Страница 2 из 71
Разгорелись глаза у слушателей. Внемлют рассказу бывалого человека. Завидуют сибирским удачникам. Расспрашивают об охоте на соболя. Редко-редко встречается теперь этот изящный с серебристой шерстью зверек на Двине, Пинеге и даже на Мезени. А верно ли, что его шкурка ценится чуть ли не на вес золота?
Высоко ценится. Бывалый человек вспоминает о том, что слышал от сына боярского, человека сведущего, доставлявшего соболиную казну из Тобольска в Москву. Царь-де Михайло отослал какому-то иноземному государю, не то римскому кесарю, не то датскому королю, ответный подарок — мешок отборных соболей. А тот иноземный государь посылал нашему дарю серебряный сервиз чудной работы пуда на три весом. Покупает царь Михайло у иноземцев разные диковинки для украшения своих палат и расплачивается не серебром, не золотом, а соболем. Так пожелали-де сами иноземные купчишки.
А притесняют ли сибиряков лихие воеводы?
Вопрос этот задал мужик, битый недавно батогами по повелению воеводы за то, что пытался было уклониться от извозной повинности.
Притесняют ли? А как же иначе! На то они воеводы, чтобы лихоимствовать да над простым людом куражиться. Однако же волков бояться… Вашего воеводы стражники и за неделю доберутся до вас по зимнику и покажут вам, где раки зимуют. Тяжелую власть великих мира сего везде ощущаешь. А Сибирь велика. Отправили тебя нести службу в какой-нибудь дальний острожек или зимовье, за тридевять земель. До воеводского острога долгие месяцы пути. Пока соберут казаки государев ясак с окрестных князцов-нехристей, сходят в поход для приискания новых землиц, не один воевода сменится. Как будто и нет над тобой воеводской власти. Правда, стоит над тобой в зимовье начальник отряда, атаман или сотник. Но этот чином помельче воеводы, из своих же казаков. Ежели человек он башковитый, сообразительный, поймет, что жить с сотоварищами пристало в заговоре и мире, по заповеди — один за всех и все за одного. А начнутся обиды и раздоры — пропадешь в глухомани, сгинешь от черной смерти или не устоишь под напором лихих людей.
Мы постарались представить картину поморского быта первой половины XVII века и встречу возвратившегося из Сибири бывалого человека с. земляками. Многие-многие поморы отправляются искать счастья за Каменный пояс. И лишь единицы из них, обычно на склоне лет своих, возвращаются в родные края. Все же иногда возвращаются и приносят сведения о сказочно богатой Сибири. И возбуждают у земляков рассказами своими интерес к этой стране. Наслушавшись рассказов таких бывалых людей, и другие загораются желанием тоже погнаться за счастьем, последовать примеру тех, кто ранее уходил на Восток. Время от времени царские власти через местных воевод проводили вербовку в сибирское казачье войско и находили отклик среди тех, кого манили неизведанные края. Преимущественно это были люди социально неустроенные и не обремененные семьей, молодого возраста.
К миграции в Сибирь жителей русского Севера подталкивали многие причины. Главная причина заключалась в стремлении уйти от феодальной эксплуатации, избавиться от многочисленных поборов и повинностей. И хотя Север не знал крепостного права, хотя здесь не было бояр-вотчинников с крупными хозяйствами, основанными на крепостном подневольном труде, крестьяне и промыслово-ремесленное население страдало здесь от всевозможных повинностей в пользу центральной и местной власти. Размеры налога с того или иного хозяйства зависели от площади земельного надела, имущества, количества работоспособных членов семьи (раскладка «по сохам», «по животам», «по головам»). Практиковались разного рода поборы в пользу воеводы, приказных, волостного тиуна, своей сельской верхушки в лице старост, сотских, десятских. Приходилось платить «пищальные деньги», «ямские деньги», «оброк за белку», «оброк за горностая», «морской оброк» и т. п., а также отрабатывать трудовую повинность на прокладке и ремонте дорог, строительстве городских сооружений, рубке леса и пр.
В деревне происходило расслоение. Выделялась зажиточная верхушка, сочетавшая сельское хозяйство с охотничьими промыслами и торговлей и использовавшая наемный труд батраков. На сельском и волостном сходе решающая роль принадлежала местным богатеям, пользовавшимся поддержкой властей. Разоряющаяся часть сельского общества нередко лишалась собственного надела и попадала в долговую кабалу к богатеям или становилась «гулящими людьми».
На основании архивных документов первой четверти XVII века известно, что в пятнадцати северных уездах из 37750 дворов 3609 (или 9,5 процента) стояли заброшенными. Эта заброшенность свидетельствовала о миграционных процессах. Покидали свои дворы, как правило, разорившиеся, задавленные беспросветной нуждою крестьяне. Они переселялись на посад, приобщаясь к ремеслу или работая по найму, становились «гулящими людьми», а кое-кто устремлялся в Сибирь, присоединяясь к очередной партии служилых людей, завербовавшихся на сибирскую службу.
Немалую роль в устремлении северян за Каменный пояс сыграл и предприимчивый поморский характер, опыт, накопленный поморами в дальних плаваниях и походах. Суровая жизнь на Севере, упорная борьба: а существование, схватки с морской стихией закаляли людей, делали их физически крепкими, выносливыми. В северорусских житиях святых, таких, как житие Зосимы и Савватия, покровителей основанного в 1435 году на островах Белого моря Соловецкого монастыря, повести о Варлааме Корецком, житии Антония Сийского, основателя Сийского монастыря, житии Трифона Печенгского, основателя Печенгского монастыря, и некоторых других произведениях этого литературно-исторического жанра мы находим яркие свидетельства о героических плаваниях поморов в Белом и Баренцевом морях в XVI–XVII веках. На основании этих же свидетельств можно составить представление о высоком уровне развития нашего полярного судостроения этого периода. О плавании русских поморов на Грумант (старинное русское название Шпицбергена) сообщают не только русские, но и датские источники.
Еще задолго до этого русские проявляли интерес к северному Зауралью и ходили в Карское море, район Обской губы и на нижнюю Обь. Сохранилось летописное свидетельство о том, что двинский посадник Великого Новгорода Улеб предпринимал в 1032 году поход в Карские Ворота, пролив, соединяющий Баренцево море с Карским. В XII веке новгородцы во главе со своим предводителем Гюрятой, ходили за Урал к Обской губе. А с XIV века морские плавания поморов, подвластных сперва Новгороду, а потом Москве, из устья Двины к Печоре и далее на восток становятся регулярными. В качестве опорного пункта Московского государства в устье Печоры был заложен Пустозерский острог, где впоследствии царские власти сожгли идейного вдохновителя раскола, неистового протопопа Аввакума.
Многие выходцы из поморских земель участвовали в историческом походе Ермака Тимофеевича (1580–1582), в сражениях с полчищами сибирского хана Кучума. В результате этого похода произошло значительное расширение Московского государства, его восточная граница далеко отодвинулась на восток. Началась массовая миграция русского населения в Сибирь, снаряжались все новые и новые экспедиции, устремлявшиеся в глубь сибирских просторов. В землях сибирских строились новые города и крепости-остроги, осваивались пахотные угодья. И в этот процесс вносили свой большой вклад поморы. Люди предприимчивые, искусные корабелы, промысловики, они передавали свой опыт народам Сибири и сами многому учились у них.
Велика была роль выходцев из Поморья в освоении Северо-Западной Сибири. Для продвижения в этот район использовался старинный морской путь, так называемый Мангазейский морской ход. Путь этот начинался в северодвинском устье. Отсюда мореходы плыли Баренцевым морем, огибали полуостров Канин и далее попадали в один из двух проливов, разделенных островом Вайгач, — Карские Ворота или Маточкин Шар, выходя в Карское море. Продолжая плавание этим морем, подходили к полуострову Ямал. Можно было обогнуть его с севера, чтобы попасть в Обскую губу. Но мореходы предпочитали пересечь Ямал внутренними водными путями, мелководными речками и озерами, доступными для мелкосидящих кочей. При этом приходилось преодолевать и короткие волоки. Из Обской губы плыли в Газовскую. Через порожистые правые притоки Таза и волок можно было выйти в Турухан, левый приток Енисея.