Джон Браун

Джон Каги и А. Стевенс.

Оливер и Ватсон Брауны.

Командир отряда никак не ожидал, что его атакуют. Кроме того, неграми командовал Джон Браун, а это имя со времен войны в Канзасе было овеяно грозной славой. Командир пришпорил свою лошадь и поскакал прочь; за ним бросились и остальные полицейские. Люди Брауна преследовали их. Так окончилось это бескровное сражение, которое потом в Канзасе насмешливо называли «битвой шпор».

В Топеку Браун вступил, как триумфатор. Фургон с неграми проехал по свободной земле Айовы, остановился на короткое время в Тэборе и в Спрингделе, где Браун успел сообщить своим «студентам», что ждать осталось недолго, и, наконец, капитан посадил своих верных друзей на поезд, идущий в Чикаго. Оттуда аболиционистский комитет должен был переправить освобожденных негров в Канаду.

По всем штатам были расклеены объявления с описаниями примет Джона Брауна: большой рост, нависающие брови, светлые глаза. Но в приметах не была указана борода, потому что все в Канзасе помнили Брауна с бритым подбородком. И несмотря на то, что президент Бьюкенен обещал двести пятьдесят долларов, а губернатор Миссури три тысячи долларов за поимку Брауна, он неузнанным разгуливал по улицам Новой Англии и даже выступал на собраниях.

Браун снова вездесущ и неутомим. Он снова хлопочет, добивается денег, оружия, внимания. Он рассказывает о негритянке Салли, он всем твердит о несчастных, обездоленных неграх. Наконец, он появляется в Колинсвилле, в кузнице Блэйра. Готовы ли наконечники для пик, которые он заказывал?

На что они вам теперь, когда все в Канзасе кончилось? — удивляется Блэйр, но все-таки достает из сарая давно готовые пики. Это — смертельное оружие шестифутовой длины, острое, как бритва, и легкое, как тростник: даже ребенок может держать его. Браун любуется им, как знаток. Это как раз то, что ему нужно. Он просит кузнеца:

— Запакуйте их в ящики и отправьте на имя Исаака Смита в Чемберсбург, Виргиния.

«Мать штатов»

Должно быть, первые поселенцы в Виргинии сложили эту старую песню:

В те блаженные времена Виргиния действительно была эдемом для тех, кто прибыл сюда из Тощих Земель. Прутик, воткнутый в виргинскую землю, расцветал. В лесах росли самые ценные породы деревьев: Красное, ореховое, гиккори, камедное дерево. Множество дичи водилось в чащах. Скот тучнел на горных пастбищах, и от душистой «синей» травы молоко коров пахло цветами. По изумрудным долинам рек росли пшеница, кукуруза, табак, фруктовые деревья.

Табак был главным богатством штата. Осенью его снимали и сушили на солнце. Огромными тюками он шел в портовые города, а оттуда расходился по всему миру.

Виргиния, основанная в 1607 году группой переселенцев из Англии, была старейшей колонией, в которой пустила корни английская помещичья аристократия и бежавшие из Франции дворяне-гугеноты.

Когда в Англии началась революция, знатные дворяне, захватив свои ценности, бежали к родным и друзьям в Виргинию, приобретали там земли и оседали навсегда. При этом не последнюю роль играла надежда обогатиться на табачных плантациях, обрабатываемых черными невольниками. Некоторые помещики в Виргинии имели до тысячи негров. Нечего и говорить поэтому, как кровно они были заинтересованы в сохранении рабства.

Здесь почти не было ни крестьянства, ни буржуазии. Огромные, до пяти тысяч акров, плантации принадлежали отдельным помещикам.

Негры составляли одну треть населения Виргинии. Закон этого штата гласил, что «все черные, которые уже живут или будут жить в области (кроме освобожденных), со всем своим нынешним и будущим потомством признаются рабами и останутся таковыми навеки; они будут подлежать захвату, передаче и присуждению в качестве движимого имущества по самой природе своей». Господин не может освобождать рабов. Раб-негр не имеет права наниматься, брать в аренду плантацию, держать скот или торговать за свой счет. Он не подлежит обучению грамоте; он должен носить только грубое платье.

В Виргинии господин мог освободить раба лишь за исключительные услуги, с согласия губернатора и совета. Смерть раба после побоев или во время самого наказания не считалась убийством, если не находилось свидетелей, что раб убит сознательно и злонамеренно. Но в виду общности интересов плантаторов такого свидетеля нельзя было найти. Жестокость в обращении с рабами умерялась только тем, что они были дороги и жизнь их надо было беречь в интересах хозяина. Освобожденные негры оставались в особом, худшем положении и вызывали враждебное к себе отношение, как низшая раса. Браки между белыми и черными воспрещались и рассматривались, как нечто постыдное. В штате было много детей белых от рабынь, но закон требовал, чтобы они «следовали положению матери».

Несмотря на эти законы, Виргиния — старейший штат — считалась культурнейшей колонией Америки. Ее называли «Матерью штатов» или «Матерью президентов».

Из среды граждан Виргинии был избран первый президент Соединенных штатов Георг Вашингтон, отсюда же вышли Джефферсон, творец панамериканской доктрины «Америка для американцев». Монроэ, проводивший эту доктрину и Мэдиссон. Многих прославленных государственных людей дала Виргиния в законодательные учреждения Соединенных штатов.

Но в начале прошлого столетия, с изобретением хлопкоочистительной машины, значение «Матери штатов» начало постепенно снижаться. Становилось более выгодным вкладывать деньги уже не в табачные, а в хлопковые плантации других южных штатов. Кроме того, разведение табака истощило многие плантации, их пришлось бросить, и в Виргинии появились целые поля, заросшие сорняками и колючим кустарником.

«Ценность земли и зданий в Виргинии определяется рабским трудом, — писал Томас Дью. — Если выкинуть из этого штата все рабское население, то можно без преувеличения сказать, что за истощенную почву Виргинии нельзя будет выручить даже тех смехотворных цен, которые платят за правительственные земельные участки на Западе, и тогда старая колония превратится в огромную жуткую пустыню».

Диккенс, путешествовавший в 1842 году по Виргинии, считал, что обеднение «Матери президентов» явилось следствием системы рабства.

«В этом штате, — писал он, — как и во всех других, где существует рабство (я часто слышал это даже от его защитников), видны истощение и упадок, неразлучные с этой системой. Житницы и кладовые разваливаются, сараи наполовину без крыш, хижины до последней степени гадки и грязны. Жалкие станции железной дороги, огромные дровяные дворы, где поезда запасаются топливом, негритянские ребята, валяющиеся перед лачугами вместе с собаками, рабочие, похожие на двуногих животных, сгибающиеся под тяжестью труда, — на всем лежит печать уныния и скорби.

В нашем поезде, в вагоне для негров, находилась только что купленная мать с детьми: муж ее остался у прежних владельцев. Дети плакали всю дорогу, а мать была воплощенным изображением горя. Поборник жизни, свободы и счастья, купивший их, ехал в том же поезде и каждый раз, как мы останавливались, ходил проверять, цела ли его покупка».

Но ко времени появления в Виргинии седобородого человека по имени Исаак Смит, то есть к 1859 году, «Мать штатов» нашла новый источник обогащения. Виргиния начала поставлять негров на хлопковые плантации Юга. Все виргинские помещики занялись «разведением» негров. Новая отрасль хозяйства оказалась значительно выгоднее разведения скота или птицы. Негра, хорошего производителя, ценили на вес золота. Дети негров являлись выгоднейшим помещением капитала. Но и скот и птицу при правильном ведении хозяйства ставят в хорошие условия, о них заботятся, их вдоволь кормят. Негры же должны были работать от зари до поздней ночи на полях, питаясь полусырыми маисовыми лепешками и живя в тростниковых конурах. Плантаторы проклинали негритянок, которые рожали хилых, недоразвитых детей.