История Нины Б.

Без сомнения, это служащие криминальной полиции, думал я, прохаживаясь взад-вперед по холлу; все идет так, как я и ожидал. В этот день было очень тепло, снег быстро таял, его белый покров в некоторых местах парка сильно поредел. Через десять минут меня позвали к Бруммеру. Его апартаменты находились на третьем этаже, он принял нас в большом красном салоне. Нина тоже была здесь. Когда я вошел, она сидела у окна в хрупком креслице в стиле рококо, слегка наклонив голову. На ней был серый фланелевый костюм и черные туфли. Ее глаза сверкали, и я знал, что она думала о вчерашнем, как и я. Она была бледна и серьезна.

— Хольден, — сказал Бруммер, сидя в черном, отделанном золотой тканью утреннем халате перед холодным камином, — я знаю, что вы уже познакомились с обоими господами.

— Конечно, — сказал я, посмотрев на мужчин, которые сидели на диване рядом с Цорном, — серьезные, интеллигентные, бдительные.

— Эти господа — криминальные служащие, — сказал Бруммер. — То есть они бывшие криминальные служащие. Теперь они занимаются частной детективной практикой. (Я ужаснулся, надеясь, что никто этого не заметит.) Доктор Цорн давно знает этих господ. Они пользуются нашим доверием и останутся с нами.

— Останутся с нами, — по-идиотски повторил я, чтобы не обнаружилось, как я смутился. Я должен был выиграть время. Я должен был все продумать. Итак, Бруммер опять не объяснился с полицией. Пока еще не объяснился, пока еще…

— Вам будет интересно узнать, Хольден, что наш незнакомый друг снова написал мне. Он угрожает мне убийством — здесь, в Баден-Бадене. Вы понимаете, что мне необходима охрана.

— А полиция…

— Да перестаньте вы со своей полицией, будь она трижды проклята! — сказал он громко и яростно. — Я не хочу больше вас слушать. Вы прекрасно знаете, почему я не иду в полицию. Кроме того, оба господина могут сделать для меня значительно больше. Для полиции я — один случай из многих. Для господ — индивидуальный клиент.

Я промолчал.

— Господа будут жить здесь, в отеле, сказал Цорн. — Отныне ни господин Бруммер, ни фрау Бруммер не сделают ни шагу без их сопровождения.

Я вздохнул.

— В чем дело? — быстро спросил Бруммер.

— Простите?

— Вы что-то сказали?

— Я только откашлялся.

— Ну хорошо. Можете идти, Хольден. Сегодня вы мне больше не нужны.

35

Следующие четыре недели были сущим адом.

На протяжении этого времени я не мог ни одной минуты говорить наедине с Ниной или смотреть на нее. Когда я ее видел, ее всегда сопровождал один из детективов. Они ходили с ней на прогулку, за покупками, в игральный зал. В конце концов у меня сложилось впечатление, что за Нину они беспокоятся больше, чем за Бруммера, хотя на самом деле предполагать это было смешно. Просто они серьезно относились к своим обязанностям.

Так протекал день за днем. Становилось все теплее. Снег быстро растаял, весна в этом году наступила рано. Я возил Бруммера и Нину через Шварцвальд на воды Херренальба, на другую сторону Вильдбада. Куда бы они ни ехали — с ними ехал один из детективов. В сравнении с этими четырьмя неделями в Баден-Бадене времена Мальорки были раем. Тогда, по крайней мере, Нина могла мне писать, а я мог ей звонить. Теперь это было невозможно. Детективы разрушили всякую связь между нами. Мы могли смотреть друг на друга только издали, находясь в постоянном страхе быть пойманными.

Я чувствовал, что мои нервы на пределе. Скорей бы все прошло, я не мог больше этого вынести. Бруммер чувствовал себя заметно лучше. Он был рад, что, когда чувствовал себя совсем хорошо, должен был совершать прогулки, как сказал ему врач, долгие прогулки по лесу. Он знал Баден-Баден, он знал все леса в окрестностях и все дороги в них.

Была там одна дорога, которая вела по краю пропасти к маленькой пещере. Дорога была такой узкой, что по ней к пещере мог пройти только один человек. Здесь и должно было все случиться. Во время лесных прогулок я не должен был сопровождать Бруммера, и у меня было время, чтобы начать действовать.

Было ясно, что Бруммер устроит себе эту прогулку к пещере сразу, как только достаточно хорошо себя почувствует: все, кто бывали в Баден-Бадене, хоть однажды ходили к этой пещере, да и сам Бруммер тоже говорил об этом.

Так прошел март. В Баден-Бадене было уже очень тепло. Пологие лесистые склоны впитывали силу молодого солнца и крепко стояли на темной плодородной земле. Почти невозможно было представить, что здесь четыре недели назад лежал глубокий снег.

В полдень 6 апреля 1957 года я вез Бруммера и детектива Эльфина на вокзал Ооз. Бруммер ожидал визита, я не знал чьего. Мы прохаживались взад-вперед по крытому перрону в ожидании скорого поезда из Дюссельдорфа, который опаздывал на четверть часа.

Когда поезд наконец прибыл, я увидел, кто приехал к Бруммеру с визитом. Он спустился по ступенькам вагона первого класса на брусчатую мостовую платформы — коренастый, краснолицый и элегантный, как всегда. Он был в темно-сером однобортном костюме, в белых носках, в голубых кожаных ботинках, в белой рубашке с шелковым галстуком в серебристо-розовую полоску. Как обычно, от Герберта Швертфегера, в 1957 году крупного промышленника в Дюссельдорфе, а в 1943-м — оберштурмбаннфюрера СС в Минске, пахло свежим одеколоном.

Он пожал руку своему новому союзнику Бруммеру и подчеркнуто посмотрел ему в глаза. Мне коротко кивнул. Эльфину сделал строгий поклон. Пружинистой походкой он пошел вдоль по перрону рядом с Бруммером, а я следом за ним нес его чемодан и думал: зачем он приехал? Зачем он приехал?

Ответ на этот вопрос я получил сразу, как только мы все сели в «Кадиллак» и машина тронулась с места. Бруммер и Швертфегер сели сзади, а детектив Эльфин с безучастным лицом — рядом со мной.

— Между прочим… к вашему сведению, — сказал Бруммер со смехом, — Эльфин под правой подмышкой носит заряженный револьвер.

— Револьвер? — услышал я голос Швертфегера.

— Да, он детектив. Мне понадобились телохранители. Вы удивлены? Я познакомлю вас еще с одним господином, который меня охраняет. Потому что мне угрожают.

— Кто?

— Я вам расскажу. Я вам все расскажу.

— Послушайте, если вам угрожают, я бы на вашем месте заявил в полицию!

— Нет — до тех пор, пока длится следствие. А пока мы обойдемся этими двумя господами.

— Ну-ну, — услышал я крепкий, командирский голос Швертфегера. — Сдается мне, что вы нашли пожизненную должность, господин Эльфин.

Детектив натянуто улыбнулся.

Я услышал неуверенный голос Бруммера:

— Как же так? Вы же писали мне, что все идет хорошо. Я думал…

— Я тоже думал. Заблуждение, мой дорогой. Лофтинг создает новые сложности.

— А следствие?

— О прекращении в обозримом будущем не может быть и речи. В отеле я вам сразу дам подробный отчет.

О прекращении в обозримом будущем не может быть и речи.

Теперь я знал, зачем приехал господин Швертфегер. Теперь я знал и кое-что другое, а именно: теперь я сам должен сделать заявление, и тогда ничто — ни письма, ни пещера, ни пропасть — не должно пропасть даром. Настало ожидание конца. Я долго медлил. Теперь с медлительностью покончено.

36

Много цветов, желтых, голубых и белых, расцвели в седьмой день апреля 1957 года. Проезжая по Лихтенталераллее, я видел на набережной сонной Ооз много первоцветов, крокусов и фиалок.

У всех людей на улицах были приветливые лица. Женщины в легких разноцветных платьях загадочно улыбались. На многих были легкомысленные шляпки. Я видел множество легкомысленных шляп в то утро, когда ехал в полицейский комиссариат, чтобы сделать заявление.

Мужчины, многие уже без плащей, в серых, светло-коричневых, светло-синих или темно-синих костюмах, провожали женщин долгими взглядами. Им некуда было торопиться. В этот весенний день в Баден-Бадене никто никуда не спешил — кроме меня. Меня подгоняла ненависть — невидимый неслышно работающий часовой механизм, который я сам привел в движение, и ни ему, ни мне было уже не избежать этого часа «X».