Страница 16 из 85
Фактически же Корея была от Китая независима. Но в перспективе дело шло к зависимости от Японии. Однако Корея могла стать и зоной разумного влияния России в том случае, если бы мы пришли в Корею вовремя и значимо — почти сразу после того, как отказались от Русской Америки.
То есть — в конце 60-х или в самом начале 70-х годов... Конечно, наших отношений с режимом Цы Си это не. улучшило бы. Ну и что? С Россией из-за Кореи маньчжурская династия воевать не стала бы не только по причине своей фактической крайней слабости, но и потому, что японцы в Корее справедливо воспринимались как оккупанты, а русские могли быть восприняты как гарант стабильности.
Еще более перспективно такой вариант выглядел бы, естественно, при сохранении нами Русской Америки. Да и было бы все это — при ее сохранении — еще более возможным! При умной русской внутренней и внешней политике сил бы тут хватило на все. Ведя европейскую войну за свободу «братушек», Россия влезала в миллиардные внешние долги. Отказ от идиотской европейской политики сразу же давал бы средства для захватывающих дальневосточных проектов.
Увы, не для квази-русских «бар Романовых» и тяжеловесного Александра Третьего это было возможным и доступным для понимания и осуществления.
А вот Россия такое вполне могла бы осилить!
Эх!
Позднее, когда время было упущено, Россию в Корею настойчиво толкали многие, и Витте — в том числе. Хотя основное направление, задаваемое Витте, было маньчжурским.
Цели у него были, скажу прямо и заранее, провокационными и антирусскими. Результатом здесь могло стать только возникновение и развитие русско-японских трений, что на деле и произошло.
Иными словами, в интересах тех мировых антироссийских сил, для которых Витте в Европе старался рассорить Россию и Германию, он же в Азии стравливал Россию и Японию.
Причем, что интересно и в каком-то отношении даже забавно до грустного... Знаменитый в будущем геополитик Карл Хаусхофер, знаток Японии (в 1908 — 1910 годах он был там военным атташе Германии) и мировой ситуации вообще, оценивал Витте как проводника прогерманской линии в России, да и его дальневосточную политику ценил высоко.
Ловок был граф Сергей Юльевич на актерство и притворство — что и говорить!
Вообще-то вначале в Корее соперничали — как мы об этом уже немного знаем — Япония и Китай. Корея издавна считалась феодальным «леном» Небесной империи... Но в 1875 году Япония предприняла туда военную вылазку.
Всего двадцать лет назад Япония находилась в состоянии жесткой феодальной самоизоляции, режим которой длился к середине XIX века уже третий век.
Лишь под корабельными пушками эскадры американского коммодора Перри Япония была вынуждена открыть страну для внешнего мира.
Теперь уже японцы требовали от корейцев «открытия» страны методами классической «дипломатии канонерок». В апреле 1875 года три военных японских корабля впервые вошли в устье реки Ханган, на которой стоит корейская столица Сеул.
В 1876 году Япония навязала Корее неравноправный торговый договор, открывший дорогу уже договорам с Кореей Соединенных Штатов и Запада.
Корейцы — народ небольшой, но упрямый, независимый, себя уважающий. В 1882 году в Корее поднялось первое антияпонское восстание. Япония отступила.
В декабре 1884 года в Сеуле произошел прояпонский дворцовый переворот (провернули все это, конечно, сами японцы). Но все быстро закончилось тем, что население столицы напало на японское посольство и сожгло его, убив нескольких японцев.
Прояпонское правительство сбежало в Японию.
А в Корее возросло влияние вмешавшегося в ситуацию Китая. Во второй половине 80-х годов доля Японии в корейском импорте резко снизилась, зато доля Китая возросла.
Что же до России, то королевская Корея была не прочь пойти и под руку России (на правах чуть ли не присоединения!).
А вот Россия...
Я, уважаемый читатель, признаюсь, глазам своим не поверил, когда прочел, что к тому времени, когда 7 июля 1884 года в Сеуле был подписан первый русско-корейский договор о дружбе и торговле, Корея была единственной из сопредельных стран Востока, с которой Россия до этого не поддерживала никаких официальных, в том числе и дипломатических, отношений.
Это надо же!
Оказывается, мы «в упор» не замечали как раз то сопредельное (то есть имеющее с нами общую границу) государство, своевременное мощное покровительство которому могло бы придать нашей дальневосточной политике феноменально заманчивые и долговременные перспективы!
Александр Третий под авантюрный «тибетский» проект (о нем будет рассказано в свое время) отваливал два миллиона рублей. Николай Второй субсидировал постройку КВЖД.
А ведь не в Тибет, не в КВЖД, а в Корею надо было вкладывать русские силы и средства. В Корею России можно было идти — как сильной и дружественной соседке — еще тогда, когда коммодор Перри лишь подплывал к берегам Японских островов, а Муравьев только-только раскручивал амурские наши дела...
Мы могли идти в Корею еще даже до основания Владивостока в 1860 году, а уж после основания — тем более!
Тем не менее японцы опередили нас в «корейских» делах чуть ли не на десяток лет, хотя любви и доверия к ним у корейцев традиционно не было испокон веку.
И корейцы в 1884 году — через полгода после заключения договора с нами — показали, что совсем не склонны изображать из себя перед японцами, как кролика перед удавом... Пожалуй, свою роль тут играл и этот «свежий» русско-корейский договор.
Куда только Россию не совали на Дальнем Востоке всякие там витте и романовы — в Маньчжурию Северную, в Маньчжурию Южную... Но только не туда, куда нам надо было идти... То есть — в Корею.
Впрочем, и в Корею, как я уже говорил, нам надо было если и идти, то — вовремя... Скажем — в 1885 году, когда растерявшийся под напором обстоятельств и массы новых «торговых партнеров» и «друзей» Сеул выразил желание принять прямой протекторат России. Прямой протекторат! Добровольно! Это, по сути, был бы первый шаг к включению сопредельной Кореи в состав России — на правах широкой автономии при верховном праве России на защиту рубежей своего дальневосточного протектората.
Не решились...
Зато за шесть лет до этого русский военный министр Милютин (надо сказать, глубоко русский патриот, реформатор русской армии, но человек невеликого политического ума) не находил ничего более подходящего, как выдвигать русские войска к границе с Германией — к досаде и недоумению кайзера Вильгельма.
О непонимании этого и впрямь рациональным мышлением не понимаемого шага Вильгельм прямо говорил самому Милютину.
Не более понятным было строительство железных дорог на западе России — явно в целях быстрой переброски русских войск опять-таки к германской границе...
А если бы эти дороги да вести на русский Дальний Восток — по русской, естественно, территории?
А если бы эти бы войска да постепенно перебросить по ним туда же, на Дальний Восток, — так, для острастки горячих голов и для укрепления веры в мощь России голов трезвых и осторожных?
А если бы после первой же просьбы корейского короля да и ввести их в Корею и начать в Корее укрепляться прочно? У нас же была с ней пусть и узенькая, но сухопутная граница.
Причем и естественные «рокады» вдоль китайско-корейской границы были — реки Ялу и Тымынь... Было по чему совершать маневр войсками для защиты границ нового благоприобретенного протектората.
Вместо подобных решений и действий романовская Россия в 1888 году навесила на себя цепи первого французского займа, которым облагодетельствовали Отечество Витте вкупе с экс- и нью-бердичевскими банкирами («Новым Бердичевом» именовали Санкт-Петербург бывшие местечковые еврейские ростовщики, удачно перебравшиеся в русскую столицу)...
Россия ввязывалась в чуждые ее интересам европейские свары. А перспективная ситуация в Корее была отдана на откуп Японии.
18 апреля 1885 года Япония и Китай заключают в Тяньцзине конвенцию о равных, по сути, правах в Корее и об отказе от ввода туда войск сторон. Войска из Кореи взаимно отзывались, но могли быть введены туда вновь. «Равновесие» оказывалось, конечно же, неустойчивым.