Ярослав Домбровский

Тетрадь в начале 1862 года была обнаружена в Варшаве у того самого Василия Каплинского, на петербургской квартире которого состоялось избрание Домбровского в качестве делегата для поездки в Варшаву. Но написана тетрадь была не Каплинским, а каким-то находившимся в Петербурге артиллерийским офицером еще в ноябре предшествующего года. В тетради, которую как чрезвычайно важный и секретный документ наместник царя в Варшаве генерал Лидере скопировал собственноручно и поспешил послать в Третье отделение, воспроизводились и комментировались названные выше новинки нелегальной литературы. «Переслав вам три номера «Великоруса» и выписки из «Колокола», — говорилось в тетради, — по-настоящему нечего писать больше; из этого вы сами очень хорошо и осязательно догадаетесь о существовании общества людей, серьезно мыслящих, с большими сведениями и влиянием. Это далеко не бред юности, а голос истинных патриотов России». Автор текста рассматривал тетрадь как вполне готовый агитационный материал, требующий самого широкого распространения «Повторяю вам, — писал он своим товарищам, — распространяйте как можно больше, помните, что отсюда разъезжаются во все концы Российской империи и всякий с запасом сведений и поручений этого рода. Вперед! Вперед! — должно быть девизом. Итак, как можно шибче. Прочь обломовщина! Идет на сцену дело общее».

Политическая программа «Великоруса» в значительной мере совпадала с требованиями других внутрироссийских прокламаций второй половины 1861 года. Она состояла из трех главных пунктов: «Хорошее разрешение крепостного дела, освобождение Польши, конституция». «Великорус» считал необходимым отдать крестьянам «по крайней мере все те земли и угодья, которыми пользовались они при крепостном праве, и освободить их от всяких особенных платежей или повинностей за выкуп, приняв его на счет всей нации». При этом имелись в виду не только крестьяне коренных российских губерний, но и остальные, в том числе польские крестьяне. В решении национального вопроса «Великорус» исходил из права каждого народа самому решать вопрос о своем политическом статусе. «Южной Руси», то есть Украине, заявлял он, например, должна быть предоставлена «полная свобода располагать своею судьбою по собственной воле». «Вопрос о Польше, — говорилось в «Великорусе», — требует немедленного решения. Оно: вывод наших войск из Польши и всех земель, где масса народа говорит по-польски..» В области политической «Великорус» ратовал за конституцию, считая, что «истинно конституционная монархия мало отличается от республики». При этом он считал несбыточными надежды на добрую волю царя и предлагал не ждать хорошей конституции от него, а созвать «депутатов для свободного ее составления». Революционные методы борьбы ни в коей мере не отвергались «Великорусом», но революция рассматривалась им как средство, которого в данный момент лучше избегать.

«Один из многих», подписавший «Ответ «Великорусу»[5], не возражал против основных положений политической программы этого издания; лишь о конституции он заметил, что в ней заинтересовано одно дворянство и что «не она цель и последнее слово». А вот о средствах для осуществления программы у «одного из многих» было другое представление. «Теперь, — подчеркивал он, — наступила пора борьбы непрерывной, беспощадной, до последнего издыхания враждебной силы». «Великорус» сознает неизбежность борьбы; он стремится подвигнуть на нее «общество». Но если он серьезно взялся за дело и хочет положительных результатов, ему следует действовать несколько иначе. Надо обращаться не к «обществу, а к народу, и не предлагать вопросов, а прямо отправиться от положительного начала: что жить далее при настоящем порядке невозможно, а лучше быть не может, пока власть в царских руках». В «тетради Каплинского» нет прямой оценки двух изложенных мнений. Нет соответствующих данных и относительно Домбровского, хотя имеются все основания предполагать, что ему и его ближайшим соратникам была ближе и понятнее позиция «одного из многих».

Свой «Ответ на «Ответ «Великорусу» Огарев начал краткой, но очень выразительной формулой: «Наш ответ — привет!» Выразив согласие с «одним из многих», Огарев существенно дополнил и конкретизировал предложенный им план создания тайной революционной организации. Именно это очень понравилось офицеру, рукой которого написана «тетрадь Каплинского». Он выписал из огаревского текста отрывок, заканчивающийся словами: «Областные общества представляют ту выгоду, что их центр всюду, что они повсеместны, естественно связаны между собой и каждое дома». А затем, обращаясь к своим товарищам из войск, расположенных в Польше, он прокомментировал эти слова следующим образом: «Помните, что дом наш там, где мы квартируем. Обратите же внимание, вы и все слушающие господа в настоящее время чтения, на смысл последних трех строк в особенности», «Тетрадь Каплинского» много внимания уделяла польскому вопросу. Она, в частности, полностью воспроизвела и прокомментировала статью Герцена «С кем Литва?», напечатанную в «Колоколе» рядом с «Ответом «Великорусу». «Итак, — говорится в комментарии, — Литва с Польшей! Пусть Польша побеждает свободной, геройской борьбой, своими несчастьями, своим братством с соседями все то, что теряет рабством петербургский мертвящий деспотизм…» Из статьи Огарева «Ответ на «Ответ «Великорусу» с полным сочувствием в тетради воспроизведено следующее место: «…Освобождение Польши, освобождение прилежащих областей и освобождение России нераздельны. В общем освобождении Польша представляет такую же силу, как и Россия, поэтому мы умоляем поляков не выступать преждевременно отдельной силой, которая окажется слишком слаба, чтоб держаться, и, сделавши ложный шаг, обессилит Россию на всю помощь, которую Россия ожидает от Польши, и отдалит общее освобождение». Со своей стороны, автор текста в «тетради Каплинского», призывая к сотрудничеству польских и русских революционеров, писал: «Вы, господа, давно уже соглашались в мнениях с русскими патриотами и часто говорили об этом громко. Теперь настает время действовать. Не устрашайтесь этого, во-первых, чтобы не показаться самим перед собой трусами, а во-вторых, чтобы не привлечь на себя проклятия родных отцов и матерей; ведь вы же гордитесь декабристами, отчего вам не идти их следом?»

Из сказанного видно, что руководимый Домбровским кружок генштабистов и связанные с ним петербургские военные кружки не являлись чисто польскими организациями, не были чем-то вроде филиала складывавшейся в Польше партии красных. Это была многонациональная по составу участников, единая для Петербурга или организационно самостоятельная чисто военная федерация кружков, которая примыкала к «Земле и воле» и имела более или менее тесные контакты с польскими конспиративными организациями. О ее внутренней структуре известно немного. Один из наиболее осведомленных участников событий, Владислав Коссовский, в подготовленных для следственной комиссии заметках писал: «Полное разъяснение этого темного и сложного вопроса едва ли возможно; можно делать весьма правдоподобные допущения, вероятность будет очень большая, но достоверность едва ли достижима. Так, известно, что в Петербурге образовались кружки, так называемые литературные и нелитературные: один, например, кружок Домбровского, Гейденрейха, Варавского; другой — Огрызки, Спасовича, Пшибыльского, Костомарова, Нажимского, Сераковского, Падлевского[6]; третий — Утина, Пантелеева[7]; четвертый — Энгельгардта, Лаврова, Шишкова[8], да, вероятно, и сотня других. Как теперь объяснить возникновение первого из них, переход от кружка знакомых к кружку политических деятелей, связь между одним и другим, а этого — с третьим и т. д. кружками? Трудная задача выпала на долю историка, описывающего печальные смуты…»

Сотрудничество между русскими и польскими революционными силами, в котором активно участвовали петербургские военные кружки под руководством Сераковского и Домбровского, имело различные формы. Важнейшую роль играли совместное распространение нелегальных изданий, обмен ими, помощь друг другу в их размножении, хранении, транспортировке. В значительной мере осуществлялись открытые антиправительственные выступления, вроде описанной «истории» в Инженерной академии, манифестации во время похорон Шевченко (март 1861 года), студенческих выступлений (сентябрь — октябрь того же года) и т. д. Довольно регулярной была связь с лондонским революционным центром русской эмиграции и польской революционной эмиграцией, главными центрами которой в то время были Париж и Лондон. В 1859 году за границу ездил Л. Звеждовский. Во время пребывания в годичной заграничной командировке, начавшейся в мае 1860 года, Сераковский побывал в Лондоне у Герцена и Огарева, встретился в Париже с Мерославским и Высоцким, в Берлине с Гуттри и Неголевским, установил контакты с многими другими западноевропейскими революционерами и политическими эмигрантами из России, и Польши. По возвращении он вместе с Домбровским направил за границу двух офицеров: Зыгмунта Падлевского, который подал в отставку, и Владислава Коссовского, взявшего долгосрочный отпуск. Они стали преподавателями тактики и артиллерии в польской военной школе, созданной в Италии для подготовки будущих повстанческих командиров.

5

О том, кто скрывается за этой подписью, среди ученых до сих пор идут нескончаемые споры. Вероятнее всего, это был один из ближайших соратников Чернышевского по созданию «Земли и воли», издатель и публицист Н. А. Серно-Соловьевич.

6

Кружок из польских и украинских литераторов, чиновников, офицеров, в который, по словам Коссовского, входил и Т. Г. Шевченко.

7

Студенческий кружок, точнее, студенческие кружки в Петербургском университете, ставшие базой для создания столичного отделения «Земли и воли».

8

Кружок артиллеристов или чернышевцев, упоминавшийся выше.