Страница 4 из 92
Староста, мурза-рабатскій мужикъ, очень толковый, пожилой и хозяйство станціонное держитъ въ большомъ порядкѣ.
— Скучно жить на степи-то? спрашиваю у него.
— И какъ же не скучно, сами посудите! Еще который староста женатый, ну баба тамъ, ребятишки, все же имъ веселѣе, всѣмъ-то вкупѣ, хотя и промежъ узбекскаго народа. А я вотъ холостой, одинъ какъ перстъ, самъ себѣ и кухарка, и прачка, и все что хочешь, да еще въ степи, на безлюдьи, какъ не соскучиться!
— Ямщики-то у васъ все киргизы что ли?
— Всякіе, есть и русскихъ малость. Казаки вотъ тоже на станкахъ живутъ малыми командами; эти, значитъ, для сопровожденія почты, потому на степи иной разъ случается, что и грабятъ.
— По-каковски же, спрашиваю его, — объясняешься ты со своими ямщиками, ежели который изъ сартовъ или киргизовъ?
— А по-ихнему, говоритъ, — завсегда по-ихнему. Потому какъ всѣ мы, станціонные, живучи промежъ ихняго брата, понаторѣли современенъ и теперь насчетъ разговору ничего себѣ, маракуемъ. Ну и они тоже по-нашему малость выучились. Такъ и объясняемся.
И дѣйствительно, сколько ни попадалось мнѣ потомъ ямщиковъ изъ инородцевъ, всѣ они болѣе или менѣе сносно говорили по-русски.
Станція Мурза-Рабатъ лежитъ на половинѣ пути между Чиназомъ и Джизакомъ, стало быть почти въ центрѣ Голодной степи. Здѣсь есть точно такая же сардоба, какъ и вышеописанная, а сверхъ того неподалѣку особо высится четырехстороннее зданіе, съ рядами сферическихъ куполовъ, наугольными башнями, высокимъ порталомъ и фронтономъ. Вся эта обширная постройка выведена изъ жженаго кирпича и нѣкогда была украшена эмальированными узорчатыми кафлями. Внутри ея находится просторный дворъ, обрамленный арками крытыхъ галерей, подъ сѣнью которыхъ ютятся ряды комнатокъ. Теперь все это уже въ полуразрушенномъ видѣ, а лѣтъ двѣсти тому назадъ блистало истинно царскимъ великолѣпіемъ. Впрочемъ, зданіе это и нынѣ, какъ въ старину, все еще продолжаетъ, пока не рухнуло, служить путевымъ дворомъ для путешественниковъ и торговыхъ каравановъ, и подобныхъ построекъ, какъ уже сказано, немало разсѣяно по степнымъ дорогамъ бывшаго царства Бухарскаго. Строили ихъ и великіе правители какъ Тимурленгъ, Улугъ-бегъ и Абдуллахъ-ханъ, строили и частныя лица, въ силу какого либо благочестиваго обѣта, на пользу общественную, ибо одна изъ самыхъ высокихъ добродѣтелей Востока — это дать безвозмездный пріютъ и покой страннику. Всѣ подобные дворы, которые приличнѣе было бы называть дворцами, носятъ названіе рабатъ, что значитъ пріютъ, убѣжище. Иногда къ слову рабатъ присоединяется названіе мѣстности, иногда — имя благочестиваго строителя или же его званіе. Такъ напримѣръ, Мурза-Рабатъ значитъ убѣжище писца или грамотѣя.[4] Въ данномъ случаѣ строитель изъ скромности скрылъ свое имя, обыкновенно помѣщаемое въ числѣ узорчатыхъ надписей фронтона.[5] Зданіе это все болѣе и болѣе приходитъ въ упадокъ; пройдетъ еще десятокъ, другой лѣтъ и отъ него быть можетъ останутся лишь груды мусора, а это жаль, и нашему правительству стоило бы поддержать (хотя бы на суммы земсвихъ сборовъ) не только какъ памятникъ прошлыхъ блестящихъ временъ, но и какъ убѣжище всегда необходимое для каравановъ, особенно въ такой непривѣтливой голой пустынѣ.
Слѣдующая за Мурза-Рабатомъ станція, какъ уже сказано, носитъ имя Агачь-Та-Рабатъ или просто Агачъ-та. Въ переводѣ это значитъ «убѣжище, маленькій садъ». И дѣйствительно, говорятъ, что еще лѣтъ тридцать назадъ здѣсь почти на мѣстѣ нынѣшняго станціоннаго домика, находился небольшой, но тѣнистый садикъ, орошавшійся водой изъ Джи-зака посредствомъ арыковъ, которые и въ настоящее время еще врѣзаются на протяженіи около сорока верстъ въ степное пространство; стало быть вопросъ объ орошеніи Голодной степи никакъ нельзя отнести къ числу неразрѣшимыхъ. Затратьте сюда сотню, другую тысячъ — и менѣе чѣмъ черезъ десять лѣтъ вы вернете себѣ изъ этой почвы милліоны.
Уже давно свечерѣло и погода стояла мягкая, теплая, такъ что не будь тутъ снѣгу, можно бы было подумать, что ѣдешь не въ декабрѣ, а въ концѣ апрѣля. Но вдругъ небо заволокло густыми тучами, и моментально хлынулъ сильный, совершенно лѣтній ливень, застлавшій всю окрестность молочно-бѣлесоватымъ туманомъ. Черезъ четверть часа дождь прошелъ; зато тутъ же сразу хватилъ здоровый морозецъ, градусовъ въ десять по крайней мѣрѣ, и въ нѣсколько минутъ заледенилъ всю дорогу съ ея колеями и лужами, и фартухъ нашего тарантаса, и сбрую, и шерсть на коняхъ. Небо совершенно прояснилось, и полная луна засіяла всѣмъ своимъ блескомъ. Удивительно быстрыя и рѣзкія перемѣны температуры! Переходъ отъ теплой, почти лѣтней ночи къ десятиградусному морозу совершился менѣе чѣмъ въ полчаса, и надо думать, что такой неожиданный сюрпризъ подѣйствовалъ удручающимъ образомъ даже на голодныхъ шакаловъ. Насъ предупреждали на станціи, что теперь ихъ появилось въ степи очень много и что иногда они даже рѣшаются нападать большою стаей на проѣзжающихъ, а потому коли нѣтъ съ собого ружей, то не мѣшаеть-де имѣть при себѣ на всякій случай револьверъ на-готовѣ. Мы изготовились въ ожиданіи, что авось-либо придется и поохотиться; но шакалы обманули наши ожиданія: они только заливались своеобразнымъ воемъ, напоминающимъ то истерическій смѣхъ, то плачъ больного дитяти, а на насъ не напали. Одинъ изъ нихъ перебѣжалъ черезъ дорогу между экипажами, а трое или четверо другихъ, подпустивъ къ себѣ нашъ тарантасъ довольно близко, вдруг сорвались съ мѣста и, поджавъ хвосты, трусливо какъ-то, вихлявою побѣжкой пустились удирать въ сторону отъ дороги. Хоть и привычный ко всякимъ невзгодамъ звѣрь, а какъ заледенило въ сосульки мокрую шерсть, такъ видно очевь не по себѣ пришлось.
Въ пять часовъ утра въѣхали въ сартовскій городъ Джизакъ. Насколько можно судить въ темнотѣ, городъ, кажись, немалый, улицы и площади довольно просторны, садовъ достаточно, лавокъ тоже. Въ особенности эффектны при лунномъ освѣщеніи были высокія зубчатыя стѣны и круглыя башни прежней бухарской крѣпости. Русскій Джизакъ находится дальше, въ трехъ верстахъ за городомъ, у подножія Нуратинскаго хребта и въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ укрѣпленіемъ Ключевымъ, которое построено русскими послѣ взятія въ 1866 году Джизака. Это, такъ же какъ и Чиназъ, городъ пока еще въ зачаткѣ, и выйдетъ ли изъ него когда что либо путное въ смыслѣ города — сказать трудно. По крайней мѣрѣ, за первыя пятнадцать лѣтъ его существованія ничего еще не вышло.
Почтовая станція, телеграфная станція, строящаяся церковка, прекрасныя хоромы начальника района, то есть помощника уѣзднаго начальника, построенныя для него на казенный счетъ, и рядомъ тѣсная мазанка, гдѣ но вольноміу найму отъ себя ютится съ семьей воинскій начальникъ (онъ же и комендантъ), затѣмъ еще двѣ-три такія же убогія мазанки, изъ которыхъ въ одной помѣщается неизбѣжный «ренсковый погребъ», вотъ и весь русскій Джизакъ. Невольно кидается въ глаза рѣзкая и даже странная разница между роскошнымъ казеннымъ помѣщеніемъ начальника района и вольнонаемною лачугой коменданта. Что за причина такой разницы? Почему тамъ роскошь, а здѣсь убожество? Почему для одного все и ничего для другого? Объяснили мнѣ это тѣмъ, что военно-народное управленіе у высшей туркестанской администраціи, какъ ея созданіе и любимое дѣтище, всегда будто бы было въ «фаворѣ», а строевая часть оставалась въ загонѣ, въ черномъ тѣлѣ, и потому-де для перваго не жалѣли средствъ, благо они шли изъ народныхъ сборовъ, а у послѣдней усчитывали каждую копѣйку, такъ какъ отпуски на нее идутъ изъ общаго бюджета военнаго министерства. Не берусь судить, такъ ли оно или не такъ, но повторяю, разница между палаццо одного и мазанкой другого кидается въ глаза не только русскимъ, но и туземцамъ.
16 декабря.
4
Мурза по-киргизски, мырза по-татарски и мирза по-таджикски значить вполнѣ грамотный и письменный человѣкъ.
5
Впрочемъ, есть и иное объясненіе, почему такое названіе дано этому рабату. Покойный А. П. Хорошхинъ говоритъ (стр. 67), что по темнымъ преданіямъ края, теперешняя Голодная степь была когда-то, въ особенности по южной окраинѣ своей, хорошо орошена и обработана. Она питала въ ту пору много скота и производила хлѣбъ, такъ что администрація нелишнимъ находила высылать въ степь своихъ агентовъ, въ лицѣ сборщиковъ податей, которые будто бы жили и писали, что имъ было нужно, въ мирза-рабатѣ. Можетъ быть оно и такъ, но противъ этого мнѣнія, мнѣ кажется, свидѣтельствуетъ то обстоятельство, что рабаты и сардобы обыкновенно являются только въ мѣстахъ безводныхъ, и что едва ли была надобность воздвигать такія обширныя и роскошныя палаты для жительства обыкновенныхъ зякетчей, для которыхъ, при тогдашней населенности степи, не могло быть недостатка въ помѣщеніи (В. В. КРЕСТОВСКІЙ.)