Дословный перевод

— Показательные выездные выступления ансамбля Гестапо. Николай Петрович, мы сейчас едем к вам, на месте все и расскажу. Дочурка ваша жива и здорова, никто её и пальцем не тронул. Хотя выпороть бы и не помешало. Ей только на пользу…

— Я сам решу, кого и когда пороть. Дай телефон Алексею.

Власов, не особо переживая о несколько негативном окончании разговора, знаком показал водителю, чтобы тот притормозил и протянул сотовый, предварительно зажав пальцем динамик.

— Барин гневаться изволят.

Леша хмыкнул, взял у необычного пассажира мобильник, пару раз угукнул, один раз помычал, а потом, вернув Женьке собственность, сочувствующе посмотрел в зеркало заднего вида.

— Что, велел депортировать? Тогда притормози, я дальше сам.

— Нет, приказал быстро привезти и не дать никуда слинять, — внедорожник прибавил бы скорости, но непонятно откуда взявшаяся белым днем пробка не давала выполнить распоряжение дословно.

— Уууу… Чувствую, будут воспитывать, а потом распорядятся высечь на конюшне. Не боись, корнет, я все на себя возьму, — Женька, чей организм упорно намекал, что время близится к вечеру, хоть на часах всего-то начало четвертого, зевнул и сполз чуть ниже на сиденье. — Будь другом, когда окажемся минутах в десяти лета, разбуди.

— Что, совсем не страшно? Зря, Герман мужик крутой.

— У меня начальник такой же, привычные мы, — Власов прикрыл глаза, но потом все-таки передумал дремать. — Ты давно на него работаешь?

— Лет пять.

— Значит, Алену и до этого знал… Расскажешь?

— Не-а. Это вы уедете, а мне тут дальше жить, — Алексей ругнулся на какую-то яркую козявку, умудрившуюся подрезать, несмотря на то, что ехали они в крайнем левом.

— Давай для начала перейдем на "ты", меня этот официоз на работе загреб. Я же не прошу рассказывать семейных тайн. Просто хочу знать, какая она была.

Водитель пару минут помолчал, делая вид, что полностью поглощен своей работой.

— Она замкнутой всегда была. И похожей на Алину Николаевну, — Леша невесело хмыкнул. — Только немного добрее. Но под отца прогибаться никогда не умела, поэтому всегда в контрах были.

— А Ирина Леонидовна? — Женьке даже спать расхотелось.

— Она хорошая, — вот теперь в голосе Алексея появилось искреннее восхищение. — Очень добрая, никогда ни на кого голос не повысит.

Власов тут же решил, что, в данном случае, это как раз минус. Потому что деток — и Алену в том числе — воспитывать нужно было строже. Тогда и младшая бы так не хамела, и старшая не тем путем бы не пошла…

— Я ещё не видел Илью. Что про него скажешь?

— Извините, заболтался, здесь движение напряженное, не хочу отвлекаться, — водитель сразу стал скуп на эмоции и преувеличенно сосредоточился на управлении авто. И сразу стало ясно, что никакие уговоры его не возьмут, это тебе не Алина — на испуг и слабо не поведется.

— Ладно, все равно узнаю. Спасибо.

Поняв, что общаться с ним больше не намерены, Власов снова мысленно прокрутил то, что услышал от младшенькой и чуток на голову скорбной. Помогать ей совершенно не хотелось — умудрилась в такое влезть, теперь пусть сама и выбирается. Но это может быть связано с Аленой, тогда придется ещё и в новую выгребную яму заглянуть. И не просто заглянуть, а нырнуть с головой. Возможно, что неоднократно…

И поесть бы не мешало заехать, а то так и оголодать недолго…

Но просить Лешу притормозить возле местного общепита Женька не стал. Это его, в принципе, не особо колышет мнение и желания Германа, а водитель — человек подневольный. Ему сказали, чтобы привез, обязан выполнить, парень, вроде, неплохой, не хотелось, чтобы ещё и ему ненароком прилетело.

Обратно добрались чуть быстрее — видимо, все-таки хоть кто-то в этом городе работал, ибо чем ещё, кроме безделья, можно объяснить такое засилье машин на улицах ясным белым днем, Власов не знал.

То ли с голодухи, то ли просто от общей шизофреничности ситуации, но в кабинет Николая Петровича он входил со сдерживаемой улыбкой. А все потому, что уже в приемной ему вспомнилась строчка из сказки, про "выходи на смертный бой, Чудище Поганое". Похоже, что эта легкая несерьезность на слегка бритом лице хозяина территории разозлила ещё больше.

— Это что ты устроил в моем доме? — вставать с кресла Герман не спешил, но ноздри раздул весьма недвусмысленно.

— Я могу вам все пересказать, без проблем, трындеть — моя профессиональная обязанность, — Женька, не дожидаясь приглашения, устроился напротив Николая Петровича и жизнерадостность все-таки убрал. Да и не весело совсем было. — Все равно дом нашпигован камерами, причем, даже не особо хорошо. Или это специально, чтобы у гостей не было соблазна тиснуть серебряную ложку? Вы можете просто посмотреть, и сами все увидите.

— А не слишком ли ты борзый? Приехать в мой город, пугать мою дочь, а потом ещё и хамить в лицо…

— А вы предпочитаете, чтобы я вел себя, как ваш сын? — если бы не нужно было надавить посильнее, Власов бы восхитился выдержкой Алениного отца. Нет, серьезно, он же специально момент выбирал, а у мужчины только чуть дрогнули плотно поджатые губы. И все. То есть — вообще. Никакой реакции. — И не нужно кивать на водителя, не верю, что в машине прослушки нет.

— Тогда с чего ты вообще решил заговорить об Илье? — Герман поставил локти на стол и прижался подбородком к переплетенным пальцам.

— Все очень просто. Фотографии в вашем доме. Пара оговорок Алины. Да и реакция Алексея, — Женька продолжал наблюдать за ним с поистине кошачьим терпением. — Он же, так же, как и Алена, в семье присутствует чисто номинально. Хотя, физически он с вами. Из этого можно сделать только один вывод.

— Ну, попытайся.

— Он не оправдал ваших ожиданий. Вполне возможно, их было слишком много. А он, скорее всего, похож на мать не только внешне… Слишком мягкий и уступчивый. Вам же нужен был наследник. Кто-то, кто сможет, при необходимости, не только повести за собой, но и потом, если придется, взять на себя ответственность. Как там говорят? Герой — это тот, кто остается жив, а из-за него умирают другие? Только Илья не герой и не боец, это даже по взгляду видно. А вам нужен совершенно другой человек. Вам нужна Алена.

— Нихера ты не понимаешь! — вот теперь стало понятно, что доставили его всерьез. Во всяком случае, взгляд у Германа был такой, что хоть беги и вешайся. — У тебя нет своих детей, поэтому и объяснять бесполезно!

— А вы попробуйте. Может, и получится. Но я в упор не понимаю, почему вы так носитесь с младшей дочерью и, фактически, отреклись от старшей. За что? За то, что на коленях с просьбой о помощи не приползла? Или что решила своим умом жить, а не вечно вашу волю выполнять?!

В кабинет заглянула встревоженная секретарша, но встретив одновременно два взбешенных взгляда, с удивительной для пышного телосложения скоростью и грацией умчалась обратно, плотно прикрыв за собой дверь.

— Слушай внимательно, щенок. Ты не представляешь, что такое — видеть, как твой любимый ребенок становится наркоманом. Каждый день замечать, что ей не нужен ни ты, ни мать, вообще никто. Только доза. И знать, что пока у неё вот тут, — мужчина поступал пальцем по виску со вздувшейся и пульсирующей веной, — не щелкнет, помочь невозможно. Что бы ты в таком случае делал, умный наш? Запер бы, как дикого зверя? Не поможет, всю жизнь на цепи не просидит. Да, ломка пройдет, эта дрянь из организма выйдет. Только если в голове ничего не появится, как только выпустишь на волю — сразу все начнется сначала.

— Если я правильно понимаю, она сама решила, что пора завязывать, — Женька был не то, чтобы не рад этому разговору. У него с души от него воротило. Но пока не поймет, как именно отец относится к Алене, выяснить, не его ли это игры — невозможно.

— Сама. Через восемь месяцев. Ты узнал, что она пропала около трех суток назад. Как ощущения? — не дождавшись ответа, в котором, в принципе, и не нуждался, Герман продолжил. — А теперь растяни это больше, чем на полгода. Потому что мы видели её тело, а не Аленку. Мы с Ирой несколько раз сидели с ней, пора она была под кайфом. Она нас даже не узнавала. И, что бы там кто-то не думал, но я горжусь, что она сама легла в ту клинику. Да, можно было бы сделать это намного тише и осторожнее, но это все ерунда.