Страница 57 из 65
Даже Брианна, которая выросла, по-видимому, в более спокойное, мирное время, пела Джемми песни, внушающие страх смерти и имеющие трагический конец. При этом, она сохраняла нежное лицо, как у Девы Марии, баюкающей младенца Христа. Например, эту песню о дочери шахтера, которая утонула среди своих утят…
Он задумался о том, какие страшные песни могла петь Богородица у колыбели своего сына. Если судить по Библии, Святая земля была не более мирной, чем Франция или Шотландия.
Он бы перекрестился, прося прощения за такую мысль, но Клэр лежала на его правой руке.
— Они были не правы? — раздался тихий голос Клэр из-под его подбородка, заставив его вздрогнуть от неожиданности.
— Кто? — он нагнул голову и поцеловал ее густые кудри. Волосы пахли дымом и острым чистым запахом ягод можжевельника.
— Мужчины в Хиллсборо.
— Да, я думаю так.
— Как бы ты поступил на их месте?
Он вздохнул, приподняв одно плечо в легком пожатии.
— Не знаю. Если бы меня обманули, и не было никакой надежды восстановить справедливость, я бы убил человека, который это сделал. Но то, что было сделано там… Ты слышала об этом. Дома разрушены и преданы огню, мужчины избиты только за то, что занимали какой-то пост… нет, сассенах. Я не могу сказать, что сделал бы я, но не это.
Она немного повернула голову, и он увидел в луче света край ее высокой скулы и движение мускула на щеке возле уха, когда она улыбнулась.
— Я не думаю, чтобы ты сделал это. Не могу представить тебя частью толпы.
Он поцеловал ее ухо, не отвечая. Он слишком легко мог представить себя частью толпы. Именно это пугало его. Он слишком хорошо знал ее силу.
Один горец мог быть хорошим воином, но самый могущественный человек — всего лишь человек. Безумие, объединяло мужчин, оно правило гленами[75] тысячу лет. Этот жар крови, когда слышишь крики своих товарищей, чувствуешь силу, поднимающую тебя, как на крыльях, и познаешь бессмертие — ибо если ты падешь, все равно твой дух будет вопить изо ртов тех, кто бежал вместе с тобой. И только позже, когда кровь остынет в венах, и оглохшие уши услышат плач женщин…
— А если тебя обманет не человек? А корона или суд? Не конкретный человек, а институт власти.
Он понимал, что она имела в виду. Он обнял ее и почувствовал ее теплое дыхание на суставах своих пальцев, находящихся как раз под ее подбородком.
— Нет. Не здесь. Не сейчас.
Мятежники взбунтовались в ответ на произвол людей, отдельных личностей, и их преступления могли быть оплачены кровью, но не войной — еще нет.
— Нет, — сказала она тихо, — но это будет.
— Не сейчас, — снова сказал он.
Лист бумаги с проклятым приказом был благополучно спрятан в седельной сумке. Скоро ему придется иметь с ним дело, но сегодня ночью он притворится, что его там нет. Одна последняя ночь мира с его женой в его объятиях, в окружении его семьи.
Еще тень возле огня. Еще оклик часового, еще один, прошедший через врата предательства.
— А они неправы? — небольшой наклон ее головы в сторону палатки. — Те, кто собираются предать своих знакомых?
— Да, — сказал он спустя мгновение. — Они тоже неправы.
Толпа могла править, но каждый человек по отдельности платит за то, что было совершено. Частью такой цены была утрата доверия, вражда соседа с соседом, боязнь петли, сжимающейся до тех пор, пока не останется места для милосердия или прощения.
Начался дождь; легкие брызги по тенту превратились в регулярную барабанную дробь, и воздух наполнился потоками воды. Это была зимняя гроза, молнии не освещали небо и не высвечивали невидимые горы.
Он тесно прижал Клэр, положив свободную руку на ее живот. Она вздохнула со слабым звуком боли и устроилась поудобнее, прижавшись задом к его животу и бедрам, словно яйцо в чашке. И когда она расслабилась, он почувствовал, что растворение началось, это странное слияние их плоти.
Сначала это случалось только тогда, когда он брал ее, и только в конце акта. Потом все раньше и раньше, пока одно касание ее рук не стало и приглашением, и завершением одновременно, неизбежное слияние предложено и принято. Время от времени он, внезапно охваченный страхом потерять себя, сопротивлялся этому чувству, только чтобы убедиться, что он может. Он полагал это предательской страстью, наподобие той, которая охватывает толпу мужчин, связывая их в бессмысленной ярости.
Теперь он считал, что был не прав. В Библии говорится «Да будут двое одной плотью, и что Бог сочетал, того человек да не разделяет».
Однажды он пережил такое разделение, он не сможет пережить его снова и остаться живым. Часовые подняли тент над костром, защищая его от дождя. Огонь колебался, когда ветер задувал на него дождь, освещая белую ткань вспышками, отчего та, словно пульсировала. Он не боялся умереть с нею от огня или от чего-нибудь еще, но боялся жить без нее.
Ветер изменил направление, принеся слабый звук смеха от маленькой палатки, где спали молодожены… или не спали. Он улыбнулся, услышав его. Он мог только надеяться, что его дочь найдет такую же радость в браке, как и он.
— Что ты будешь делать? — тихо спросила Клэр, стук дождя почти заглушил ее слова.
— То, что должен.
Это был совсем не ответ, но единственный, который он мог дать.
«Ничего нет за пределами этого круга», — сказал он себе. Шотландия потеряна, Колонии двигались в будущее, к тому, что он мог смутно вообразить из рассказов Брианны. Единственной реальностью была женщина, которую он держал в своих объятиях, его дети и внуки, его арендаторы и слуги — они были даром, который дал ему Бог, чтобы содержать и защищать.
Склон горы лежал темный и тихий, но он мог чувствовать их вокруг себя — тех, кто доверил ему свою безопасность. И если Бог даровал ему их доверие, то Он, конечно, дарует ему и силу, чтобы оправдать его.
Он стал возбуждаться от ее близости, его вставший член оказался в неудобной ловушке. Он хотел ее, желал на протяжении многих дней, но потребность отступала перед суматохой сбора. Глухая боль в его яйцах была отражением того, что — как он полагал — было болью в ее матке.
Иногда он брал ее во время месячных, когда их нужда была так велика, что они не могли ждать. Он находил это грязным и тревожащим, но в то же время захватывающим, и испытывал потом легкое чувство стыда, хотя и не совсем неприятное. Сейчас, конечно, было не место и не время для этого, но воспоминание о других временах и других местах заставило его отодвинуться от нее, чтобы не побеспокоить ее физическим выражением своих мыслей.
Все же то, что он чувствовал сейчас, не было вожделением, то есть, было не совсем вожделением. И это даже не было потребностью в ее компании, в близости ее души. Он желал накрыть ее своим телом, обладать ею, потому что если он сделает это, то может представить себе, что она в безопасности. Закрыв ее, соединившись с ней в одно тело, он мог бы защитить ее. Или так он чувствовал, даже зная, насколько бессмысленным было это чувство.
Его тело непроизвольно напряглось от этой мысли. Клэр шевельнулась и протянула назад руку. Она положила ладонь на его бедро и, помедлив мгновение, медленно провела ею выше в сонном вопросе.
Он наклонил голову и прижался губами к ее уху, спонтанно произнеся то, о чем думал.
— Ничто не сможет навредить тебе, пока я дышу, nighean do
— Я знаю, — сказала она. Ее члены медленно расслабились, дыхание стало легким, а живот под его ладонью мягким, и она скользнула в сон. Ее рука все еще оставалась на его бедре, закрывая его. Он лежал напряженный и бодрствующий еще долго после того, как сторожевой огонь был затушен дождем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Призыв вождя
Глава 18
Нет места лучше дома
Гидеон выбросил голову, как змея, нацелившись на ногу едущего впереди всадника.
75
Узкие долины между горами (шотл.)
76
Женщина с каштановыми волосами (гэльск.)