – печально сказала она, – развод – это ужасная вещь». А потом неожиданно оживилась и спросила: «А что же у нас сегодня в нашем милом грузовичке?» Я поднял указательный палец и сказал: «Минуточку, сейчас принесу», побежал к пикапу, взял по коробке каждого товара и вернулся, нагруженный дюжиной коробок. Стопка из двенадцати коробок угрожающе покачивалась выше моей головы.
Когда я вернулся к воротам, женщина сказала: «Здесь так холодно, может быть, зайдете в холл?»
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.