Сломанные ангелы

Двадцатью минутами позже мы отыскали береговую линию и пошли курсом на открытое море, чтобы миновать районы, где, поданным войсковой разведки «Клина», кемписты расставили самонаводящиеся мины. Шнайдер летел на дозвуковой скорости, и нас могли запросто перехватить.

С начала полета я сидел в пилотской кабине и усиленно делал вид, что изучаю данные, поступающие со спутников Кареры. На самом деле я внимательно наблюдал за Таней Вордени. Как подсказывала мне интуиция Посланника.

Археолог сидела, забравшись в глубокое кресло, самое дальнее от входного люка и, соответственно, ближайшее к иллюминаторам обзора. Головой она почти упиралась в стекло. Глаза открыты, однако определить, видит она проносящийся внизу пейзаж или нет, казалось невозможным. На лице застыла неподвижная маска.

Заговорить с ней я даже не пытался. Похожими масками выглядели лица тысяч людей, прошедших передо мной за последний год. По прошлому опыту я знал: Вордени снимет маску, если захочет. Или останется в ней навсегда.

Таня Вордени сидела, закрывшись для любых внешних раздражителей, словно в скафандре. Скафандр – вот ответ, единственно доступный человеку в ситуации, когда параметры внешней среды не позволяют его разуму остаться невредимым. Когда без защиты просто не выжить.

В свое время это состояние определили как «посттравматический синдром». Всеобъемлющий и весьма расплывчатый термин. Напоминает одну надпись на заборе: проверь и, ясное дело, найдешь не то, что написано. Наверное, для более или менее эффективной борьбы с этим синдромом придумали немало всякого. Но такова психология и сама философия медицины – на самом деле все врачи преследуют одну и ту же цель: устранять последствия, а не лечить от хвори.

Что в нашем случае невозможно.

По-моему, совершенно неудивительно, что мы подобно неандертальцам продолжаем столько лет орудовать каменными топорами в остатках изящных марсианских сооружений и до сих пор не обнаружили ничего, что дало бы ключ к разгадке древней культуры.

В конце концов, глупо считать, будто мясник может соперничать с бригадой нейрохирургов. И неизвестно, в какой степени люди повредили бы носитель беспечно оставленных им знаний и технологий, обнаружив марсианский корабль слишком рано. Пока мы лишь стая шакалов, вынюхивающих брошенные тела и останки кораблекрушений.

Из переговорного устройства послышался голос Шнайдера:

– Выходим на побережье. Подниметесь ко мне?

Отодвинувшись от голографического дисплея, изображение на котором моментально потеряло объем, я искоса взглянул на Вордени. На голос Шнайдера она отреагировала, едва заметно повернув голову в сторону источника звука. Однако ее глаза посмотрели на диффузор закрепленного под потолком громкоговорителя совершенно безучастно.

Для меня не составило бы труда выудить из Шнайдера информацию о характере его прошлых отношений с Вордени, но я не знал, есть ли здесь связь с нашей теперешней ситуацией. По собственному признанию Яна, их контакт был непродолжительным, закончился два года назад с объявлением войны и, по моим представлениям, не мог принести особых проблем.

В худшем из сценариев могла оказаться выдумкой вся история с оставшимся в целости межзвездным кораблем. Если так, то под прикрытием этой «легенды» Шнайдер мог рассчитывать на освобождение напарницы-археолога и безопасный отход. К такому выводу подталкивали прошлые попытки ее освобождения. На секунду я даже засомневался: не сам ли Шнайдер направил тех бойцов-кемпистов с их «хорошими технологиями»?

Окажись предположение верным – и мне придется сильно разозлиться.

Внутренне и даже подсознательно я почти верил в версию Шнайдера. С момента, когда мы оба покинули госпиталь, удалось подтвердить много деталей, оказавшихся фактически точными. Верными были имена и даты: к северу от Заубервилля действительно проводились археологические раскопки, а в документах значилась распорядитель работ Таня Вордени. Транспорт обеспечивал пилот Ян Мендель, но лицо с фотографии принадлежало Шнайдеру, и список его рейсов действительно начинался с бортового номера и полетных данных суборбитального грузовика «Моваи» десятой серии. Если прежде Шнайдер и пробовал вытащить Вордени, эту попытку могли объяснять причины более материальные, чем простая симпатия. А если Шнайдер этого не делал, значит, в нашей игре участвовал кто-то еще. Как бы то ни было, за Шнайдером необходимо приглядывать.

Когда я вставал, то едва не ткнулся лицом в дисплей. Челнок заложил вираж, взяв курс на море. Уцепившись за проложенный над головой поручень, я посмотрел вниз, на археолога:

– На вашем месте я пристегнул бы привязной ремень. Предстоит небольшая встряска.

Она не ответила, но передвинула руки ближе к коленям. Я перешел в кокпит. Не отрываясь от рукояток управления, Шнайдер мельком взглянул в мою сторону. Кивнув, он показал в сторону дисплея, развернутого на максимум в самом верху зоны проекции:

– Судя по приборам, море не глубже пяти метров. Отмель тянется на много километров. Ты уверен, что это дерьмо не расставлено у самого берега?

Я сел рядом, заняв кресло второго пилота:

– Если так, мы бы увидели их торчащими из-под воды. Умная мина размером с «ядреную» бомбу и никак не меньше. Вообще это скорее мини-подлодка. Автоматическая, конечно. У тебя работает второе кресло?

– Разумеется. Просто надень маску. Управление вооружением – справа.

Натянув на голову эластичную маску стрелка-наводчика, я приложил руки к височным активационным площадкам. Перед глазами развернулся обозначенный в насыщенных тонах пейзаж. Ясного голубого цвета с переходами к серому, с хорошо видимым ландшафтом морского дна. Все находившееся на нем я мог видеть в тонах красного цвета, насыщенность которого определяли заранее внесенные в программу данные.

На дне лежали в основном безжизненные металлические останки, не проявлявшие никакой электроактивности и отображавшиеся на экране розовым цветом. Скользя над виртуальной картиной, я старался не напрягаться и не искать специально никакой активности, релаксируя в миллиметре от состояния «дзен».

Минному тралению Посланников не обучали. Парадоксально, но центром любых тренировок была выработка способности к достижению общего баланса. Такой баланс приходил сам как противоположность напряженному ожиданию любых событий. Посланник Протектората действует так, словно ему придали цифровую форму. Легко меняя облик и, как вечнозеленое дерево, сбрасывая гиперпространственные иголки, он готов проснуться где угодно. Готов очнуться в незнакомом теле и неизвестном мире, где по тебе к тому же стреляют. В конце концов ко всему привыкаешь.

Даже в удачный день к крутым переменам заранее не подготовишься, а при столь широком диапазоне ситуаций – от нестабильности до смертельной опасности – иного варианта у Посланников просто не случалось. Все они давно адаптировались.

Держа руки в карманах комбинезона, наш тренер Вирджиния Видаура задумчиво разглядывала присутствовавших слушателей из корпуса Посланников. Первый день после нашего поступления на службу. Она рассуждала вслух примерно так:

– Поскольку вычислить математическое ожидание всего, чего угодно, невозможно, мы будем учить вас не ждать ничего определенного. Тем самым вы окажетесь подготовленными ко всему.

Сознание не успело среагировать на первую мину. На самом краю поля моего зрения возникла красная вспышка, и руки уже взяли цель на ручное сопровождение. «Есть PC!» Нажав на кнопку, я разрешил залп орудиям шаттла. Небольшие противоракеты сорвались в сторону мины, прочертив виртуальный пейзаж зелеными трассами. Они вскрыли поверхность воды, словно ножи, разрезающие мякоть, и прошили мину на старте, до момента, когда она могла уклониться или принять решение. Детонационная вспышка – и поверхность моря выгнулась, как тело на столе для допросов.

Когда-то давным-давно человек управлял системами вооружения вручную. Люди поднимались в воздух на аппаратах не больше, да и не лучше, чем ванна с крыльями. Они стреляли друг в друга из того, что могли захватить с собой в кабину, и швыряли вниз ручные гранаты вместо бомб. Позже пришлось изобрести машины, годные для этой работы, и они делали свое дело быстрее и точнее людей. Какое-то время приоритет оставался за машинами.