Страница 42 из 58
Возможность успеха и причины поражения восстания Домбровский определял в своем «Кредо», исходя из сложившегося у него понимания исторического прогресса. «Прогрессом, — писал он, — я называю все большее развитие справедливости как в области политической свободы и равенства, так и в отношении участия в использовании материальных благ. Чтобы наше дело не погибло, оно должно всегда соответствовать развитию прогресса, а наше национальное восстание лишь в том случае будет иметь успех, если своей программой ойо охватит наряду с независимостью введение в жизнь уже признанных политических истин. Пробуждение в людях сознания прав человека и гражданина, признание равенства этих прав для каждого без исключения человека, распространение прав, признанных за отдельным человеком на народы, независимо от расы, наконец, воспитание сознания братства и солидарности наций — вот моральные основы нашей деятельности».
Из этих же положений Домбровский исходил в оценке общих и частных уроков закончившейся недавно вооруженной борьбы. Важнейшая причина поражения повстанцев 1863 года заключалась в относительной узости социальной базы восстания, в неспособности повстанческого руководства последовательно решить крестьянский вопрос, привлечь на свою сторону трудящихся деревни и города. Домбровский и его товарищи из левого революционно-демократического крыла польской эмиграции, отчасти осознавшие это еще в ходе событий, гораздо отчетливее оценили ситуацию после разгрома восстания. В своих устных и печатных выступлениях Домбровский не раз касался этой стороны дела. «Мой девиз: через свободу к независимости», — писал Домбровский Бернарчику. И это значило, что единственным путем воссоздания независимого польского государства он считал тот, который ведет через социальные преобразования, через ликвидацию феодально-крепостнических пережитков и прежде всего через последовательно демократическое решение крестьянского вопроса.
Домбровский был среди польских эмигрантов крупнейшим и наиболее авторитетным военным специалистом. Поэтому естественно, что вскоре после приезда он стал одним из руководителей Общества присягнувших военных. Эта организация, являвшаяся преемницей федерации военных кружков периода восстания, объединяла тех эмигрантов, которые обладали специальной военной подготовкой и имели офицерские звания. Общество заботилось о повышении квалификации его участников, изучало военный опыт восстания 1863 года, готовило отвечающие специфическим условиям освободительной борьбы польского народа воинские уставы, инструкции, наставления. Вот их далеко не полный перечень: «Об основных боевых порядках»; «Об организации важнейших частей пехоты»; «О маршах»; «Штаб полка, дивизии, корпуса, армии»; «О руководстве армией, ее организации и мобилизации»; «Основы взаимодействия трех родов оружия».
В отличие от Объединения польской эмиграции Общество присягнувших военных было сугубо конспиративной организацией. В связи с этим произошел один инцидент, в котором ярко проявились такие черты характера Домбровского, как оперативность действий и строгое соблюдение принятых на себя обязательств. Во время пребывания в Швейцарии в 1865 году Домбровский познакомился с польским эмигрантом, секретарем одной из тамошних эмигрантских групп Юзефом Росцишевским. Из сохранившегося письма к нему, датированного началом 1866 года, выясняется следующее. Вероятно, по предварительной договоренности Домбровский послал Росцишевскому официальные полномочия для создания швейцарского отделения военного Общества. Полномочия, кажется, затерялись на почте. Принимая меры для розыска, Домбровский не отправил нового документа в связи с тем, что бывший повстанческий командир Альфонс Зейфрид заявил о своем выходе из членов Общества, хотя это запрещалось уставом, а когда суд чести пришел объявить приговор о том, что считает такие действия предательством, Зейфрид вызвал французскую полицию. «Естественно, — заканчивает письмо Домбровский, — что, представив рапорт об этом поступке руководящему совету, я жду новых указаний, о которых вы будете уведомлены без промедления».
На обязанности Домбровского в комитете Объединения польской эмиграции лежало сбережение нескольких довольно крупных партий оружия, закупленных в конце восстания и оставшихся на складах, которые были расположены преимущественно в Бельгии. На аренду и охрану помещений, на уход за оружием требовались довольно значительные суммы, а денег у эмигрантских организаций было совсем мало. В связи с этим в комитете не раз бывали резкие столкновения. Более того, возникали даже проекты о продаже оружия, за счет чего предполагалось пополнить кассу Объединения. Домбровскому не без труда удавалось проваливать такие проекты и получать деньги на сбережение оружия, столь необходимого для будущего восстания. Один или вместе с Погожельским и Рыдзевским он несколько раз выезжал в Бельгию, контролируя наличие и состояние оружия.
Неоднократные споры в комитете и за его пределами вызывали и «литовские суммы». Так называли эмигранты деньги, которые остались после закупки оружия от пожертвований, собранных во время восстания в Литве и Белоруссии. Домбровский и Врублевский неизменно выступали за сохранение их в качестве резерва для предстоящего восстания. Был, правда, случай, когда Домбровский попросил из «литовских сумм» небольшую частицу для сохранения оружия. Воспользовавшись этим и нагородив вокруг одного факта кучу домыслов, реакционные силы внутри Объединения польской эмиграции и вне его пустились в злобные инсинуации относительно того, что «литовские суммы», растрачены при участии Врублевского и Домбровского. Естественно, что клевету подхватили не только белые из «Отеля Лямбер», но и наемный провокатор Третьего отделения Балашевич-Потоцкий.
Эта малопривлекательная фигура будет встречаться в дальнейшем изложении, поэтому расскажем о ней несколько подробнее. Выходец из бедной шляхетской семьи на Виленщине и отставной офицер одного из тех полков, в котором на рубеже 50-х и 60-х годов существовал революционный кружок, Александр Балашевич вполне мог бы быть соратником и единомышленником Домбровского. Однако он вполне сознательно избрал иной путь — должность шпика, прикрывающегося «идейными» соображениями, но фактически гнавшегося только за теми сребрениками, которые перепадали ему от царизма. Симптоматично, что Третьему отделению Балашевича рекомендовал не кто иной, как митрополит московский Филарет. Завербовался Балашевич в 1861 году, а со следующего года, получив документы на имя графа Альфреда Потоцкого, он в течение почти пятнадцати лет безвыездно жил за границей, выслеживая русских и польских революционных эмигрантов, наблюдая за их связями между собой, за их контактами с Мадзини и Гарибальди, с Марксом и Энгельсом. Одна из задач Балашевича-Потоцкого заключалась в том, чтобы оклеветать наиболее опасных революционеров, чтобы столкнуть русских с поляками. Находясь с 1864 года в Лондоне и выдавая себя за политического эмигранта, он обо всем, что ему было известно, аккуратно сообщал своим хозяевам в Петербург.
Донесения Балашевича-Потоцкого позволяют установить, что дело о «литовских суммах» всплывало на поверхность не в случайное время, а именно в те моменты, когда враги объединительного движения в демократической эмиграции собирались нанести ему очередной удар. Первый раз большая шумиха вокруг этого дела поднялась в начале 1866 года, то есть как раз тогда, когда была выдвинута идея создания Объединения польской эмиграции. В то время «литовскими суммами» ведал один из повстанческих командиров на Ковенщине, Б. Длусский-Яблоновский. Для проверки отчетности и решения вопроса о дальнейшей судьбе денег от выходцев из Литвы и Белоруссии была избрана комиссия во главе с Врублевским. Некоторые из ее участников предложили израсходовать деньги на помощь эмигрантам. Врублевскому при поддержке Домбровского удалось отстоять предложение, суть которого Балашевич-Потоцкий излагал следующим образом: «дабы сохранить капитал до будущей революции и передать […] под хранение всей эмиграции».