Страница 51 из 58
«Мы тронулись — я в повозке, куда мне велел поместиться Домбровский, он верхом на своем коне, окруженный эскортом из шести человек. Опасности начались, как только мы выехали за Триумфальные ворота: ядра падали по обе стороны от дороги […]. Жители либо уже переселились из этой части города, либо в подвалах ожидали окончания той братоубийственной войны, которую версальское правительство осуществляло с такой жестокостью против Парижа. Помимо воли мне припомнились раздававшиеся на всю Европу громкие протесты господина Жюля Фавра[41] против предпринимавшихся пруссаками варварских обстрелов Парижа — «этой столицы цивилизованного мира, крупнейшего средоточия искусств и наук». И под звуки пролетавших время от времени снарядов, которыми засыпали город версальцы, я раздумывал над притворством человеческого рода.
Из этих раздумий меня вывел Домбровский.
— Посмотри, Бронислав, здесь ядра падают в трех шагах от нас. Ты, наверное, думаешь, что я пригласил тебя на этот разговор, чтобы мы оба уже не вернулись отсюда? Что касается моей особы, то меня снаряды не трогают: иду в самый огонь, рискую и чем больше высказываю презрения снарядам, тем больше они меня уважают. Так что и на этот раз с нами ничего не случится, если ты не прихватил с собой какого-нибудь плохого талисмана.
— Пропуск господина Пикара?![42]
— Ну, насчет него не беспокойся — осколок снаряда не посмеет повредить подписи его хозяина.
И как раз в этот момент неподалеку разорвалась граната, осколки пронеслись над нашими головами, но ни один не попал ни в нас, ни в наших спутников.
— Видишь, — сказал Домбровский, — мы здесь каждый день имеем такой праздник».
На полпути Воловский решил выпустить пробный шар.
«— Отошли немного вперед твою охрану, — попросил он, — чтобы поговорить наедине: Версаль предлагает тебе подкуп.
— Ко мне и к моей жене приходило уже достаточно таких посланцев самого разного калибра. Судя по тому упорству, с которым Тьер старается меня убрать — ибо и покушения на меня тут были, — я вижу, что наше дело в Париже обстоит не так уж плохо […]. Говорят, будто коммунары — это отбросы общества. А что ты скажешь о людях, которые прикрываются правом и справедливостью, но вместо того, чтобы атаковать и победить нас, прибегают к подлому подкупу и хотят вести войну виселицами и золотом […]? Если ты мне докажешь, что это честные средства, то я оставлю Коммуну и пойду служить Версалю…
— Ну и как? — выждав минуту, спросил меня Домбровский.
Я склонил голову, признавая, что ничего не могу возразить на его логичные рассуждения.
— Вот видишь, — сказал Домбровский, — я не такой, каким меня изображают. Ты знаешь, что я еще в Лионе хотел отказаться от общественной деятельности, но судьба привела меня в Париж. Единодушие, с которым парижане отвергают позицию Версаля, склонило меня к принятию командования над коммунарами. Пускай между членами Коммуны есть разные люди. Дело здесь не в людях, а в существе дела. Если бы я служил в армии такого преступника, как Наполеон, и получил бы генеральский чин, то меня прославили бы в Польше как человека великого […]. Так что, будь я честолюбцем, я пошел бы служить не Коммуне, а Версалю. Принял бы от версальцев самый скромный пост, а они наверняка повысили бы меня вскоре».
Подчеркивая, что сотрудничество с Коммуной является для него совершенно сознательным и единственно возможным выражением занимаемой им политической позиции, Домбровский не счел нужным скрывать от Воловского тех трудностей, которые он испытывал из-за неразберихи в высшем военном руководстве, из-за недостаточной подготовленности личного состава. Но выводы его от этого не изменялись. «Я имею все, — говорил он, — что нужно для ведения войны, недостает только морального духа. Но бойцы батальонов, которое были под огнем, очень быстро превращаются в настоящих солдат. Правда, создание батальонов идет через пень-колоду, иначе версальцы давно бы уж запели другую песенку. Знаешь ли ты, какие батальоны лучше всего идут за мной? Те, которые я водил в огонь несколько дней назад и половина которых осталась на поле боя убитыми или ранеными. Зато другая половина даст теперь изрубить себя на куски, но пойдет за мной в самое пекло. С ними я отбиваю атаки в десять раз сильнейших версальских войск».
Пропуск из Парижа на имя Бронислава Воловского, подписанный главнокомандующим 1-й армии Парижской коммуны генералом Ярославом Домбровским.
После предварительного прощупывания почвы Воловский приступил к выполнению возложенной на него щекотливой миссии. При этом, пользуясь положением близкого знакомого, он продолжал вести разговор в полушутливом тоне. Домбровского взбесила новая попытка подкупа, осуществленная к тому же через его соотечественника. Однако выдержка не оставила генерала Коммуны, и он облек свой ответ в довольно вежливую, хотя и резкую форму, вполне соответствующую тому тону, в котором шла беседа.
«— Знаешь ли ты, Ярослав, — сказал Воловский, — что я нахожусь в Париже с ведома версальского правительства? Оно хотело, чтобы я предложил тебе открыть ворота города для версальцев и арестовать членов Коммуны за вознаграждение, величину которого ты сам можешь указать, причем торговаться с тобой не будут. Я, разумеется, отказался от такой миссии.
— Благодарю тебя, — ответил Домбровский, — за нас обоих. Иначе ты поставил бы меня перед неприятной необходимостью арестовать тебя, как Вышинского, который за эту недостойную для поляка роль и до сих пор сидит в Шершмиди[43]. Лучше поговорим о чем-либо другом. Что пишут в наших польских газетах?»
Воловский уехал ни с чем, но 12 мая он снова появился в Париже и предстал перед Домбровским.
«— Ну и что, злы на меня в Версале? — приветствовал меня Домбровский.
— Так злы, что если бы ты хотел, ты мог бы выехать по этому пропуску за границу. Любить тебя будут, но только издалека.
Домбровский взял из моих рук пропуск, прочитал его и, отдавая назад, показал на рукоятку своего палаша:
— Вот мой пропуск, можешь сказать об этом Пикару, Тьеру и всем его мамелюкам в Национальной ассамблее».
Разговор, таким образом, шел в том же полушутливом тоне. Но смысл его совершенно очевиден: Версаль снова предлагал подкуп, Домбровский снова отверг предложение.
Парижский пролетариат не ошибся, доверив Домбровскому исключительно важные посты в вооруженных силах Коммуны. Об этом лишний раз свидетельствует конец описываемого разговора с Воловским. Речь опять зашла о возрастающих трудностях обороны Парижа, о малочисленности сил и средств, которыми располагает Коммуна. Домбровский не отрицал, что дело идет к военному поражению.
«— А почему же ты не уходишь в отставку? — спросил Воловский».
Домбровский ответил так:
«— Поводов для этого у меня хватает, но весь Париж знает, что мне предлагали полтора миллиона франков за уход со своего поста, и все сказали бы, что я изменник. Такой славы я детям своим в наследство не оставлю. Разве некоторые не говорили уже и раньше, что я фальшиво-монетчик, шпион и бандит? Хотя знаю, что моя смерть не прекратит таких разговоров, я лучше сложу здесь свою голову».
В одном из разговоров с Воловским, цитировавшихся выше, Домбровский упоминают о тех покушениях на не-То, которые организовывали враги. Сколько покушений было всего — точно неизвестно, но не менее трех. Одно из них описано у Рожаловского. По его словам, однажды в помещении штаба Домбровского в замке Ла-Мюэтт появился неизвестный человек, который разыскивал генерала для какого-то разговора наедине. Охрана заподозрила его, и он был задержан. При обыске у арестованного оказались документы версальского полицейского агента и кинжал, с помощью которого он попытался убить конвоира и сбежать, но был заколот штыком.
41
Министр иностранных дел в правительстве Тьера, палач Коммуны.
42
Министр внутренних дел в правительстве Тьера, один из палачей Коммуны.
43
Тюрьма, использовавшаяся Коммуной.