Страница 33 из 72
Когда через несколько мгновений Жеримский стал подниматься по ступенькам, толпа закричала еще громче, и рев стал совершенно оглушительным, когда кандидат взошел на трибуну. Он остановился и помахал рукой сначала в одну сторону, потом в другую. Теперь Коннор мог точно сказать, сколько шагов сделает Жеримский, прежде чем повернется и снова помашет толпе.
Люди подпрыгивали, чтобы лучше увидеть кандидата. Коннор не обращал на них внимания; он следил за милиционерами: большинство из них смотрели в сторону от трибуны. Они явно что-то — или кого-то — искали. У него мелькнула мысль… Но нет, это невозможно; им овладевает паранойя. Он вспомнил, как один старый агент сказал ему, что на последнем задании человек чувствует себя неувереннее всего.
Но если сомневаешься, надо соблюдать одно правило: удалиться из опасной зоны. Коннор быстро оглядел площадь, раздумывая, куда лучше уйти. Ожидая, когда Жеримский начнет говорить, толпа начала успокаиваться. Коннор решил двигаться к северному краю площади в тот момент, когда начнется взрыв долгих аплодисментов. Во время аплодисментов было менее вероятно, что заметят, как он выбирается из толпы. Он почти рефлекторно посмотрел в сторону Митчелла. Тот стоял в нескольких метрах справа — несколько ближе, чем когда Коннор впервые его заметил.
Жеримский подошел к микрофону и поднял руки, давая понять толпе, что он начинает говорить.
— Я увидел иголку, — сказал Сергей.
— Где? — спросил Джексон.
— Вон там, примерно в двадцати шагах от трибуны. У него волосы другого цвета, и он выглядит стариком. Вы должны мне десять долларов.
— Как ты усмотрел его на таком расстоянии? — спросил Джексон.
— Он — единственный, кто сейчас пытается уйти с площади.
Джексон протянул Сергею десять долларов. Жеримский подошел к микрофону.
— Друзья! Товарищи! — провозгласил он. — Для меня большая честь выступать здесь в качестве вашего кандидата. С каждым днем я все более и более убеждаюсь…
Оглядев толпу, Коннор снова увидел Митчелла, который сделал еще один шаг по направлению к нему.
— …Хотя мало кто из наших граждан хочет возвращения к прежнему тоталитарному режиму, огромное большинство…
«Лишь некоторые отдельные слова изменены», — подумал Коннор. Он заметил, что Митчелл сделал еще шаг по направлению к нему.
— …Хочу увидеть более справедливое распределение богатства, созданного вашим мастерством и трудолюбием…
Толпа начала издавать приветственные возгласы. Коннор быстро сделал еще несколько шагов вправо. Когда аплодисменты замолкли, он застыл на месте.
— Почему человек, сидевший на скамье, следит за вашим другом? — спросил Сергей.
— Потому что он — не профессионал, — сказал Джексон.
— Или профессионал, который точно знает, что он делает, — предположил Сергей.
— Боже, не говори мне, что я теряю сноровку, — сказал Джексон.
— Посмотрите на улицы Санкт-Петербурга, товарищи! — продолжал Жеримский. — Да, вы увидите мерседесы, БМВ и ягуары, но кто в них сидит за рулем? Только привилегированное меньшинство…
Когда толпа снова зааплодировала, Коннор сделал еще несколько шагов севернее.
— …Я жду того дня, когда мы перестанем быть страной, где больше лимузинов, чем скромных машин…
Коннор оглянулся назад и увидел, что Митчелл сделал еще два или три шага по направлению к нему. Чего он хочет?
— …и больше счетов в швейцарских банках, чем больниц…
Коннор решил увильнуть от Митчелла во время следующего шквала аплодисментов.
— Мне кажется, я его заметил, — сказал милиционер в штатском, оглядывавший толпу в бинокль.
— Где, где? — Большенков выхватил у него бинокль.
— Двенадцать часов, пятьдесят метров сзади, застыл на месте. Он — перед женщиной в красном шарфе. Он не похож на свою фотографию, но при каждом взрыве аплодисментов он продвигается вперед слишком быстро для человека его возраста.
Большенков сфокусировал на нем бинокль.
— Вижу, — сказал он. Через несколько секунд он добавил: — Да, должно быть, это он. Прикажите тем, кто на двух часах, подойти и задержать его, и пусть те, кто стоят в двадцати метрах впереди, их прикроют. Скорее! — Молодой офицер выглядел нерешительным. — Если мы ошибемся, беру ответственность на себя.
— …Не будем забывать, — продолжал Жеримский, — что Россия снова может стать величайшей в мире державой…
Митчелл теперь был в двух шагах от Коннора, который усердно старался его не замечать. Через несколько секунд должна была последовать долгая овация, когда Жеримский скажет, что́ он намерен делать, став президентом: никаких банковских счетов, на которых лежит наворованное у народа добро — это всегда вызывало самые громкие крики восторга. Затем Коннор исчезнет, тем самым обеспечив Митчеллу канцелярскую должность в какой-нибудь занюханной глухомани.
— …Я посвящу все свое время служению вам и буду вполне удовлетворен президентской зарплатой, вместо того, чтобы брать взятки у бесчестных олигархов, которые заинтересованы только в том, чтобы грабить народное богатство…
Толпа взорвалась восторженными возгласами. Коннор повернулся и начал двигаться вправо. Он сделал почти три шага, когда первый милиционер схватил его за левую руку. Через секунду второй милиционер схватил его справа. Правило первое: если тебе нечего скрывать, не сопротивляйся аресту. Ему скрутили руки за спиной, повалили на землю и надели на запястья наручники. Вокруг трех человек, упавших на землю, образовались любопытные. Их сейчас гораздо больше интересовала эта интермедия, чем слова Жеримского. Митчелл слегка отодвинулся назад, ожидая неизбежного вопроса: «Кто это?»
— Киллер из мафии, — прошептал он прямо в ухо ближайшего человека. Он стал двигаться по направлению к ограждению для журналистов, периодически повторяя: «Киллер из мафии».
— Вы арестованы, — сказал третий милиционер, чьего лица Коннор не видел, потому что он был прижат носом к земле.
— Уведите его! — велел тот же властный голос, и Коннора потащили к северной стороне площади.
Жеримский заметил, что в гуще толпы что-то происходит, но, будучи опытным профессионалом, сделал вид, что не обращает на это внимания.
— …Если Чернопов станет президентом, американцы будут более заинтересованы во взглядах Мексики, чем во взглядах России, — без запинки продолжал он.
Джексон не отрывал глаз от Коннора, когда толпа быстро раздвинулась, чтобы пропустить милиционеров с арестованным.
— …Друзья мои, осталось шесть суток до того дня, когда народ примет решение…
Митчелл быстро направился к ограждению для журналистов.
— …Сделайте это не ради меня. Сделайте это даже не ради коммунистической партии. Сделайте это ради будущего поколения россиян…
Милицейская машина под эскортом мотоциклистов начала двигаться с площади.
— …которые смогут сыграть свою роль граждан великого народа на земле. Я прошу только одного — права руководить этим народом.
Жиримский помолчал, пока не убедился, что овладел вниманием слушателей, и негромко закончил:
— Товарищи, я — ваш слуга.
Он отступил назад, и внезапно вой милицейских сирен был заглушен ревом ста тысяч голосов.
— Киллер из мафии, — сказала турецкая журналистка одному из своих коллег — этот «факт» она почерпнула от кого-то из толпы, которого она позднее процитирует в качестве «авторитетного источника».
Митчелл взглянул на ряд телевизионных камер, которые снимали движение милицейской машины, пока она не скрылась из виду. Затем он посмотрел на единственного человека, с которым ему нужно было побеседовать. Он терпеливо ждал, пока Клиффорд Саймондс взглянет в его сторону, и когда тот наконец это сделал, Митчелл помахал ему рукой, показывая, что ему нужно срочно поговорить с ним. Репортер Си-эн-эн быстро протиснулся сквозь ликующую толпу и подошел к американскому атташе по культуре.
Жеримский оставался на трибуне, упиваясь обожанием слушателей. Он не собирался уходить, пока они продолжали кричать.