Страница 64 из 75
— Ален, нам нужно поговорить, — Герман, устав ждать, пока обнимающиеся и чего-то там шепчущие уразумеют непристойность собственного поведения, обозначил свое намерение совсем уж четко.
Женька хоть и неохотно, но руки разжал. Пусть побеседует, а потом он заберет Лёнку из этого серпентария.
— Хорошо, сейчас подойду, — она на секунду обняла ещё крепче, потом отстранилась. — Я постараюсь поскорее, не скучай тут без нас.
— Хорошо, — все-таки не удержался и быстро поцеловал в губы. — Я пока с твоей сестрой поговорю.
От этого предложения диван под подскочившей Алиной аж заскрипел.
— Пап! — сама младшенькая как-то резко побледнела и затравленно, но с надеждой оглянулась на отца.
Вопреки её чаяниям, немного подумав, тот махнул рукой.
— Говорите, только потише. Идем, — это уже Алене.
— Такое впечатление, что я чего-то не знаю… — Лёнка вопросительно кивнула Женьке, который начал как-то странно улыбаться в сторону Алины. Так, что у старшей внутри даже колыхнулось что-то, похожее на ревность.
— Иди, я тебе потом все расскажу, — Власов напоследок заправил ей за уши темные прядки и подтолкнул в сторону коридора, где уже скрылся Николай Петрович.
— Ну, хорошо…
Оставив его с перепуганной Алинкой, девушка прошла к кабинету, на секунду замерев перед дверью. Все то, что было до этого, всего лишь репетиция, а премьера будет сейчас. Странно, но ни страха, ни внутреннего трепета не было, поэтому Лёна спокойно повернула ручку и вошла в комнату.
Николай Петрович стоял у книжного шкафа, отвернувшись и делая вид, что полностью поглощен рассматриванием коллекции справочников, кодексов и прочих фолиантов.
— Зачем?
Алена хоть и ожидала, что все пройдет именно в таком ключе, но внутренне поморщилась. Да, отец знает, что она в порядке, но можно было бы просто подойти и обнять… Ладно, папа такой, какой есть, и вряд ли его что-то изменит.
— Уточни, — девушка, мельком осмотревшись и оценив диспозицию, устроилась на подлокотнике дивана. Если она правильно понимает, в кресло посетителя садиться не надо — так она окажется физически намного ниже. Хоть к психологам родитель и не обращался, но их труды на практике применял.
— Ты прекрасно поняла. Зачем ты отдала Астахову акции? Ведь понимаешь, что это означает.
— Понимаю. И в данном случае расценила это, как оптимальный вариант.
— Даже так… — вот теперь Герман повернулся к дочери. — Неужели до тебя не доходит, что тем самым полностью спутала мне стратегию?!
— Чем именно? Тем, что привлекла на твою сторону ещё одного союзника? Даниил ведь не станет лезть напролом, не его тактика. Просто аккуратно подомнет под себя более слабых. Как меня, например. И не надо делать такое выражение лица, пап, я в переносном смысле. Лучше скажи, зачем ты поддержал этот фарс? По принципу — бей своих, чтобы чужие боялись?
— Ты сейчас о чем? — хоть внешне ничего и не изменилось, но Лёнка знала, что отец насторожился.
— О том самом. У тебя же пунктик на тему тотального контроля. И я никогда не поверю, что, узнав о покушениях, ты оставил со мной одного Руслана.
— Это ты сейчас намекаешь, что я специально тебя подставлял?
— Нет. Я говорю прямым текстом. Это своим овцам и баранам, которые блеют, только услышав твой приказ, можешь рассказывать о том, что понятия не имеешь, кто это устроил. А мне — не надо. Сам ведь говорил, что мы думаем похоже… Произнести вслух, кто за этим стоит?
— Это не я, — Николай Петрович все-таки подошел к Алене и уселся не то, чтобы совсем вплотную, но предельно близко.
— Знаю. Давно догадался или самого начала знал?
— Сегодня утром, после твоего звонка. Слишком уж все получалось гладко и в масть. А сделать так может тот, у кого есть не только деньги и информация, но и власть. Прости, что не забрал в самом начале, но тогда было нельзя, сама понимаешь. Ты была самой уязвимой, и показать это…
— Угу, — девушка все-таки прикрыла глаза, пытаясь хоть на секунду отвлечься. — Надеюсь, вы с Женей совсем глубоко ещё не влезли? Я не хочу, чтобы он оказался в этом замешан. Хватит того, что мы все уже по уши…
— Твоего Власова фиг приструнишь, пока сам этого не захочет, — хоть выбор дочери Герман и не одобрял, но и принижать достоинства Женьки не стал.
— Он такой, — Алена не поняла, почему отец недовольно поморщился и канул головой. — Что?
— Он тебе не пара.
— Пап. Давай я сама буду решать — где, с кем и как жить, ладно? Пока все не закончится, естественно, ничего не скажу. И Жене — в том числе. Но я больше не хочу ввязываться во что-то похожее. Даже если у меня получается правильно плавать в дерьме, это ещё не означает, что я собираюсь заниматься таким всю жизнь.
— Я бы не сказал, что правильно, но определенные способности имеются, — Николай Петрович протянул руку и осторожно провел пальцами по розовому следу от пореза на тонком запястье. — Останься. Даже если не захочешь работать со мной, все равно здесь твоя семья, мы будем рады, если ты не уедешь.
— Пап… — На секунду появилось искушение согласиться. Быть рядом с мамой, которая, хоть и храбрится, но здоровье уже не то. И с отцом. Пусть их отношения нельзя назвать нормальными, а правильно говорят, что родная кровь — не водица. Хотя бы в отношении родителей, потому что с братом и сестрой поговорка давала сбой. — Нет. Вы мои родители, и я вас люблю. Но мой дом — там.
Про семью она пока промолчала. Не потому что в чем-то сомневалась, просто считала — им самим с Женей нужно все решить, не вмешивая в отношения кого-то ещё.
— Значит, уже решила…
— Я ещё три года назад решила, и уверена, что была права. И спасибо за то, что не стал мешать — я это оценила, — Алена, покопавшись в сумке, вынула сложенный вдвое лист бумаги. — Мне это ни к чему, а тебе пригодится.
— Что это?
— Копия дарственной на акции, которую я подписала на Астахова.
— Ты ведь могла подождать, через пару дней я бы тебя вытащил. Или сомневаешься, что у меня бы получилось удержаться?
— Нет. Как раз не сомневаюсь, поэтому так и сделала, — девушка отбросила лезущие в глаза пряди. — Потому что, подписав их на него сегодня, я могу оправдать это страхом. А завтра — кто знает — такой отмазки уже могло и не быть… Обрати внимание на пункты три и пять в приложении.
— Черт… — Герман ещё раз прочел их, сразу поняв, что старшая дочь не просто выторговала ему карт-бланш. Она ещё и отомстила за свои травмы и обиды, причем, так, что упрекнуть её в этом невозможно. — Как ты уговорила Даниила на это согласиться?
— Если бы он был против, как ни уговаривай, ничего бы не вышло. Полоз не хочет конфликта. Он просто сделал все, чтобы иметь влияние в компании. Ну, и, наверное, развлекался, он человек… специфический.
— Очень специфический, поэтому пускать его в совет директоров никто и не хотел. А теперь он там в своем праве.
— Ну, как следует из пункта три — если принимаемое решение не идет вразрез с его личными и финансовыми интересами, а насколько я знаю, официально вас ничего не связывает, при голосовании он поддержит тебя, — от стресса и эмоционального напряжения у Алены с каждой минутой все сильнее болела голова. Поэтому она решила, что хватит на сегодня. — А пятый — лишает возможности передачи права голоса другому лицу на два года. И на три — продажи или иного отчуждения активов.
Конечно, сейчас нужно съездить к маме, но мельком брошенный взгляд на дверцу шкафа из темного стекла подтвердил, что этим можно организовать ещё один инфаркт — девушка выглядела не больной, но измученной. Темные круги под глазами и некоторая вялость движений родительницу точно не успокоят.
— Я хочу немного отдохнуть, а потом съездить к маме. Где она?
— Ира в санатории, здесь, в пригороде. Хочешь остаться тут или поедешь к себе?
— В каком смысле — к себе? Я же продала квартиру, — она поднялась, собираясь выйти. — Остановлюсь в гостинице, а через пару дней улечу домой.
— Ничего ты не продала. Езжай к себе. Ключи у твоего… — Герман запнулся, не зная, как обозначить Женькин статус, — …"мужа". Квартира была подарком, а их не возвращают.