Сломанные ангелы

Раздался до невозможности писклявый смех, определенно исходивший от странной фигуры в центре. От неожиданности я даже моргнул.

– Ян! Ян, дружище… Неужели ты нервничаешь? Из-за меня?

Голос показался детским.

– А сам как думаешь? Гребаный придурок.

Шнайдер выдвинулся вперед, и я увидел, как странная тень тоже дрогнула, разделяясь надвое. Немного удивившись такому обстоятельству, я активизировал нейрохимию зрения. И наконец разглядел фигуру мальчика лет приблизительно восьми, спускавшегося на землю с рук взрослого. До этого момента ребенок сидел, ухватившись за его шею.

Достигнув земли, мальчик побежал навстречу Шнайдеру, и я увидел, как несший его человек сразу же замер, будто замерз. Тут и меня прошиб настоящий озноб. «Выкрутив» до упора коррекцию зрения, я с ног до головы просканировал неподвижную фигуру. Человек не носил защитной маски, а лицо напомнило мне кое-что очень знакомое…

Рот закрылся сам по себе, едва я понял, что передо мной. Шнайдер с мальчишкой провели серию замысловатых рукопожатий, тут же увлекшись разговором на темы, понятные лишь им двоим. Посреди ритуала мальчик внезапно обратил внимание на Таню Вордени и нарочито вяло кивнул, как бы для знакомства, но с очевидным, хотя и непонятным мне подтекстом. Мне показалось, что мальчик Джоко нарочно затеял клоунаду со встречей. Он был само дружелюбие и просто светился, как новогодняя елка на Харлане.

Пыль понемногу оседала, и силуэты остальных членов делегации медленно обретали не столь угрожающие формы. Ставшая прозрачной атмосфера открыла нам группу, в основном состоявшую из молодых людей, явно не профессиональных военных и к тому же сильно нервничавших. Слева я заметил бородача. Он стоял, закусив губу, что особенно выделялось на фоне маски, прикрывавшей верхнюю часть его лица. Другой боец переминался с ноги на ногу. Оружие у всех либо висело на ремне, либо находилось в походной укладке. Когда я спрыгнул с борта челнока, фигуры встречавших отпрянули назад.

Примирительно подняв руки вверх ладонями к противнику, я извинился за неосторожность:

– Пардон.

– Зачем извиняться перед этим идиотом, – грубовато пошутил Шнайдер, возившийся с мальчиком в безуспешных попытках сделать захват за шею. – Джоко, подойди и поздоровайся с дядей. Это настоящий Посланник, и он был на Иненине.

– Серьезно?

Мальчик протянул мне руку. Он выглядел хорошо сложенным и со временем мог стать по-настоящему красивым мужчиной. Одежда ребенка состояла из безукоризненно сшитого саронга розовато-лилового цвета и стеганой жилетки подходящего стиля.

– Джоко Респинеджи, к вашим услугам. Прошу прощения за прием, но в наше трудное время… В общем, «лучше перебдеть, чем недобдеть». Ваш запрос пришел на частотах, доступ к которым имеют лишь войска «Клина», а Ян, несмотря на мои глубокие чувства к нему, никогда не вращался в высших сферах. Мы опасались, что это ловушка.

– А… засекреченная связь, – важно промолвил Шнайдер. – Мы украли эту штуку у «Клина». На сей раз говоря, что свалил из армии, я имел в виду именно это.

– Кто мог устроить тебе ловушку? – я задал вопрос мальчику.

– А-а… – он вздохнул с серьезным выражением человека, скрывающегося не одно десятилетие. – Что зря говорить… Агенты правительства, Картель, заинтересованные корпорации, шпионы кемпистов. Никто не любит Джоко Респинеджи. На этой войне нейтралитет не спасает вас от врагов. Скорее лишает последних друзей и поддержки любой из сторон.

– Но война еще не докатилась до юга, – заметила Вордени.

– А мы так рады, мы страшно рады, – Джоко Респинеджи приложил руку к левой стороне груди. – Однако сегодня не быть на линии фронта означает находиться под оккупацией, не важно чьей. А Лэндфолл – всего в восьми километрах к западу. Эту местность можно считать полосой охранения, что означает наличие гарнизона милиции и периодические визиты людей из Картеля, – Джоко снова тяжело вздохнул, подытожив:

– Что обходится очень дорого.

Я с недоверием посмотрел ему в глаза:

– А где ваш гарнизон? Где он?

– Здесь, – мальчик повернулся и ткнул пальцем в сторону своих воинов. – Плюс оставшиеся в бункере связи. Практически это все мои люди.

– Это что, гарнизон милиции? – спросила Таня Вордени.

– Да, – Респинеджи печально вздохнул, но через мгновение снова обратил лицо к нам. – Разумеется, говоря о дороговизне, я имел в виду визиты политических агентов компаний. Вернее, цену, отданную за их расположение. Это выгодно для них и для нас. Чиновники – люди вполне предсказуемые, но… имеют свой… гм… интерес. И расположение к нам не означает прекращения набегов. Как правило, экспедиции возвращаются каждые несколько месяцев.

– Они сейчас здесь?

– Будь они здесь, я не стал бы приглашать вас. Улетели неделю назад.

Мальчика передернуло от нервной гримасы, странной для его совсем юного лица.

– Улетели, очень довольные найденным. Я рассмеялся, не сумев удержаться.

– Кажется, мы попали в правильное место и время.

– Смотря по тому, за чем вы пришли, – парировал Респинеджи. Он взглянул на Шнайдера. – Ян воздержался от объяснений. Однако пора уходить. Даже в Раскопе-27 есть места, более пригодные для бизнеса.

Вместе с нами мальчик направился к группе своих бойцов, издав при этом своеобразный квохчущий звук. Фигура того, кто прежде нес мальчика, неуклюже сгорбилась, поднимая Джоко на плечо. Позади я услышал вздох Вордени, увидевшей, что сделали с этим человеком.

Несомненно, с ним случилось худшее, что может произойти с человеческим существом. Впрочем, еще недавно я мог наблюдать и более ужасные вещи. Что-то весьма неэстетичное было в самой конструкции изуродованной головы, державшейся за счет серебристого цемента или скорее сплава, скреплявшего ее некогда целые части. Если вообще уместно строить догадки по поводу сюжета, я мог бы представить дело результатом удара шрапнели. По-моему, любое иное оружие, применяемое сознательно и с определенной целью, вообще не должно оставить шанса на восстановление тела.

Но здесь кто-то озаботился восстановлением. Разбитые обломки черепа уже мертвого человека составили вновь, заполнили резиноподобной массой промежутки между обломками его костей, вставили в пустые глазницы фоторецепторы, сидевшие теперь на местах словно серебристые, ждущие свою добычу пауки. Видимо, он решил вдохнуть в остатки мозгового вещества немного жизни. Достаточно, чтобы привести в действие вегетативные реакции и главные моторные функции тела. Похоже, существо действительно могло выполнять отдельные команды, заранее запрограммированные другими людьми.

Незадолго до моего последнего ранения на Северном выступе я работал с одним сержантом афрокарибского происхождения, чье тело было его собственным. Как-то ночью, лежа в руинах, бывших, кажется, церковью, я услыхал от него предание, в его народе передававшееся из поколения в поколение. Они пронесли свой миф через земной океан и впоследствии, надеясь на лучшую жизнь, – в мир, известный теперь как Латимер.

Миф рассказывал о колдунах. И о слугах, сделанных ими из тел умерших людей. Якобы их поднимали из могил. Не помню, как называли такое существо, но знаю точно: одно из них держало Джоко на своих руках.

– Тебе это нравится? – мальчик обратился ко мне, сидя у самой головы изувеченного создания.

– Не думаю. Нет.

– Ну да… выглядит неэстетично, однако… – мальчик старался придать своему голосу оттенок деликатности. – Однако, на мой взгляд, при разумном использовании повязок и подходящей одежды мы создаем ансамбль, достойный сочувствия. Искалеченный солдат и невинное создание, спасшиеся из руин своей жизни: идеальное прикрытие. Конечно, не дай нам бог такие обстоятельства.

– Все тот же старина Джоко… – ко мне подошел Шнайдер и приятельски подтолкнул локтем, добавив:

– Как я и обещал – всегда на шаг впереди обстоятельств.

Я лишь пожал плечами:

– Я видел, как целые колонны пленных расстреливали просто так, для тренировки.