Страница 18 из 58
Канун восстания 1863 года был тем периодом, когда формирующийся рабочий класс Польши впервые начал выходить на арену политической борьбы. Это выражалось не только в большой активности пролетарских и полупролетарских слоев в конспиративной организации, но и в использовании ими таких специфических форм борьбы, как забастовка. Участники организации из рабочей среды, вероятно, рассказывали Домбровскому о том, как они ответили забастовками на расстрел царскими войсками манифестации 27 марта (8 апреля) 1861 года. Тогда забастовали несколько сот рабочих на Варшавско-Венской железной дороге, на заводе Замойского и других предприятиях. Участники забастовки стали потом наиболее надежными членами конспиративных организаций.
Энергичная деятельность Домбровского и его ближайших соратников содействовала росту влияния городского комитета. С мая 1862 года Варшавский городской комитет стал называться Центральным национальным комитетом (ЦНК). Это значило, что он превратился в руководящий орган партии красных в масштабах всей страны. Наиболее активными и влиятельными членами ЦНК были Хмеленский, Матушевич и Домбровский. Поэтому первой печатью ЦНК была монограмма, составленная из первых букв их фамилий — «CMD». К лету 1862 года численность конспиративных организаций партии красных в целом составляла уже 7 тысяч человек. Появились новые подпольные газеты («Сигнал», «Истинный патриот», «Голос из Варшавы» и другие), заметно выросло число распространявшихся прокламаций.
Пропаганда подпольной печати своим острием была направлена против распространенных среди интеллигенции соглашательских настроений. Подпольная печать критиковала политику царизма в Польше, жестоко высмеивала тех, кто возлагал какие-либо надежды на реформы сверху. Острую полемику вела подпольная пресса красных с идеологией белых, которые рассчитывали добиться независимости Польши, действуя легальными методами. В условиях военного положения и жестоких полицейских репрессий партия белых, выражавшая интересы помещиков и крупной буржуазии, не решалась открыто идти на соглашение с царизмом. Выжидали белые еще и потому, что они не теряли надежды усилить свое влияние в подпольных организациях и, действуя изнутри, предотвратить восстание.
Революционная организация в русских войсках, расположенных в Польше, возникла во второй половине 1861 года, то есть также еще до приезда Домбровского в Варшаву. Базой для ее возникновения послужили те разнородные по составу и политической ориентации офицерские кружки, которые начали возникать сразу после Крымской войны и которые особенно активизировались в 1860–1861 годах. Основателем организации был поручик Василий Каплинский, учившийся некоторое время в Петербурге и участвовавший в кружке генштабистов. Он вовлек в организацию отдельных офицеров из различных воинских частей, расположенных в Варшаве и за ее пределами, пытался установить связь с городским и студенческим комитетами. Один из активных деятелей последнего — связанный с белыми Кароль Маевский — в своих показаниях рассказывал впоследствии: «…B конце 1861-го или в начале 1862 года […] явился ко мне Василий Каплинский — офицер, чина и рода войск которого я не помню. Он добивался от меня помощи, а также указания о том, что именно может требоваться от военнослужащих-поляков для тайного народного дела, и заявил, что стоит во главе кружка […] офицеров из различных пунктов Царства Польского».
Задолго до приезда Домбровского в военных кружках большую популярность приобрел подпоручик Шлисеельбургского пехотного полка Андрей Потебня. Именно он возглавил организацию после того, как Каплинский в феврале 1862 года оказался в тюрьме. Организация постепенна превратилась в федерацию или союз полковых, батальонных, бригадных кружков. Наиболее активные участники кружков, фактически руководившие их деятельностью, образовывали коллегиальный орган — Комитет русских офицеров в Польше. Так, кстати, называют нередко и всю военную организацию в целом, хотя это и неточно. В литературе употребляется также еще одно название — Потебневское общество.
Зная о существовании военной организации задолго до отъезда из Петербурга, Домбровский сразу же по приезде в Варшаву разыскал хорошо знакомых ему Кандинского и Потебню. С Потебней он не виделся более двух лет. Вопросы, наверное, с обеих сторон сыпались градом — ведь столько общих знакомых, столько новостей, о которых хочется поскорее узнать. Каплинский и Потебня рассказывали о военной организации, Домбровский — о петербургских военных кружках. Обсуждали преимущественно положение организации русских офицеров в Польше. Домбровский заставил своих собеседников признать, что имеющиеся кружки еще слабы идейно и малочисленны, что есть много полков, батальонов и батарей, где организация пока вовсе не имеет своих людей, что этого дольше терпеть нельзя, что революционная пропаганда осуществляется недостаточно энергично, а агитация среди солдат почти совсем отсутствует. Нужно действовать энергичнее, решили они, расходясь.
Печати ЦНК партии красных.
Вскоре, к несчастью, Каплинского арестовали. Но это не помешало делу, так как он не выдал никого и не сказал о существовании кружков. Домбровский же и Потебня продолжали работу с удвоенной энергией.
Постепенно Домбровский познакомился с многими звеньями военной организации, быстро растущей в вглубь и вширь. На его глазах, при его участия возникали новые кружки, а существовавшие раньше росли я крепли. В Ревельском пехотном полку Гаврилов, Ган и Лагуна довели численность кружка до десяти человек. Авторитет их среди остальных офицеров, стал настолько значительным, что они добивались от командира полка назначения на очень важную должность полкового адъютанта либо Гаврилова, либо Лагуны. В Шлиссельбургском пехотном полку кружок достиг примерно такой же численности. Вместо Потебни, которому приходилось заниматься делами всей организации, руководителями его стали опытные конспираторы Дмоховский и Барановский. В Ладожском полку действовали создатели кружка Болгов, Гебасевич, Грон, Яковлев и приехавший позже из Петербурга Варавский. В Галицком полку выделялись Доброгойский и Броневский, в Муромском — Криер и Наперстков; в Смоленском, где в кружок входило более пятнадцати человек, были Крупский[9], Полодьев, Тутакевич; в 4-м стрелковом батальоне очень активно действовали Арнгольдт и Сливицкий, а в 6-м — Голенищев-Кутузов, Новицкий, Огородников. Все меньше и меньше становилось таких войсковых частей, где бы не было кружка или отдельных участников офицерской организации. Сравнительно многочисленные кружки существовали в артиллерийских бригадах; были кружки также в саперных батальонах, в крепостных частях, в ряде штабов и военных учреждений. Общая численность организации весной 1862 года достигала примерно 300 человек.
Полный список организации хранился в глубокой тайне, и знали о нем, вероятно, только Потебня и Домбровский. Часть списка попала несколько позже в записную книжку Огарева, а полностью он не сохранился. Попытка воссоздать его по имеющимся данным и проанализировать ç персональной и количественной точки зрения дала весьма любопытные результаты. Выяснилось, например, что численность кружков в частях колеблется от 5–6 до 30–40 человек, причем типичным является кружок в 8—10 участников. Поручики, штабс-капитаны и капитаны в возрасте не моложе 24–25 лет и имеющие не менее чем пятилетнюю выслугу лет в офицерских чинах, составляли во всей организации примерно половину, а среди ее актива — 70 процентов. Почти две трети участников организации были воспитанниками петербургских военно-учебных заведений.
Среди своих знакомых, далеких от революционного подполья, Домбровскому не раз приходилось слышать утверждение о том, что всякие оппозиционные Кружки являются не чем иным, как только Польскими происками. Между тем он был поляком, Потебня — украинцем, Арнгольдт из 4-го стрелкового батальона — латышом, а в 6-м батальоне кружок состоял почти сплошь из русских. В других кружках были белорусы и литовцы, прибалтийские немцы и татары, русские и украинцы. Поляки составляли немногим больше половины во всем списке и примерно одну треть среди актива организации, внесенного в записную книжку Огарева. Подсчеты относительно сословной принадлежности и имущественного положения участников кружков показали, что организация на девять десятых состояла из дворянских детей, но почти все они были из тех, кто лично не владел недвижимым имуществом и даже не мог надеяться на наследство, поскольку и их родные либо вовсе не владели недвижимостью, либо владели очень маленькими имениями. По существу, они были такими же бедняками, как любой из варшавских ремесленников.
9
Константин Игнатьевич Крупский — отец Надежды Константиновны Крупской.